Глава II. На широком тракте

Однажды солнечным летним утром Крот сказал:

– Крысик, я хочу попросить тебя об одолжении.

Крыс сидел на берегу реки и мурлыкал какую-то песенку. Он только что сам сочинил ее, поэтому был слишком увлечен и не обращал особого внимания ни на Крота, ни на что-либо другое. Он спозаранку плавал в реке со своими друзьями утками. И когда утки, по своему обыкновению, вдруг становились в воде головой вниз, подныривал и щекотал им шейки – в том месте, где могли находиться подбородки, если бы, конечно, они у них были – до тех пор, пока утки поспешно, разбрызгивая воду, снова не поднимали головы над поверхностью, сердясь и грозя ему перьями, потому что невозможно сказать все, что хочешь, когда голова у тебя под водой. В конце концов они велели ему оставить их в покое и заняться своими делами, пока они будут заниматься своими. Крыс вышел на берег, уселся на солнышке на берегу и придумал про них песню, которую назвал «Утиной песенкой»:

 
На просторной заводи,
В высоких камышах
Промышляют утки,
Качаясь на волнах.
 
 
Лапки, клювы желтые
Скрыты под водой,
Хвостики лишь серые
Вверх торчат трубой.
 
 
Водорослей гуща,
Где шустрит плотва, —
Их кладовка щедрая,
Дивных яств полна.
 
 
В ней пасутся утки,
Сладкий корм жуют,
Ну а в промежутке
Песенку поют:
 
 
«В синеве небесной
Носятся стрижи,
Рассекая воздух,
Как острые ножи.
 
 
Ну а нам милее
Вверх хвостом торчать.
Что кому по сердцу —
Не вам выбирать».
 

– Мне кажется, что это не самая лучшая твоя песенка, Крыс, – осторожно заметил Крот. Сам он поэтом не был, но в суждениях отличался крайним простодушием.

– Вот и уткам так кажется, – весело ответил Крыс. – Они говорят: «Почему нам нельзя делать то, что нам нравится, когда нам нравится и как нам нравится, без того чтобы кто-то, сидя на берегу и наблюдая за нами, делал свои замечания и сочинял про нас какие-то там песенки? Какой вздор все это!» Вот что они говорят.

– Так и есть, так и есть, – горячо подхватил Крот. UU

– Нет, не так! – возмущенно воскликнул Крыс.

– Ладно, не так, – примирительно ответил Крот. – Но я хотел попросить тебя вот о чем: не свозишь ли ты меня к мистеру Жабу? Я так много слышал о нем, что мне не терпится с ним познакомиться.

– Ну разумеется, – согласился добродушный Крыс, вскакивая на ноги и до поры до времени выбрасывая поэзию из головы. – Выводи лодку, и мы немедленно отправимся к нему. В гости к Жабу можно прийти в любое время. Будь то рано или поздно, он всегда одинаков. Всегда в добром расположении духа, всегда рад тебя видеть и всегда огорчается, когда ты уходишь!

– Должно быть, он очень милый зверь, – заметил Крот, забираясь в лодку и берясь за весла, пока Крыс уютно устраивался на корме.

– Он – лучший из зверей, – ответил Крыс. – Такой простой, такой доброжелательный и такой радушный. Может, не слишком умен, но не могут же все быть гениями. И еще он бывает хвастливым и самовлюбленным. Но у него есть и великолепные качества, несомненно.

Когда они миновали излучину, их взглядам открылся красивый величественный старинный дом из красного кирпича благородного оттенка, с ухоженной лужайкой, простиравшейся до самой реки.

– Это и есть Жаб-холл, – сообщил Крыс. – А вон та протока слева, где стоит табличка «Частное владение. Доступ запрещен», ведет к его лодочному ангару, где мы оставим свою лодку. Конюшни – там, справа. То, на что ты сейчас смотришь, – банкетный зал, очень старинный. Жаб весьма богат, знаешь ли, и его дом – один из красивейших в наших краях, хотя мы никогда не признаём этого при Жабе.

