Вот незнакомка растягивает рот в какой-то яростной улыбке (я замечаю, что передних зубов у нее нет, а остальные настолько же желтые, насколько солнце в детских рисунках):
– Ты идиот! Тебе надо уезжать! Немедленно! Ты..
И когда она вновь кидается ко мне (и непонятно с какими намерениями), чьи-то крепкие руки со спины вдруг перехватывают ее за плечи и откидывают в сторону. Женщина с трудом удерживается на ногах, не угодив на пол во второй раз за минуту.
С удивлением обнаруживаю того самого кассира. Теперь его густые брови нахмурены, зализанные три волосины торчат, точно его током жахнуло:
– Проваливай отсюда на хрен, Салли! – он топает на нее, точно на дикую собаку – пошла из моего магазина!
Его магазина? Амбициозные тут кассиры.
Однако, это не главное. Главное, что при нем эта самая Салли не делает больше ко мне ни шагу, глядя как загнанный зверь, больше чего гневно бросает мужчине:
– Ты все знаешь, Стив! И все равно молчишь! Ты будешь гореть за это в Аду вместе с ними со всеми! В одном котле!
– Убирайся к черту!
Он вновь делает к ней шаг, и теперь уже Салли поспешно шарахается и, натянув шапку до бровей, ретируется в стеллажах. Пара мгновений – и мы слышим, как хлопает дверь.
Стив виновато оборачивается и жмет плечами:
– Уж простите, проглядел, как она зашла – через мое плечо глядит на Гретту – не сильно она тебя напугала?
– Нет – жмет плечами – она в папу вцепилась..
Хмурюсь и обращаюсь к Стиву:
– Кто это вообще такая? И о чем она говорила?
– Если бы кто знал – хмыкает он – уже лет пять как шарики у нее не по тем лункам кататься начали. Несет всякий бред, сама в него верит. Причем каждый раз разный. Знаете, как мы ее зовем?
– М?
– Чахоточная Салли.
– Она что, чахоточная?
– Да кто б ее знал. По мне, если бы кому понадобились образцы всех известных богу венерических и обычных болячек – так в Салли смогли бы найти их все. А уж какие конкретно, одному богу известно. Хотя мне кажется, тут уж скорее больше осведомлен дьявол, к которому она нас всех спроваживает.
– Чокнутая – фыркаю я – это и есть те бомжи, которые чудят ночью?
Лицо мужчины несколько меняется:
– Прошу прощения?
– Ну, мы тут первый год, сняли дом. Наша арендодательница сказала, чтобы мы вечером по мере возможности на улице не ошивались, что тут какие-то аномально агрессивные бомжи. Могут ограбить, по голове тюкнуть и все такое. Она – вот из этих представителей?
Стив неуверенно ведет плечом, совсем как Саманта часом ранее:
– Ну, можно сказать и так – и тут же спешит сменить тему, глянув на опрокинутые на пол жестянки – член иисуса, надеюсь, это не вы сюда грохнулись?
– Нет, она – вскидываю брови – извините, я не думал, что она отлетит и все повалится, я просто хотел, чтобы она отцепилась от моего пальто.
– Да что вы, это мне надо извиняться – он отпинывает одну из жестянок – мой магазин, а такое отребье ходит, новых клиентов мне распугивает. Чтоб этой шлюхе пусто было. Знаете, кто через нее не прошел? – Стив смотрит на меня – только тот, у кого член кончается яйцами, поняли меня?
Он кратко хохочет:
– Поняли? Только..
– Я понял – красноречиво показываю глазами на дочь позади и он поспешно спохватывается.
– Ох, прошу прощения, что-то меня понесло. Так, ладно. Ну, если что, я вас на кассе буду ждать.
– Мы, собственно, уже все – киваю и смотрю на пачки пончиков в руках Гретты – сейчас подойдем.
– Ага, да.
– А вы сказали, что это ваш магазин? – изгибаю бровь – но при этом будете ждать нас на кассе?
– Да зимой-то хорошо, если хотя бы дюжина придет за весь день, на кой черт мне кого-то нанимать? Сам постою, да сэкономленное в карман. Вот летом другое дело, м-да.. – он идет к стеллажам – летом да, летом другое..
Наклоняюсь к Гретте:
– Ты хочешь еще одну пачку пончиков?
Она изумленно вскидывает брови:
– Ты серьезно? Еще одну?
