Читать бесплатно книгу «Петр Великий» Казимира Валишевского полностью онлайн — MyBook
image

Сеунщик Змеов к нам еще не бывал. Что ты, батюшка мой, пишешь о посылке в монастыри, все то исполнила: по всем монастырям бродила сама, пеша. А с отпуском пошлю к вам вскоре Василия Нарбекова. А золотые не поспели, не прикручиньтесь. За тем вас держать жаль. Тотчас поспеют, тотчас пришлю. А деньги собираю; стрельцам готовы; тотчас соберу, тотчас пришлю. Скажи им, будут присланы. А раденье твое, душа моя, делами оказуется. Почты от нас свет мой, посланы три, четвертый Шошин. Порадей, батюшка мой, чтоб его окупить или на размену отдать. Что пишешь, батюшка мой, чтоб я помолилась: Бог, свет мой, ведает, как желаю тебя, душа моя, видеть, и надеюся на милосердие Божие: велит мне тебя видеть, надежда моя. Как сам пишешь о ратных людях, так и учини? А я, батюшка мой, здорова твоими молитвами и все мы здоровы. Когда, даст Бог, увижу тебя, свете мой, о всем своем житье скажу. И вы, свет мой, не стойте, подите помалу: и так вы утрудились. Чем вам платить за такую надежную службу, наипаче всех твои света моего, труды? Если бы ты так не трудился, никтоб так не сделал».

По мнению Ла-Невиля, Софья не задумалась бы наградить своего героя так, как он того заслуживал, если бы одно препятствие не сдерживало порывов ее благодарности. Этим препятствием была жена Василия Голицына, с которой он, к сожалению, не хотел расставаться. «Он был честный человек, и у него было большое состояние и дети, бывшие дороже тех, которых ему дарила царевна. Он любил ее только за то, что она возвысила его. „Между тем“, – продолжает хроникер, – „Софья, с чисто женской хитростью, убедила Голицына, чтобы он уговорил жену идти в монастырь, вследствие чего, по религии москвитян, муж, оправдываемый силой своего темперамента, не позволявшего ему вести холостую жизнь, получал разрешение снова жениться. Когда добрая женщина дала на это свое согласие, царевна уже не сомневалась в успехе“.

Но она упустила из виду другое препятствие, которое внезапно встало между ней и осуществлением ее высших желаний.

IV

Среди ужасных волнений, которые не раз колебали на его молодом челе венец Ивана Грозного и мелькали перед его глазами кровавыми призраками, сын Натальи Нарышкиной играл, конечно, только роль пассивной жертвы. Предания говорят нам о его храбрости, удивлявшей свет, о неустрашимости перед убийцами, которых он заставил отступить огнем своего взгляда, о его раннем развитии, далеко оставлявшем за собой удальство Пико делла Мирандолы. Рассказывают, будто бы он трех лет командовал полком и отдавал рапорт отцу; в 11 лет под руководством шотландца Мензиеса углублялся в тайны военного искусства и высказывал новые и оригинальные мысли и взгляды. Я придаю большое значение преданиям, но оставляю за собой право опровергать те из них, которые кажутся мне неверными.

Поэтому, я утверждаю, напротив, что физическое и умственное развитие великого человека совершалось очень медленно. Этот колосс с трудом становился на ноги. В три года у него была еще кормилица, а в 11 лет он не умел ни читать, ни писать. Его детская стратегия и его «Петров полк», о которых историк говорит в довольно интересном этюде, наивны и притом недостоверны. Даже в более позднем возрасте Петр не проявлял никакой храбрости. Он был для этого слишком нервным и впечатлительным. Его первые дебюты на жизненном поприще, которое ему суждено было наполнить шумом своей славы, вовсе не были геройскими. Смелость и знание пришли к нему позже: он добился их своей волей, закаленной в испытаниях. Ужас и отчаяние, которые он пережил в детстве, наложили на его характер неизгладимую печать, сделав его склонным к нарушению умственного и физического равновесия под влиянием малейшего удара, инстинктивно отступающим перед опасностью, способным теряться и легко приходящим в уныние. Воля впоследствии оказалась победительницей, и укрощенная натура стала повиноваться ей. Но в сущности Петр был именно таким. Он всю жизнь носил на себе эту уродливую печать, въевшуюся в его тело, сжимавшую болезненной судорогой его гордое и суровое лицо, подчеркивая грозное выражение последнего. Возможно, что это было следствием попытки отравить его, но тот духовный яд, который стрельцы влили в сердце несчастного ребенка, кажется мне более вероятной причиной.

