Цитаты из книг автора «Кэй Джеймисон»

И поскольку законодательство Калифорнии больше нацелено на благополучие юристов, чем пациентов, избежать принудительной госпитализации было относительно несложно. Даже если бы меня заперли, не было никаких гарантий, что я не предприму попытку самоубийства в больнице. Подобное случается в психиатрических клиниках не так уж и редко. После всего этого я договорилась с психиатром и семьей, что в случае глубокой депрессии они отправят меня в больницу или на электрошоковую терапию (многим она помогает

его записях сквозят безнадежность, отчаяние и стыд, так присущие депрессии.

Я дорого заплатила за свое нежелание принимать литий регулярно. Буйная мания с психозом неизбежно сменялась долгой, черной, суицидальной депрессией. Она длилась больше полутора лет. Все долгие дни, с самого утра и до ночи, я чувствовала себя измученной. Казалось, никакие радости и увлечения мне недоступны. Все — каждое слово, мысль, движение — давалось мне с трудом. Все, что раньше сияло, потускнело. Я казалась себе глупой, скучной, холодной, неживой, обескровленной. Я сомневалась, что способна делать хоть что-то хорошо. Как будто мой разум замедлился, выгорел до такой степени, что стал совершенно бесполезным. Бессмысленная, отупевшая масса серого вещества все еще шевелилась — лишь для того, чтобы мучить меня бесконечными мыслями о собственных недостатках и несуразностях, чувством абсолютной, отчаянной безнадежности. «Какой во всем этом смысл?» — спрашивала я себя. Окружающие отвечали: это лишь временно,

Крот рассуждает, как же сильно он скучал по прежним теплу и безопасности, по всем этим «знакомым и дружелюбным предметам, что бессознательно уже давно стали частью его самого». В этот момент я точно вспомнила, каким-то внутренним чутьем, что я почувствовала тогда, когда только начала принимать литий: я скучала по своему дому, своему разуму, своей жизни с книгами и всеми «дружелюбными предметами», по своему миру, в котором все было на своих местах, и ничто не могло вторгнуться и разрушить его. А теперь у меня не было иного выбора, кроме как жить в разрушенном мире. Я скучала по тем дням до болезни и лечения, которые затронули каждый аспект моего существования.

Чаще всего я возвращалась к книге «Ветер в ивах». Временами я бывала полностью ею захвачена. Однажды я разрыдалась над описанием Крота и его домика. Я плакала, не в силах остановиться. Недавно я достала с полки этот томик, который не открывала с тех пор, как снова обрела способность

Друзья и родные рассчитывали, что я буду рада стать «нормальной», буду благодарна лечению и с легкостью приму нормальный сон и уровень энергии. Но если вы ходили по звездам и продевали руки сквозь кольца планет, если вы привыкли спать всего четыре-пять часов в сутки, а теперь вам требуется восемь, если раньше вы могли бодрствовать ночи напролет, а теперь не можете, то встроиться в ритм жизни простых смертных — непростая задача. Каким бы он ни был комфортным для других, для вас такая жизнь непривычна, полна ограничений, куда менее продуктивна и безумно скучна. Когда я жалуюсь знакомым на то, что стала менее энергичной, бодрой и живой, они, пытаясь меня поддержать, отвечают:

Было ли это в реальности? Конечно же нет, ни в одной из разумных ее трактовок. Но было ли это со мной? Да. Спустя много времени после того, как мой психоз прошел, а медикаменты начали действовать, это стало одним из тех ярких воспоминаний, что

Это довольно странно — быть обязанной жизнью таблеткам и этим особенным, необычным и глубоким отношениям, которые называют психотерапией.

Мне было необходимо научиться понимать эту сложную взаимозависимость, различать в лечении роли лития, силы воли, стремления к выздоровлению и осмысленной жизни.

Я прониклась безмерным уважением к своему психиатру за его ясность мышления, очевидную заботу и способность прямо, без обиняков, сообщить плохие новости.