– И ты ничего не видела. Никаких сумасшедших бомжих, и не слышала того, что говорил про них этот мужчина. По крайней мере, пусть таковым это останется для мамы, идет? Мы просто пришли, купили продукты, и ушли. Все время были вместе. Хорошо?
Она довольно улыбается:
– Идет!
Пихает мне в корзину свои пачки пончиков и убегает за следующей.
– Эй, я буду на кассе, неси туда.
– Окей! – слышу эхо ее голоса уже где-то в стеллажах.
Прохожу мимо стеллажей, теперь уже в обратном порядке – мясо, рыба, специи – и вот, наконец, касса. Стив стоит за ней в таком же положении, будто минутой ранее и не был рядом с нами, рассказывая пошлые присказки. На мгновение мне даже кажется, что он безучастно поднимет голову, посмотрит на меня апатичным взглядом уставшего рядового сотрудника, и скажет:
– День добрый, мистер, вам пакет?
Но нет. Видимо, со Стивом мы теперь, в локальным рамках этого городка, можем считаться в каком-то извращенном виде «приятелями». Потому что он улыбается, словно не видел меня неделю, и подзывает (словно помимо него, есть еще несколько свободных кассиров, к которым при желании я могу подойти):
– Кстати, а как вас зовут-то? А то я и не узнал.
– Вы тоже не представились – усмехаюсь я – ну полагаю, что Стив, если чахоточная не ошиблась.
Он смеется так, что на мгновение перестает пробивать продукты и слезы из глаз брызжут. И этих пары секунд мне хватает, чтобы понять – эти три месяца, заходя в магазин, я буду пытаться всячески избегать компании и болтовни этого идиота.
– Так точно, сэр – смеется он, вновь принимаясь за работу – Стив, но можно просто Стиви или Стивен, как удобнее вашему воспитанию. А вы?
– Генри.
– Генри. Давай тогда уж на ты, Генри, что скажешь?
Озадаченно жму плечами:
– Давай.
Как будто у меня есть выбор, когда ты пробиваешь мое мясо. Вот он доходит до семги и присвистывает, видя цену (видимо, сам уже забыл, что за сколько продает):
– Гляжу, вдохновение покинуло тебя совсем недавно, Генри.
– Я бы так не сказал.
– Ну, значит предыдущее набило брюхо на славу. Я такое и на День Благодарения не покупаю.
– Правильно – усмехаюсь, желая сменить тему – ты просто так берешь их с витрины своего магазина.
Он вновь смеется и на сей раз даже умудряется хрюкнуть. Тяжело вздыхаю, доставая бумажник. Когда Стив отбивает последнее и озвучивает сумму к оплате, я виновато жму плечами:
– Сейчас дочь подойдет, еще пончиков принесет.
– Ну не знаю – смеется он – как я могу ждать, когда у меня тут очередь до самого Канзаса?!
И вновь хохочет.
Черт, Гретта, тебе бы поторопиться.
Когда смех его, наконец-то, отпускает в очередной раз, Стив разглядывает меня более пристально и, с любопытством облизнув губы, уточняет:
– А ты из кого?
– Прости?
– Ну, что творишь?
– У вас тут этот вопрос новеньким вместо приветствия, как я понял?
Боюсь, что он вновь засмеется и я просто выбешусь, но он лишь жмет плечами:
– Что-то типо хобби. Когда каждое лето сюда приезжают всякие дельцы искусства, начинается игра в угадайку. Кого сколько в этом году, кто с чем уедет.
– Весело.
– Ага.
– Ну летом к вам тоже приезжают.
– Ну, это другое – отмахивается он – те только и делают, что нажираются до одури да обдолбанными заплывают за буйки, только и знай их вытаскивать. Те ни черта не делают и по одной морде можно понять, где и сколько он играл, сколько имел и сколько имели его. Зимой поинтереснее, как я думаю.
– Может быть – киваю – вот и узнаю.
– Так ты так и не ответил.
– На что?
– Ты-то кто?
– А на кого похож? У тебя-то опыт.
– Эт-с да – смеется и оглядывает меня, словно действительно по одной внешности собирается вынести вердикт – писака небось?
– Почти. Сценарист.
– Ну так тоже пишешь. Так что угадал.
– Не совсем. Я пишу сценарии. Писать книги и сценарии это все-таки разные вещи.