Он был напуган, как всякий другой ребенок был бы напуган на его месте; он наверное прижимался к матери, прятался за ней, и без сожаления покинул дворец, населенный ужасными кошмарами. Торжество Софьи обрекло его на одиночество и поставило если не вне закона, то вне общих правил, и это послужило к его благу. Изгнание для десятилетнего царя, – ребенка чрезвычайно подвижного и любознательного, было простором и чистым воздухом, которые вернули здоровье его телу и уму. Изгнание это – было свободой.

И он воспользовался ей. Он приезжал в Кремль только в самых торжественных случаях и садился на двойной престол, заказанный нарочно в Голландии и хранящийся теперь в Московской Оружейной палате. Все остальное время он проводил в Преображенском, избавленный от скучных обязанностей этикета и власти. Со стороны матери он принадлежал к среде сравнительно независимой. Въезжая в Кремль, Наталья Нарышкина привела всех в негодование своими полушотландскими манерами: она осмелилась поднять угол занавесок своей кареты. Происхождение связывало Петра с европейски-культурным обществом, но судьба оставила в стороне от греко-латинской и польской школы, влияние которой до сих пор преобладает в России. Представители этой школы, с Матвеевым во главе, принадлежали к партии Софьи. Воспитатель Петра, Зотов, принужден был бежать и не был никем заменен. Предоставленный самому себе, ребенок выбирает себе других руководителей по своему вкусу, проявляя инстинктивную склонность к иностранцам. Он узнает от них многое, но вряд ли что-нибудь, касающееся военного ремесла. Петр никогда не был великим полководцем: для этого он был слишком буржуазно-практичен. Он действительно опустошал Оружейную палату; но этот московский арсенал 17-го века только по имени был военным; он скорее походил на восточный базар. Петр посылал туда за часами, забавляясь разбиранием их механизма, но брал оттуда и садовые инструменты.

Преувеличивали и его детскую любознательность. Представим себе любого ребенка, способного и любознательного, избавленного от обычной процедуры систематического обучения, свободного в удовлетворении всех потребностей ума и воображения: его жажда знаний непременно обратится к тысяче разнообразных предметов. Петр был «автодидактом» – самоучкой, как назвал его в своем письме к Лейбницу один из дипломатов, состоявший впоследствии на его службе.

Но из этого вовсе не следует, что он был развит не по летам. Из сохранившихся тетрадей видно, что он в шестнадцать лет писал очень неумело и изучал только два первых правила арифметики. Его преподаватель, Франц Тиммерман, сам с трудом производил умножение четырехзначных чисел. Правда, на этих уроках арифметические задачи чередовались с теоремами начертательной геометрии.

Нам, привыкшим к приемам систематичной и последовательной школьной тренировки, странно видеть перевернутый таким образом порядок умственного развития; хотя может быть этот порядок и не основателен.

