Глава 2

Дз-з-з-ынь! Звенел, надрывался заведенный на семь утра будильник. Данька неохотно открыл глаза. Комнату заливал солнечный свет, занавеска была сдвинута и подколота лентой с бахромой – значит, мама уже приходила к нему. В окно был виден кусочек ярко-синего неба и буйная зелень росших прямо под окнами кустов жасмина и сирени. И никакого, ну просто никакого Серого Гуги!

Оставалось совсем немного времени до окончания летних каникул – шла последняя неделя жаркого августа. Будет здорово по утрам купаться в одном из озер, ходить в лес, собирать плотные, душистые говорушки и опята, варить из них вкуснейший бульон с пенкой. «Правильно говорить – по грибы, – мысленно поправил себя Данька и проснулся окончательно, – по воду, по грибы».

Он сладко потянулся, и на лице его появилась широкая улыбка. Было просто невозможно поверить, что ночью он совершил такое диковинное путешествие. Летал, видел удивительное место и таких необычных людей. Кто они? Почему были такие грустные? И тут же сам вспомнил, как грустил вчера перед сном и не мог понять почему. Но какая же красивая и невероятная эта Птица! Каков жрец и его помощники, что по их просьбе прямо с неба прилетела ОНА!

Данька сразу загрустил, что не успел посмотреть, что же было дальше, и раздосадовался на себя за то, что дал волю эмоциям, да так глупо. А еще этот будильник, будь он неладен. Зачем вообще он его завел?

«Ах да, сегодня же приезжает Тимка с родителями», – вспомнил он. Данька выбрался из-под одеяла, переоделся, ловко заправил постель, прихватил недоеденный мёд, веточки мяты и помчался вниз по лестнице на первый этаж, где уже наверняка собралась вся его семья.

В просторной гостиной стол накрывали к завтраку. Дымилась горка румяных ноздреватых блинов на глиняной тарелке, стояла плошка со сметаной и несколько пиал с разным вареньем. Первой он увидел маму – она несла горшочек с кашей в огромных смешных ухватках-варежках. Данька подбежал к ней, быстро пролез под ее руки, получилось, что она его обнимает.

– Доброе утро, сынок, – сказала она ласково, поцеловала его в макушку и сразу добавила, – осторожно, Данька, не обожгись, каша только что из печки!

– Доброе, мамочка! А где все? – спросил, выныривая из маминых «объятий».

– Папа на улице, уже заканчивает зарядку, Любава тоже где-то во дворе. Играет с Сержантом, у них там салочки на выживание, котофей спасается от нее бегством, – она поставила на стол кашу и принялась расставлять чашки.

– По-моему, у него мало шансов, – хохотнул, утаскивая с блюда блин.

– Да куда уж там удрать от генерала Любавы какому-то Сержанту?! – поддержала его мама.

– Тогда я тоже во двор, вижу, у тебя все готово, – договорил он, на ходу жуя блин.

– Да, малыш, иди.

– Мам!

– Прости, прости! Ты – большиш, бо-о-ольшиш! И скажи всем, что у них пятнадцать минут до момента превращения доброго повара в очень… очень… очень… – тут она схватила лежавшую рядом скалку и, скорчив страшную гримасу, стала в шутку наступать на сына, – в очень злого!

– Ого! Будет сделано, шеф! – отрапортовал он, поцеловал маму в щеку и пулей выскочил во двор.

Стояла теплая, солнечная погода, которая обещала к середине дня стать настоящим пеклом. Данька увидел отца – он уже закончил свои упражнения и собирался обливаться холодной водой возле бани.

Трехлетняя Любава сидела здесь же на крылечке и пыталась повязать носовой платок как косынку на голову все-таки пойманного ею черно-белого кота Сержанта. Кот был явно измучен игрой, но сдаваться не желал, периодически пытаясь освободиться.

– Пап! Привет! – Данька с отцом, обнявшись, похлопали друг друга по плечу.

– Здравствуй, сын! Не желаешь составить мне компанию? На озеро поздно…

– Давай! – мальчик стал снимать с себя одежду.

– Здластвуй, Дайка! – его все-таки заметила сестра и, решив с ним обняться, упустила Сержанта.

– Привет-привет, Ёжинька! – Данька крепко обнял девочку. – Мама звала в дом, беги, а то ты еще вон какая лохматая.

И девчушка побежала, крутя по сторонам головой, высматривая удравшего кота. Отец трижды облил ледяной водой из ведра сначала Даньку, потом себя, затем они растерлись полотенцами и ушли завтракать. Вскоре предстояла долгая дорога в аэропорт, встреча папиных друзей и их сына Тимура и обратный путь домой.

Данька предвкушал, как сядет на пассажирское сиденье, как они поедут по широким шоссе и эстакадам, как он будет сверять встретившиеся по пути названия населенных пунктов с картой. В таких поездках Данька был самым настоящим штурманом, он обожал их и всегда ждал с нетерпением. Но теперь, кроме привычного ожидания дороги и радости от встречи, в Данькины мысли постоянно вплетались воспоминания о его чудесном сне.