– Да по мне все одно.
– Как скажешь.
Меньше всего мне хочется сейчас объяснять владельцу сельского магазина разницу между писателем и сценаристом – тем более, когда он твердо убежден в том, что и без меня все знает. И от неловкой паузы спасает Гретта, наконец-то появившись с пончиками и какой-то ерундой на палочке.
– Это что? – скептично хмурюсь.
– Леденец Ко-ко – деловито кладет его на кассу.
Я подхватываю его прежде, чем Стив успеет пробить:
– Ни о каких Ко-ко договора не было.
Гретта хмурится и скрещивает руки на груди, совсем как ее мать:
– Тогда я все расскажу.
– Тогда, Стив, вытащи пожалуйста те две пачки пончиков и новую не пробивай – невозмутимо киваю ему.
Дочка тут же фыркает:
– Нет, не вытаскивайте. Ладно – вновь поворачивается ко мне – но если возьмем Ко-ко, я придумаю причину, по которой надо постирать твое пальто.
– Все гораздо проще. Я просто сдам его в химчистку. Кстати, у вас тут есть? – смотрю на Стива.
– Да, там прямо по главной.
Ни черта не понятно. Ладно, посмотрю в приложении.
– Ну пап!
– Нет, я сказал. Стив, отбей пончики и сколько там с меня?
– Ну пожалуйста!
– Нет.
– Ну почему?!
Потому что пока ты искала свое Ко-ко мне приходилось развлекать этого идиота, и это были далеко не самые приятные минуты в моей жизни, потому черта с два я после этого возьму тебе этот треклятый леденец, даже если мне самому за это заплатят.
– Потому что сладкого с тебя хватит – отвечаю вслух – нам и так объяснять маме, как одна пачка пончиков превратилась в три.
Стив хохочет:
– Объяснять? Сразу видно, кто в доме хозяин.
Бросаю на него недобрый взгляд и он поспешно поднимает ладони:
– Да брось, Генри, просто юмор. Я просто шучу. Сам у своей за банку пива спрашиваю, и это-то по выходным. По будням вообще не дает – хмыкает – и не только пива.
Наверное, на этом моменте я должен посмеяться или понимающе улыбнуться? Но меня пробирает дрожь от возможного развития моей жизни к сорока по такому же сценарию.
Потому лишь быстро прикладываю кредитку к терминалу и, не дожидаясь чека, беру пакет. Гретта спешит за мной:
– А он забавный – заявляет на улице.
– Смотря с чем сравнивать. Если с сумасшедшей бомжихой, то да, забавный. А если с адекватными людьми – то они оба явно с приветом.
Гретта вновь оглядывается в разные стороны. Очевидно, что ей совершенно не хочется домой, и через пару минут она находится:
– Занесем твое пальто в химчистку? Куда он и рассказал?
– Ага, а до дома я буду согреваться теплом своей души?
– Точно ты замерзнешь в первые же секунды – смеется она и я, ущипнув ее свободной рукой, снисходительно улыбаюсь.
Когда Гретта не нудит, не клянчит, не ведет себя как ребенок или напротив, как слишком взрослая, не бесит и не тд и тд – она очень даже мне нравится.
Случается правда это редко.
Когда уже виднеется наш дом (спасибо приложению, так бы обратный путь по памяти я все еще не нашел, хотя на этих четырех квадратных метрах после площади-то Нью-Йорка стыд заблудиться), Гретта замечает:
– И опять ни одной собачки. И ни одного человека. Даже той странной женщины нет.
– Радуйся. Если тут встретить можно только таких, как она да этот Стив, тогда мне будет за счастье видеть пустые улицы.
Она вновь мотает головой в разные стороны, и когда мы уже подходим к крыльцу, вдруг дергает меня за руку:
– Смотри, пап.
– Что?
– Смотри, нашла! – она улыбается – один есть.
Я поворачиваю голову в указанном ею направлении. Ярдах в сорока от нас, за углом, стоит силуэт. На таком расстоянии сложно его разглядеть, но не возникает сомнений, что смотрит он на нас. Это точно мужчина, потому что он лысый. И слишком бледный, словно очень болен..
– Пап, а почему он так пристально смотрит на нас? – беззаботно уточняет Гретта – смотри, даже не двигается.