Своей склонностью к наукам, редко захватывающей юные умы, Петр обязан случаю. В 1686 году его внимание случайно привлек рассказ о каком-то удивительном инструменте, привезенном из-за границы князем Яковом Долгоруким. Этим инструментом можно было измерять расстояние, не сдвигаясь с места! Ничего подобного не было в Оружейной палате. И Петр потребовал, чтобы ему принесли астролябию. Но Долгорукий вернулся с пустыми руками: чудесный инструмент был украден. К счастью, князь скоро собирался опять в страну чудес: Софья и Голицын посылали его ко двору Людовика XIV с поручением просить помощи против турецкого султана. Христианнейший король оказал послу прием, которого можно было ожидать, но астролябия была все-таки куплена. Когда она очутилась в руках Петра, он был в большом недоумении, и никто не умел научить его пользоваться ею. Кто-то рассказал ему про Тиммермана, и голландец, строивший дома в Немецкой Слободе, был сделан преподавателем математики в Преображенском.

Но у Петра не было ни времени, ни желания, ни возможности делать успехи в этой науке с подобным преподавателем. Астролябия была просто проявлением детского любопытства, бросающегося с жадностью на все новое. Но род этого любопытства с одной стороны указывает на особенности характера, на склонность к серьезным знаниям, а с другой стороны – на среду, которая влияла на юного царя. Судьбе было угодно, чтобы предметы, которые главным образом привлекали его внимание, оказались и самыми полезными для него.

Неверно было бы предполагать, что в 10 или даже в 16 лет юный царь и будущий реформатор понимал, насколько будет полезно России иметь царя, владеющего 14-ю ремеслами. (Священное число!) Да Петр вовсе и не изучил их: он занимался некоторыми из них, например, токарным и зубоврачебным, без всякой пользы для кого бы то ни было. Как бы ни был велик размах его ума, разбрасываясь таким образом, он сделался поверхностным. Впоследствии, обратившись к серьезным знаниям, он убедился, что пример его лучше всяких увещаний послужит его подданным, этому ленивому, невежественному и неловкому народу. И тогда он уже из принципа, хотя и следуя своей природной склонности, начал неутомимо работать, собирая всякие сведения и изыскивая всякие способы применения своих десяти пальцев. Те же самые побудительные причины толкнули его на единственный путь, где он мог сделаться если и не мастером, то хорошим работником, где он нашел неиссякаемый источник наслаждений, если не положительной пользы для себя и своей родины.

Кто не знает изукрашенной вымыслами истории о старом английском боте, найденном среди хлама, принадлежавшего деду молодого героя, Никите Ивановичу Романову? Изобретательное предание говорит, что Петр ребенком имел такое отвращение к воде, что дрожал при виде малейшего ручейка. Это, может быть, не более как символическое выражение той трудности, с которой обитатель суши, далекий от берегов какого бы то ни было моря, вступает в общение с далекой, неизвестной, почти недосягаемой для него стихией. Петр дал России флот прежде, чем дал ей море. Весь характер его великой деятельности, с его стремительностью и парадоксальностью, сказывается в этом. Старая шлюпка, найденная в Измайлове, побеждает будто бы его отвращение к воде и делает настоящим моряком.

Каким образом этот бот очутился в Измайлове, вдали от всякой воды? Когда впоследствии Петр устроил на Переяславском озере верфь, он и тут шел по следам, проложенным до него. Он создал эту странную вещь, морской флот, без моря, но не он выдумал ее. Из того, что он исполнил, он вообще ничего не выдумал сам. Все эти попытки уже делались до него: при Алексее Михайловича, в Дединове, на берегу Оки, была построена яхта «Орел» иностранными мастерами, приглашенными специально для этого. Струис говорит об этом в своих путешествиях.

Итак, идея уже до Петра носилась в воздухе, еще неясная, но направленная к видимой цели.

Как и астролябия, измайловская лодка показалась Петру предметом загадочным. Крестьяне рассказывали, что бот ходил когда-то против ветра. Новое чудо! Его немедленно спустили на воду в одном из соседних прудов. Но как заставить его идти? Тиммерман ничего не понимал в этом деле. К счастью, мастера, работавшие в Дединове, не все исчезли. И вот у Петра оказалось два новых учителя: Карштен-Бранд и Корт, плотники. Они посоветовали перевезти бот на Переяславское озеро, где было больше простора. Петр последовал их совету и с жаром принялся учиться у них.