Глава 3

Теперь все были в сборе, обнимались и радовались встрече, рассматривали привезенные подарки. Не было только Любавы, которая, наигравшись за день, так и не дождалась гостей и уснула. Данька давно не виделся с Тимуром – сыном Сергея и Вики, и с радостью принялся тискать его и легонько трепать по короткому ежику волос. Пятилетний Тимка объявил, что он тоже кое-что привез в качестве подарочка хозяевам и стал выкладывать из многочисленных карманов небольшие камешки – целую россыпь!

– Что это? – спросил Сергей недоуменно.

– По-моему, Сережа, пока мы ждали вылета, наш сын насобирал щебня с газона и пронес тайно в самолет, а мы и не заметили, – предположила Вика.

– Каменный гость, – заключила Данькина мама и все дружно, кроме обескураженного Тимки, который ничего не понял, рассмеялись. – Давайте садиться за стол!

Все устроились на террасе по случаю теплой погоды, на душе было легко и весело. Данькина мама заварила душистый чай из мяты, на большом столе были выложены разнообразные пирожки, испеченные накануне, баранки, конфеты и овсяное печенье.

Друзья родителей – Сергей и Вика – оба военные, много лет уже несли службу на Северном Кавказе. Каждый их визит становился настоящим праздником. Веселые, обаятельные и щедрые, они всегда привозили горы самых разных фруктов, виноградный сок, теплые нарядные вещи ручной работы. Сегодня помимо обычного набора гостинцев были сложенные друг на друга традиционные круглые пироги с начинками из мяса, картошки, сыра, свекольной ботвы.

Данька любил пироги, обожал помогать маме их готовить, особенно ему нравилось возиться с тестом – оно казалось ему живым существом, тонко чувствующим отношение к себе и настроение повара. Скорее всего, так и назвали выпечку «сдобой», потому что делают с добром, вкладывая душу, передавая через руки тепло, с почтением оставляя тесто подниматься и отдыхать после того, как вытащат из печи.

Гости рассказывали много веселых историй, делились новостями об общих знакомых, о родных – такие встречи имели обыкновение затягиваться далеко заполночь. Раньше Данька слушал их с открытым ртом и, бывало, даже засыпал прямо в гостиной под неспешный разговор взрослых. Но сегодня ему очень хотелось опять оказаться в том волшебном сне, лететь над лесом в загадочную деревню, узнать, для чего золотая птица спустилась с небес. Постоянно теряя нить истории, он лихорадочно соображал, что же такое предпринять, чтобы вернуться в сновидение.

«Должен же быть какой-то способ, – рассуждал он, – всегда есть выход. Вот папа говорит, что из каждой сложной ситуации есть минимум шесть выходов, а совсем безвыходных не бывает в принципе».

– Завтра прямо с утра идем на озёра, подъем в семь! – сказал тем временем Данькин папа. – Погода отличная, завтрак берем с собой, обед наловим на месте. Удочек хватит на всех.

Данька автоматически кивал в ответ, а сам все думал, думал… Он отхлебнул из своей чашки и стал ложечкой ловить листочек мяты, попавший ему в чай. И вдруг что-то будто ужалило его изнутри. Он сорвался с места и побежал к бане под непонимающие взгляды взрослых.

– Данька, ты куда? – спросил папа.

– Сейчас, сейчас! – бросил тот на ходу и, зайдя внутрь помещения, осторожно вытянул веточку мяты, которая сушилась здесь среди других трав.

Вернувшись на террасу, он показал ее, сообщив, что будет проводить эксперимент, о котором расскажет позже в случае успеха. И еще попросил маму положить ему немного меда в маленькую тарелочку.

Получив желаемое, он больше уже не мог заставить себя усидеть на месте и, расцеловав всех, умчался в свою комнату. Там он спешно переоделся в белую пижаму, положил на прикроватный столик мяту и мед, завел будильник. Еще раз осмотрев комнату и убедившись, что обстановка точно такая же, как и вчера перед сном, он залез под одеяло и закрыл глаза. «Нет только Гуги!» – радостно подумал он и крепко уснул.

Глава 4

Как только глаза его открылись, он возликовал от счастья. Он был в лесу! В том или нет – непонятно, но точно в лесу. Данька немного удивился, потому что вчера в момент его чудесного водворения в лес был вечер, садилось солнце, светило сквозь стволы и ветви сосен-великанов. Сейчас же был совсем поздний вечер, темно-синее небо обсыпали звезды, и откуда-то сбоку робко лился серебристый лунный свет. И самое интересное – не было никакого движения: ни ветерка, ни шороха листьев и травы – ни единого звука. Лес был неподвижен. Данька стал оглядываться по сторонам, как вдруг за одним из деревьев мелькнула тень. Страха не было, одно лишь любопытство, и мальчик пошел осторожно в ту сторону. Неожиданно снова мелькнул едва различимый силуэт у растущего рядом дерева, и из-за него показалась девочка в длинном красном платье – босая, с длинной косой и белой лентой в темных блестящих волосах. Она звонко рассмеялась и побежала вглубь леса.