В моей голове сразу всплывают всевозможные известные факты о педофилах или просто здешних алкоголиках, о которых говорила Саманта, что готовы на всякое ради бутылки самого дешевого пойла.
Забрать карманные деньги у школьницы, выпрашивать их у нее, напугав до смерти, или даже отобрать силой. Каждое из этих действий может нанести непоправимый урон психике, если еще не физическому здоровью. Такая, как Салли, например – меня-то чуть с ног не сбила, не говоря о ребенке.
– Знаешь что, пусть мама первую неделю провожает тебя в школу.
– Что? – возмущенно взвивается она – мне уже десять, меня обсмеют.
– Ей необязательно заводить тебя в школу. Просто довести до людного двора. Пока не поймем, что тут и как.
– Не хочу.
Незнакомец все еще стоит, не шевелясь (даже кажется не моргая), и смотрит на нас. Опускаю жесткий взгляд на дочь:
– А я и не спрашиваю.
-5-
– Мы пришли! – Гретта забегает в холл, и замечает, что ее чемодана там уже нет – мам!
Она сбрасывает куртку, вешает ее на крючок древней околовходной вешалки (которая от такого напора едва не падает прямо на нее, и лишь каким-то чудом удерживается, накренившись в другую, к стене, сторону) и бежит в сторону кухни. И пока заглядывает туда, очевидно, решив, что ее мать приспособила под ее комнату именно кухонную зону – Альма уже спускается со второго этажа.
– Вы долго – замечает, но тон меня устраивает.
Это тон отрешенности. Она просто говорит об этом, как о факте, совершенно незначительном и мало ее занимающем. Как ребенок, выросший в католической семье, уже будучи взрослым произносит молитву перед всяким приемом пищи, притом ни разу не задаваясь за свою жизнь вопросом существованием иисуса и жизнью после смерти. Просто рефлекторно, потому что так надо.
Этот тон говорит о том, что не надо придумывать баек, потому что нет желающих их послушать.
– Да – киваю и потрясаю внушительным пакетом – зато накупили всякого. Мясо, рыба.. – щурюсь – короче, все, что я смог причислить к съедобному.
Ее глаза загораются:
– Отлично. Я как раз уже почти разложила вещи. Комната Гретты..
Дочь в этот момент как раз подбегает, и с затаенным дыханием смотрит на нее.
– … будет на втором этаже – заканчивает жена под ее радостный визг.
– А она большая? Из нее видно улицу? А много комнат наверху?
– Поднимись и узнай – улыбается Альма и Гретта тут же взвивается по лестнице вверх.
– Насколько я помню, там вроде всего три жилых? – уточняю я.
Я видел план дома, Саманта присылала мне по е-майлу перед заключением предварительного договора, однако теперь эта схема с большим трудом всплывает из закром моей памяти.
– Две – поправляет она – одна что-то типо холла-студии. С лестницы сразу она, дверей нет. Думаю, там можно было бы сделать гостиную, но пространство слишком маленькое. Даже не знаю, под что ее приспособляла Саманта. И под что можем мы.
– Можем и ни под что – киваю – мы здесь всего лишь на три месяца, а не на тридцать три года. Не обязательно оживлять все комнаты.
– Наша спальня будет внизу – тут же находится она – впрочем, только потому что там уже стоит двуспальная кровать. Наверное, Саманта с мужем там спала. Только я не заметила на ее руке обручального кольца.. Ну, когда-то точно спала.
– Двуспальная кровать всегда пригодится – усмехаюсь я – даже если развелась, будет куда приводить парней с баров.
– Генри – укоризненно бросает Альма, но тут же смеется, откинув волосы назад – есть одна проблема. Для твоего кабинета я не нашла подходящего места. Знаешь, большинство комнат тут проходные. А те две, которые имеют двери – слишком темные. Я знаю, что ты любишь свет – а они выходят на теневую сторону.
– Что-нибудь придумаю – отмахиваюсь.
Еще бы ты что-то нашла. Пытаться найти для меня кабинет такой, как Альма, сродни тому, чтобы уличный танцор пытался подобрать нужную постановку профессиональному балеруну. Она считает, что мне нужен солнечный свет – но на деле мне просто нужны нормальные страницы, тишина, жена, не радующаяся втихоря каждому моему провалу и отсутствие писательского блока, как это любят называть те, кто кропают книги, а не сценарии. И боюсь, дело тут совсем не в том, на какой стороне находится эта комната – потому что в доме в Нью-Йорке я работал во всех известных комнатах, выходящими и на запад, и на север, и на юг и на восток. И везде получалось одинаково.