Но много времени уходило у него и на пустяки. Приобретая кое-какие полезные сведения, он вырабатывал в себе привычки, однако, нередко очень печальные. Но все же он запасался здоровьем и силой, вырабатывал себе стальные мускулы и стойкий темперамент. Его ум был удивительно гибок и предприимчив.

Он приобретал и друзей, выбранных наудачу среди многочисленной прислуги, например, конюших, скакавших вместе с ним на неоседланных лошадях. Он играл с ними в солдаты и, конечно, командовал ими. Таким образом создалось потешное войско, и другое огромное дело родилось из этой забавы – русская армия.

Псевдоморская забава на Переяславском озере и псевдовоенная на полях Преображенского привели к двум великим результатам: завоеванию Балтийского моря и Полтавской победе.

Но для того чтобы осуществить их, для того чтобы заполнить эти два расстояния от исходных точек до их завершения, нужно было многое. Не только нужен был переход от детского возраста к зрелому, как бы исключительно одарен ни был человек; не только необходимо развитие, в границах возможного, человеческого гения; понадобилась помощь огромных сил, присоединившихся к его усилию, подготовленных заранее, но неподвижных в ожидании благоприятной минуты и появления человека, способного применить их. Но пробил желанный час и явился желанный человек, который сумел воспользоваться ими, направить их и возбудить. Человек сам был продуктом этих скрытых сил, поэтому встреча их и была плодотворна. Он вышел из них и вырос вместе с ними и благодаря им.

Не только армия и флот, целое новое общество создавалось в этих бурных забавах пылкого юноши. Вся старая аристократия, вся обветшалая иерархия Москвы скоро рушились под ногами его дерзких товарищей, выскочивших из кухонь и конюшен и превращенных им в князей и графов, министров и маршалов. Но и в этом он только следовал порвавшейся нити национальных традиций: он не выдумал этого сам, он только подражал своим предкам домонгольской эпохи; он делается, подобно русским князьям, начальником дружины, работает наравне с ними, пьет с ними по окончании работы и не хочет переходить в магометанство, потому что «Руси есть веселие пити».

Петр навсегда остался хорошим товарищем и веселым собутыльником; он навсегда сохранил на себе отпечаток, вынесенный им из общения с людьми низших классов; он передал этот отпечаток и своему делу и русской жизни, измененной им на свой лад.

Народный быт эпохи, предшествовавшей Петру, находил себе ревностных поклонников. Но в таком случае похвала должна будет простираться и на интимную жизнь Петра, а это рискованно. Дурные привычки, грубые манеры, пороки и циничный кабацкий дух, – все, что в нем было отталкивающего, Петр впитал в себя с улицы, из ежедневной жизни своей дореформенной родины. Но, к сожалению, он сохранил свою привязанность к этим привычкам и хотел видеть то же и у своего народа.

V

Царица Наталья, по-видимому, поздно спохватилась о том, какой вред могло принести сыну подобное общество. У нее было свое, которое поглощало ее всецело и вряд ли было лучше подобрано. Происхождение потешных полков вероятнее всего относится к 1682 году, а это является вполне достаточным аргументом против того серьезного характера, который пытаются им придать. Петру было тогда всего 10 лет.

Но через 5 лет игры молодого царя начали принимать такие размеры, которые привлекали на них всеобщее внимание.

