Глава 2

Женщины любят себя баловать. Русская журналистка из Дюссельдорфа Алина Вальд делала это с превеликим удовольствием. И это отнюдь не значит, что была она эгоцентричной персоной – совсем наоборот. С не меньшей радостью она баловала своих близких – мужа Маркуса и сына Михаэля. Вот сегодня, например, Алина предоставила своим мужчинам – маленькому и большому – возможность наслаждаться чисто мужским обществом в кегельном клубе. Ну а себе – в качестве моральной компенсации, конечно, – позволила в одиночку сходить в оперу.

Собственно, сегодня давали балет. И ни много ни мало – «Лебединое озеро». У Алины, как и у многих людей ее поколения, это чудесное произведение Чайковского неизменно ассоциировалось с путчем девяносто первого года. С тех самых пор, когда она, собираясь на работу, включила телевизор, чтобы во время кофепития выяснить, стоит ли прихватить с собой зонтик, а вместо утренней программы увидела танец маленьких лебедей, у нее выработалось стойкое неприятие ни в чем не повинного балета. С годами острота впечатлений, да и сам исторический факт путча с трясущимися руками главного заговорщика, затерялись в круговороте новых революций, войн, землетрясений и цунами. И получилось совсем уже странное смещение следственно-временных соотношений – о самом заговоре стали чаще всего вспоминать именно под «Лебединое озеро».

По прошествии более двадцати лет после того самого, вынужденного, просмотра, Алина решилась сравнить впечатления, ну и вообще глянуть на постановку модного балетмейстера. То, что ничего общего с классическим балетом там не будет, она прекрасно знала – в театре бывала регулярно, хотя предпочтение все-таки отдавала опере, а не балету.

Несмотря на брюзжание мужа по поводу чересчур вольной трактовки классических сюжетов, у Алины совершенно не вызывали отрицательных эмоций Аида с пылесосом или Дон Жуан в рваных джинсах и с бутылкой пива, исполняющие оперные арии. Сам Маркус посещал оперу и балет исключительно в Москве, когда они навещали там родителей Алины.

– Вот это – настоящее искусство! – довольно бормотал он, как будто бы заслуга в сохранении классических традиций русской школы балета принадлежала лично ему. – Не то что американцы и европейцы извращаются! Конечно, легче всего отвлечь внимание от недостатков хореографии голыми задницами и эротическими сценками!

– А ты закрой глаза и слушай! Музыка-то остается неизменной при любых постановках! – парировала ему Алина.

Однако ее аргумент на супруга никак не действовал, поэтому театры они посещали врозь. Она – в Дюссельдорфе, он – в Москве.

Наверное потому, что в немецких театрах нет таких шикарных буфетов, как в российских, ходят в них исключительно меломаны, а гурманы предпочитают за те же деньги посидеть в ресторанчике напротив. Например, привез жену или тещу в театр, а сам сиди себе спокойно часа три и наслаждайся отбивной. В самом же театре во время антракта вам предложат только утолить жажду. Ну или в лучшем случае отведать рогалик, присыпанный солью.

Потягивая из фужера минеральную воду, смешанную с яблочным соком, Алина прогуливалась по фойе и разглядывала хорошо знакомые ей портреты артистов театра. Где-то две трети из них – иностранцы. Японцы, китайцы, испанцы, итальянцы и, конечно же, – русские. Ничего удивительного: этот вид экспорта мало кого уже может удивить. С некоторыми из артистов Алина знакома лично – ввиду своей профессии, об остальных слышала от их коллег или общих знакомых.

– Глянь на эту жирную тюлениху! – послышался сзади молодой мужской голос. – Брюликов навесила на себя с полкило и думает, что неотразимая чувиха!

«С таким лексиконом – в опере? Что тут забыли эти хамоватые русские нувориши? – размышляла Алина, не решаясь оглянуться, чтобы в упор посмотреть на источник похабщины. Боковым зрением она уловила появление крупного объекта справа. В нос ударил резкий запах пряных духов. – И что за привычка выливать на себя сразу целый флакон? Это или своего рода демонстрация «крутизны», – у меня, мол, денег куры не клюют – могу сразу на себя вылить полсотни баксов, или попытка забить свой собственный не особо приятный запах. Во всяком случае, для окружающих такие ароматы не столь приятны, как себе представляют испускающие их источники».

Алина, слегка сморщив носик, повернулась, чтобы идти дальше, но снова услышала русскую речь. Правда, на этот раз говорила женщина, и очень тихо. «Совершенно точно, это они, они…» – взволнованный шепоток со свистом слетал с густо напомаженных губ.