Они проскользили по протоке, и когда вплыли в тень большого ангара, Крот поднял весла. Тут они увидели много красивых лодок, подвешенных к поперечным балкам или поднятых на стапели, – на воде ни одна не стояла, и у помещения был запущенный вид, похоже, оно давно не использовалось.

Крыс огляделся.

– Ясно, – сказал он. – Значит, игра с лодочками закончена. Они ему надоели, и он их забросил. Интересно, какая у него теперь новая прихоть? Пойдем-ка поищем его, он нам сам все расскажет.

Выбравшись из лодки, они отправились по лужайке, окаймленной веселыми цветочными бордюрами, на поиски Жаба, на которого в конце концов случайно и наткнулись: с озабоченным видом он полулежал в плетеном садовом кресле, а на коленях у него была расстелена огромная карта.

– Ур-р-р-а-а-а! – завопил он, увидев их. – Чудесно, что вы пришли! – И принялся горячо жать им лапы, не дожидаясь, пока ему представят Крота. – Как это любезно с вашей стороны! – продолжал он, приплясывая вокруг них. – Крысик, я как раз собирался послать за тобой лодку со строгим указанием непременно привезти тебя, чем бы ты ни был занят. Ты мне очень нужен – вы оба нужны. Есть хотите? Пойдемте в дом, чем-нибудь перекусим! Вы даже не представляете, как здорово, что вы появились именно сейчас!

– Жабик, давай спокойно посидим хоть минуту! – перебил его Крыс, плюхаясь в свободное кресло. Крот занял другое, стоявшее рядом, и вежливо сделал подобающий случаю комплимент «восхитительной резиденции» Жаба.

– Да, это самый прекрасный дом на всей реке! – бурно воскликнул Жаб. – И не только на реке – во всем мире, если уж на то пошло, – добавил он, не сдержавшись.

Крыс ткнул Крота локтем в бок. К несчастью, Жаб заметил это и побагровел. На миг повисла мучительная тишина. А потом Жаб расхохотался.

– Ладно, Крысик, – сказал он. – Ну, таков уж я есть, ты же знаешь. А дом и впрямь совсем неплох, правда? Тебе и самому он нравится, ведь так? А теперь послушайте. Это серьезно. Вы – те самые звери, которые мне нужны, и вы обязаны мне помочь. Это очень важно!

– Догадываюсь, что это касается твоей гребли, – с невинным видом вставил Крыс. – У тебя неплохо получается, но пока ты еще поднимаешь слишком много брызг. При большом терпении и хорошем руководстве ты сможешь…

– Гребля? Да ну ее! – с отвращением перебил его Жаб. – Глупое развлечение для мальчишек. Я давным-давно с этим покончил. Пустая трата времени, вот что это такое. Меня, ребята, искренне огорчает, что вы, способные на гораздо большее, столь бездарно тратите силы и время. Нет, я открыл нечто совершенно новое, единственно сто́ящее занятие навсегда. Теперь я собираюсь посвятить ему остаток жизни и сожалею лишь о годах, бесцельно потраченных на сущие пустяки. Идем со мной, дорогой Крысик, – и твой симпатичный друг тоже пусть идет с нами, если хочет, – на конюшенный двор, и вы кое-что увидите!

Сказано – сделано: он тут же повел их – причем Крыс следовал за ним с весьма скептическим видом – на конюшенный двор, где, выведенный из каретного сарая, стоял, сияя новизной, цыганский фургон с красными колесами, выкрашенный в канареечно-желтый цвет с зелеными разводами.

– Вот! – крикнул Жаб, широко расставив ноги и раздуваясь от гордости. – Этот маленький фургон и есть воплощение настоящей жизни. Открытые дороги, пыльные большаки, вересковые пустоши, выгоны, равнины, холмы!.. Бивуаки, деревни, маленькие и большие города! Сегодня здесь – завтра там! Путешествия, перемены, новые волнующие впечатления! Весь мир перед тобой, и каждый раз новый горизонт! И заметьте: это самый замечательный в своем роде фургон, какой когда-либо существовал. Забирайтесь внутрь и посмотрите, как там все обустроено. И все я продумал сам, да!