На берегу Яузы, в Преображенском, была построена крепость, в которой стреляли из пушек. В следующем году был открыт английский бот, и, разрываясь между водой и огнем, Петр ускользал от всякого надзора матери. Говорят, он не раз подвергал свою жизнь опасности, так как всевозможные несчастливые случайности были не редкостью. Чтобы положить этому конец, Наталья прибегла к средству, которое она считала самым действительным. «Женится – переменится», говорит русская пословица. И царица стала подыскивать сыну невесту. В противоположность своему будущему сопернику, суровому Карлу XII, Петр не чувствовал к прекрасному полу ни равнодушия, ни презрения. 27 января 1689 года он вел к алтарю Евдокию Лопухину, дочь одного знатного боярина. Но Петр не оправдал пословицы. Через три месяца молодые расстались: он вернулся к Переяславскому озеру, а она приучалась к вдовству, которое продолжалось всю ее жизнь.

Катанье по воде сделалось любимым делом молодого царя, его ревнивой исключительной страстью. Темный пережиток, наследие древних варягов шевелилось в его душе. Он никогда не видел моря и целые дни мечтал о нем. Обратимся к истории: уже два века тому назад предпринимались войны, целью которых было завладеть морем – отнять его у Швеции или Турции.

Не расставаясь со своими «конюхами», Петр углублялся в стратегические соображения и строил планы, в которых играли роль сухопутные и морские силы. Эти силы выросли вместе с юношей, который тем временем стал великаном. Игрушка понемногу превращалась в оружие. В сентябре 1688 года Петр потребовал для своей военной забавы все барабаны и трубы лучшего стрелецкого полка. В ноябре, к великому неудовольствию князя Василия Голицына, он отнял у другого полка две трети его наличного состава и взял из складов Конюшенного приказа упряжь для своей потешной артиллерии. В Преображенском появляется настоящее рекрутское присутствие, куда приходят записываться уже не одни конюхи и поварята. Среди рекрутов 1688 года записаны два представителя самых знатных московских фамилий: Бутурлин и Голицын.

Присутствие этих двух аристократов является впрочем абсурдом, одной из тех неожиданных ироний, которыми богата история. Бессознательный еще работник большого политического и общественного обновления, Петр, думая только о своем удовольствии, сделался орудием партии, преследовавшей совершенно иные цели. Его труд конфисковался в пользу диаметрально противоположных тенденций. Среди этих новых пришельцев, которые вскоре заставили молодого царя требовать возвращения отнятых у них прав, оказались впоследствии самые горячие противники реформ.

Средства, которыми пользовались Милославские и Софья для захвата власти (уничтожение местничества и призыв к народному восстанию), сблизили их интересы с интересами низших классов. Задетая в своих прерогативах, в своих вековых привычках, высшая аристократия, – по крайней мере наиболее ретроградная часть ее, – стремилась сгруппироваться сначала вокруг Матвеева и Натальи, потом вокруг Петра. И оружие, которым играл Петр, являлось в мыслях тех, кто помогал ему отточить его, оружием мести за попрание консервативных антиевропейских идей, против наиболее культурного человека, которого когда-либо видела Москва.

«Долой Василия Голицына!» было их военным кличем.

Преображенское стало служить местом сборища недовольных всякого рода, среди которых реакционеры, как самые знатные, занимали первое место. Обиженный сам тем временным правительством, конца которого они с нетерпением ожидали, Петр является их естественным предводителем и будущим отмстителем общих обид. Вот на что надеялись люди старого порядка.

Но Петр и не думал об этом; он продолжал играть на озере своими парусными лодками.

Между тихим Кремлем и шумным лагерем Преображенского завязывается битва, но юношеский ум Петра еще не мог понять того, что будет результатом победы. Пройдет еще несколько лет, прежде чем он найдет свой настоящий путь; пока еще он же не ищет его сам и идет туда, куда ведут его эти случайные наставники. В назначенный ими день он возьмет приступом власть и предоставит им наслаждаться плодами победы.

Он входит в историю как бы пятясь задом, повернувшись спиной к своей судьбе и своей славе.

Переворот произошел в июле 1689 года.

Бесплатно

4.27 
(11 оценок)

Читать книгу: «Петр Великий»

Установите приложение, чтобы читать эту книгу бесплатно