Алина наконец разобрала, кому принадлежит голос. По всей видимости, это и была та самая «тюлениха в бриллиантах», о которой говорили бестактные молодые люди. «Весьма неосмотрительно так спокойно разговаривать по-русски, рассчитывая, что вокруг тебя никто не понимает. Прошли уж те времена, когда двое русских, повстречавшись где-нибудь в Берлине или Риме, бросались друг к другу в объятия, радуясь встрече с соотечественником. Сегодня русскую речь в любом уголке мира можно услышать чуть ли не чаще, чем местную. При этом «бывалые», с лету распознавая «своих», тем не менее, упорно делают вид, что они «русски не понимать». Видать, ребята, столь опрометчиво делящиеся своими впечатлениями на русском языке, здесь недавно. Но сама «тюлениха» их опознала и при этом очень перепугалась…» – размышления Алины прервал звонок, извещающий о начале следующего акта. Она поставила пустой фужер из-под сока на столик и поспешила в зал. Толстая дама, увешанная драгоценностями, продолжала стоять лицом к стене, делая вид, что разглядывает старую афишу. Кажется, интерес к «Лебединому озеру» она утратила окончательно.

* * *

Утро в семействе Вальд, как всегда, проходит без спешки и суматохи. Они не любят суету, да и необходимости никакой в этом нет. Выпив кофе за компанию с Макрусом и выпроводив его на работу, Алина смотрит утреннюю программу телевидения, ожидая, когда проснется сын Миха. Малыш любит утром поспать. В этом есть свои преимущества, но и взывает к родительскому благоразумию: ребенка все равно необходимо приучать к ранней побудке – в детский сад, а потом в школу.

Но, одно дело – читать умные книжки по педагогике, а другое дело – реализовывать их советы в жизни, причем в приложении к своему ребенку, а не к какому-то абстрактному. Алина успокаивает себя мыслью, что даже у таких великих педагогов, как, например, Бенджамин Спок, в воспитании собственных детей были большие проблемы.

Какой-то американский журналист злопыхал по этому поводу – вот, мол, каких моральных уродов вырастил сам знаменитый доктор, по книжкам которого весь мир учится, как воспитывать детишек. Вроде бы, родной сын Спока стал то ли наркоманом, то ли асоциальным элементом.

Хотя, верить сегодня подобным утверждениям – дело неблагодарное. Почему-то в последние годы самым популярным методом пиар-кампаний стало поливание грязью соперников и конкурентов, а отнюдь не демонстрация собственных достоинств.

Алина удивленно потянулась в сторону телефонной трели: «Кто это в такое время?»

– Гутен морген! – четко выговаривая каждую букву, приветствовал ее незнакомый мужской голос.

Почувствовав, с каким напряжением незнакомец произносит слова чужой речи, Алина поспешила вставить:

– Говорите по-русски. Доброе утро! Вам кого? – собственно, последний вопрос можно было и не задавать. На русском языке в ее доме можно было говорить только с ней. Во всяком случае, пока. Алина рассчитывала, что ее сын Михаэль, как и большинство детей в смешанных семьях, будет со временем разговаривать на двух языках. Пока что он изобретал свой собственный язык, понятный, пожалуй, только маме.

– Ты – Алина Перова? – с невозмутимой фамильярностью продолжал мужчина, не утруждая себя тем, чтобы представиться самому.

Растерявшись на секунду: откуда он знает ее девичью фамилию? – она ответила:

– Ну да. Была раньше Перовой. А вы, собственно, кто?

На бесцеремонность можно отвечать бесцеремонностью. Почувствовав легкое раздражение, Алина хотела сразу же прекратить разговор, но мужчина, как ни в чем не бывало, продолжал:

– Приветик тебе из Москвы. От старых знакомых.

– Спасибо. Это все? – Алина собралась нажать на «отбой».

– И что, даже не спросишь, от кого?

Алина бросила трубку и заставила себя снова переключиться на просмотр утренней программы, прогоняя навязчивые мысли о неприятном звонке.

Приветик из Москвы! Один из старых «доброжелателей»? А может, все-таки кто-то из знакомых привет передал, а она трубками швыряется? Нет, вряд ли… Свои бы назвали ее по нынешней фамилии – Вальд. А этот типчик как-то с особым нажимом подчеркнул фамилию, под которой она была раньше широко известна, – Перова. Да, в свое время журналистка Алина Перова нажила себя немало тайных и явных врагов в Москве и ее окрестностях. Но столько лет прошло… Неужели, кому-то из «обиженных» до сих пор неймется?

Потирая сонные глазки и хныкая, на пороге столовой показался Михаэль, и Алина занялась с ним привычными утренними сборами, приготовлением завтрака и гигиеническими процедурами. Мысль об утреннем звонке постепенно улетучивалась, освобождая место для текущих проблем.

Уже две недели Миха посещает детский сад. Он находится там всего четыре часа, и Алина старается максимально использовать это время для самых неотложных дел. Правда, чем взрослее становится малыш, тем дольше он способен сам себя занять и дома, с игрушками, освобождая тем самым маму от необходимости присутствовать при нем неотлучно. Но полноценной работы, когда в доме маленький ребенок, все равно не получается.

На десять часов утра у нее назначена встреча с балериной Тамарой Мищенко. Вчерашнее посещение балета, помимо отдыха и эстетического наслаждения – часть запланированных мероприятий для подготовки материалов о деятелях культуры и искусства из бывшего Союза, работающих в странах Западной Европы. Имена Анны Нетребко или Владимира Хворостовского известны во всем мире. Но на самом деле, российский экспорт талантов представлен значительно шире. Русские имена украшают афиши практически любого театра в Берлине, Лондоне, Париже или Вене.