Крота охватило невероятное волнение, ему стало чрезвычайно интересно, и он, поднявшись по ступенькам, с готовностью последовал за Жабом внутрь фургона. Крыс только фыркнул и, засунув руки глубоко в карманы, остался стоять на месте.

Внутри все действительно было оборудовано компактно и удобно. Неширокие коечки, маленький столик, который складывался и прислонялся к стенке, плита, шкафчики, книжные полки, птица в клетке и бесконечное количество кастрюль, сковородок, кувшинов и чайников всех форм и размеров.

– Полный запас провизии! – победно провозгласил Жаб, открывая один из шкафчиков. – Видишь: печенье, консервированные лобстеры, сардины – все, что пожелаешь. Содовая – здесь, табачок – там, вот почтовая бумага и конверты, бекон, джем, игральные карты и домино – все есть, – продолжал похваляться он, пока они спускались по ступенькам. – Вы убедитесь, что я ничего не забыл, когда мы отправимся в путь сегодня днем.

– Прошу прощения, – медленно произнес Крыс, жуя соломинку. – Я не ослышался? Ты сказал – мы… отправимся в путь… сегодня?

– Слушай, добрый мой старый друг Крысик, – взмолился Жаб, – не начинай опять разговаривать со мной в этом холодно-снисходительном тоне, потому что ты знаешь, что тебе придется поехать. Я просто не справлюсь без тебя, так что пожалуйста: будем считать вопрос решенным и не спорь – это единственное, чего я не выношу. Не собираешься же ты в самом деле навсегда привязать себя к своей унылой затхлой старушке-реке, жить в земляной дыре и без конца плавать на лодке? Я хочу показать тебе мир! Я собираюсь сделать из тебя настоящего зверя, мальчик мой!

– Меня это ничуть не интересует, – упрямо сказал Крыс. – Я никуда не еду – и точка. И да! Я собираюсь привязать себя к моей старушке-реке, жить в земляной дыре и плавать на лодке, как делал всегда. Более того, Крот собирается остаться со мной и жить так же, как я. Правда, Крот?

– Конечно, – преданно подтвердил Крот. – Я всегда с тобой, Крыс, и как ты скажешь, так и будет. Но вообще-то, знаешь, то, что он говорит, звучит довольно заманчиво! – мечтательно добавил он.

Бедняга Крот! Жизнь, Полная Приключений, была для него так нова, так увлекательна, а эта новая перспектива так соблазнительна! К тому же он с первого взгляда влюбился в канареечный фургон со всем его миниатюрным оснащением.

Крыс понял, что творится у него в голове, и махнул рукой. Он ненавидел кого бы то ни было разочаровывать, а Крота он полюбил и был готов почти на все, чтобы доставить ему удовольствие. Жаб пристально наблюдал за обоими.

– Пойдемте в дом, – дипломатично вклинился он, – перекусим и все обсудим. Нет необходимости принимать решение в спешке. Я не для себя стараюсь, просто хочу доставить удовольствие вам, ребята. «Жить для других!» – мой девиз.

Во время обеда – который был, конечно, превосходен, как и все всегда в Жаб-холле, – Жаб дал себе волю. Не обращая внимания на Крыса, он продолжил играть на неопытной душе Крота, как на арфе. Будучи по своей природе животным говорливым и обладающим богатым воображением, он расписывал перспективы путешествия и радости вольной жизни в таких сияющих красках, что Крот от волнения едва мог усидеть на месте. Как-то само собой вышло, что вскоре все трое считали вопрос об экспедиции решенным, и Крыс, хотя в душе еще сомневался, позволил своему добросердечию взять верх над личными возражениями. Ему была ненавистна мысль о том, чтобы разочаровать друзей, которые уже глубоко погрузились в планы и предвкушения, расписывая занятия на каждый отдельный день на несколько недель вперед.