Одинаково дерьмово.
– Кстати – скинув ботинки (но не тронув пальто) я прохожу вслед за Альмой на кухню с пакетом, потому что он слишком тяжелый для нее – хотел тебе сказать, чтобы ты провожала Гретту первую неделю до школы.
Тут же вижу обеспокоенное выражение на лице. Ставлю пакет на стойку, и Альма начинает слишком медленно его разбирать:
– А что? Что-то не так? Она даже в НЮ уже с восьми ходит сама.
– Все так – терпеливо киваю – просто этот городок вроде маленький.. но все равно, что чертов лабиринт Минотавра. Я дважды чуть не заблудился, хотя у меня было приложение с локацией и тридцатилетний опыт проживания в этом чертовом мире. Думаю, следует сходить с ней несколько раз, чтобы убедиться, что она запомнила дорогу. А потом, конечно, пусть ходит сама.
Альма еще какое-то время на меня подозрительно смотрит, чрезмерно долго держа в рука семгу. Кажется, от тепла ее тела замороженная рыба начнет таять.
Теперь, когда я все это сказал, нужно совершенно не знать ее, чтобы решить, что ближайшую неделю она даст дочери ходить в школу самой. Потому, приняв самый равнодушный вид, жму плечами:
– Ну в принципе, это лишь мера предосторожности. По большому счету, может она и сама справится. Мобильник есть, приложение ей скачаю. Пусть ориентируется, не маленькая уже.
Это нивелирует подозрение у Альмы, но она тут же мотает головой (ожидаемо):
– Нет-нет, я свожу ее пару раз. Все равно ничем не занята..
Уже лет десять.
– ..к тому же, познакомлюсь с ее новыми учителями, посмотрю, чтобы все было нормально. Посмотрю, что за ребята в ее классе.
– Думаю, это лишнее. Я пообещал ей, что ты будешь провожать максимум до школьного двора.
– Ну мало ли что ты обещал – отмахивается она – мне нужно знать, что все будет в порядке. В НЮ я знала всех ее учителей. И неважно, сколько она тут будет учиться – мы должны обменяться контактами на случай чего.
Что ж, Гретта, прости, я сделал все, что мог.
Альма, наконец, доходит до коробок с пончиками. Первую достает совершенно равнодушно. На второй изумленно вскидывает брови, но решает промолчать.. но когда достает третью – то уже оборачивается ко мне с явным вопросом в глазах:
– Я чего-то не знаю, милый, и у нас сегодня у кого-то день рождение? – в голосе явная ирония.
– Нет. Просто там была акция: два по цене трех.
– Выгодная акция.
Спохватившись, тут же поправляюсь:
– Три по цене двух. Вот.
– Так вы вроде собирались брать всего одну.
– Ну да, просто как оказалось, магазин здесь всего один на весь город, и потому если там что-то кончится, Гретта останется без любимых сладостей. К тому же, зачем ходить каждый день? Я и еды накупил не на один день, и сладостей тоже. К тому же это не только ей, а всем нам.
Поскольку Гретта этого не слышит, я пока выкручиваться с ловкостью ювелира, как хочу.
Альма с сомнением смотрит на сладости:
– Ну ладно. Хотя если уж решил накупиться до самого Дня Благодарения, то купил бы лучше тыкву8.
– Их я, кстати, там не заметил. Но, может, появятся ближе к празднику.
Наконец, достав последний стейк из пакета, Альма замечает:
– Ты разденься-то, что в пальто все стоишь.
– Кстати, да, по поводу пальто.. – я возвращаюсь в холл и сгибаюсь над своим чемоданом.
Жена с удивлением подходит ближе, наблюдая за моими действиями. Однако, комментариев я не даю, потому, когда вытаскиваю свою дворовую зимнюю куртку (которую брал для зимних перекуров на крыльце, но точно не для выходов в город), она изумленно вскидывает брови:
– Что ты делаешь?
– Пальто – двумя пальцами, словно что-то склизкое и гадкое, я снимаю пальто и кидаю его на пол. Нацепив заместа него эту куртку, осторожно перекладываю бумажник (уже дважды за последние пару часов):
О проекте
О подписке