Цитаты из книг автора «Катя Чистякова»

Забирают-то их чаще всего уже в совсем плачевном состоянии: пациент в бессознанке, никто не озабочен тем, чтобы прихватить с собой его шмот, тем более что рюкзаки, где как раз весь скарб и хранится, бывают сильно потрёпаны: никто не рвётся их трогать. В итоге это всё остаётся лежать там, где лежало: надёжные товарищи это подбирают и отдают потом вернувшемуся другу, ненадёжные – растаскивают. Это грустно, потому что в свёртках, сумках, рюкзаках, баулах и пакетах, которыми увешан бездомный, хранятся важные вещи: зарядки, бритвы, лекарства, еда, книги, инструменты, смена одежды, обувь, шарфы, варежки и шапки, и всё в таком духе. Документы, деньги, технику обычно при себе не держат, они лежат где-нибудь в безопасном месте; но некоторые таскают с собой и это, периодически оно всё теряется. Сумку же можно забыть по синьке и по болезни, ещё, когда ты бездомный, тебя обязательно время от времени будут грабить. В общем, хранение вещей – это ещё одна болезненная тема уличного быта.

женщинам жесток по-особенному. Стигматизация бездомной женщины в чём-то сопоставима со стигматизацией педофила или рецидивиста-насильника: есть группы, настолько задавленные изоляцией, что их, в общем, и нет. Такие призраки от общественного сознания, сохранённые в нём как миф, как неясный образ, как страшная байка: крепко закутанная баба в подземном переходе. Без лица, с уснувшим – или умершим – младенцем на руках.

Меня одно время умиляло, что они засыпают везде, где вы на три минуты присели спокойно: в метро, в такси, в очередях. Потом я попыталась представить, как они себя чувствуют, и веселья у меня поубавилось. День за днём пара часов беспокойного сна: ребята рассказывают, что умеют спать только одним глазом, а вторым всегда смотрят по сторонам.

смысле ещё не главная проблема, поесть, по крайней мере пока мы в Москве, в сто раз проще, чем выстирать, – или ещё хуже, высушить – вещи. Другая проблема – это сон. Есть такое всем знакомое ощущение, которое появляется, когда несколько раз спишь не пойми как. Всё мутно, всё под водой: и город становится таким осклизлым, а мысли такими неточными. Бездомные спят так месяцами, кто-то – годами.

Какие-то базовые штуки, тело, достоинство: это сложно сберечь на улице, но если не сбережёшь, то быстро опустишься или свихнёшься, все это знают.

По вечерам я приходила домой, ложилась на кровать и час, может, полтора, смотрела в потолок или в окно: у меня не было сил, чтобы встать. Потом я шла в душ, а одежду складывала в стирку. До того, как я вымоюсь и переоденусь, со мной не разговаривали. Вокруг моего волонтёрства росли ссоры. «А что ты хочешь, – говорили мне, – ты как будто искупалась в дерьме, от тебя пахнет дерьмом». Было время, когда только ярость, которая поднималась от слова «дерьмо», давала мне возможность работать дальше.

У всех волонтёров был свой типаж любимчиков: людей, с которыми они легче и крепче сходились. Ко мне вот всё тянулись романтики и эксцентрики с зависимостями разной степени тяжести. Я всё время попадала с ними в какие-то истории, они страдали перескоками настроения, требовали внимания и времени. Мне не хватало навыков, чтобы помогать без ущерба для собственных нервов и свободных деньков.

К нам обращались воры, насильники и убийцы – и много кто ещё к нам обращался. Дело только в том, что мы занимались социальной адаптацией и снижением вреда. Это прагматические штуки. Нравственный суд лежал за пределами нашей компетенции.

Мне казалось, что тема дома, мамы и выпечки на улице табуирована, что о таких вещах нельзя заводить разговоры, а то дело кончится то ли дракой, то ли слезами. На деле, о чём можно или нельзя говорить с каждым человеком, приходилось выяснять по факту. К этому сложно быть готовым: ну разве что в том смысле, что не нужно быть бревном – это подстраховывает от ошибок.

Я пришла в НКО, которая занималась в Москве проблемами бездомных. Меня удивило, что не нужно будет никакой специальной подготовки и что меня выпускают в поле сразу, в тот же день, когда я заехала познакомиться. Тогда ещё как раз было что-то связанное с блинами – очень миленько. Блины спасли мой первый выезд на вокзал: если было не о чем поговорить, то можно было поговорить о блинах.