– Постой! Постой! Куда ты? – Данька бросился в погоню.

Девочка, смеясь, быстро бежала, оборачиваясь и дразня его. Сквозь деревья Данька увидел приближавшиеся огоньки и понял, что они приближаются к деревне. Это придало ему сил, и он почти догнал девочку. Добежав до того места, откуда он вчера вышел к деревне, она сама остановилась и, повернувшись к Даньке, заговорила:

– Ты что же так голосил на круге «крапива», «крапива»? Крапивы, поди, боишься?

– Не боюсь! Другая причина есть, поважнее.

– И что же это за причина? – она подняла с земли, видимо, заранее приготовленный увесистый букет крапивы и изготовилась хлестнуть им Даньку по босым ногам. Но в последний момент решила смилостивиться. – Ладно, сказывай!

– Все, что я вижу – это мой сон! – важничал Данька, хотя крапивы он и вправду не боялся. Они с отцом один раз ей даже хлестались. – И этот лес, и ты, и даже вся крапива здесь!

– Нет, – очень серьезно ответила девочка, – я существую взаправду. Жива-здорова вот уж сто тридцать месяцо́в.

– Каких еще месяцо́в? Сто тридцать лет?

Девочка говорила очень странно. Говор ее был настолько диковинным, что Даньке приходилось внимательно вслушиваться в ее слова.

– Одиннадцать лет, одиннадцать зим!

– Ну, значит, почти ровесники. Мне исполнилось двенадцать, – заявил он со значением и подсчитал в уме, – по-твоему, сто сорок четыре месяца.

– До́бро, – ответила девочка и поклонилась ему, положа руку на сердце. Вышло очень трогательно и почему-то торжественно.

– Зовут меня Данила, можно Данька. А тебя как зовут?

– Нарекли Ясна. А кличут Ясею, Ясенкой.

– И как же называется это место, Ясенка?

– Кружки́ – весело отвечала девочка, – здесь недалече три озерца круглых, потому так и говорят.

– Знаю я эти озера! – сказал Данька. – Там, откуда я появился, они тоже есть. Расскажи, что тут происходило? Что я видел? Круг, люди, волшебная птица!

– Случилось так, что в деревню нашу пришла беда. Всю жизнь и мы, и предки наши трудились на благо Земли-Матушки и во славу рода своего. Никого не обидели, напраслину не возводили, худого не думали. А вот в один из дней напала на всех жителей тоска-кручина. В такую трудную годину взывает старец наш почтенный к светлым небесным покровителям и просит явиться к нам Птицу Гамаюн. В лихой час она советом поможет да поведает, как жить не тужить. Где правда, где кривда. Путь укажет. И вот настало окаянное времечко – горюем, и нет с этим сладу! Болеет люд наш, руки опускаются, ничего не радует.

– Но ты вон как смеялась! – усомнился Данька.

– Мы чада, Данька, души светлые, еще с небом напрямую связанные, потому хоть и задевает нас сила недобрая, но не так как взрослых. Иногда и весело становится, и радостно, аж сердце заходится. Как сейчас, когда ты крапиву призывал.

– Так это сейчас всё было?! – не поверил он.

– А то когда же? Только Гамаюн опустилась с неба, ты закричал и как в лес сиганул! – Ясна тряхнула головой, так, что коса ее описала дугу в воздухе. – А я за тобой. Я время могу остановить, правда, ненадолго, но хватило.

– Ничего себе – время останавливать! – поразился Данька. – А еще что можешь?

– Дождь могу уговорить не проливаться или, наоборот, хлынуть, и солнышко позвать. У Доброслова я в обучении, – ответила она.

– Это еще кто? – нахмурился Данька.

– Так ты видел его, ведун наш, старец, что призвал к нам вестницу с небес.

– Расскажи о ней, об этой птице, как, ты сказала, ее называют – Гамаюн? – заинтересовался он.

– Да ты сейчас все сам узришь! Гамаюн… Самое главное запомни: птица сия ответ знает всякий, утешить может, так что ты не зевай, если есть у тебя сомнение аль тревожит что, так ты про себя этот вопрос тверди-повторяй, она и ответит, и приголубит. Бежим скорее, время сейчас воротиться, – девочка схватила его за руку, и они стремглав побежали вдоль домов по уже знакомой ему дороге.

В деревне все сидели на тех же местах, как будто Данька и не возвращался к себе домой, не встречал Тимку с родителями, не пил на веранде чай. Только все вокруг было неподвижно. Когда они с Ясенкой уселись на бревна, она достала из маленькой сумочки, висевшей на ее поясе, веретено с красной нитью и легонько раскрутила его, что-то тихонько приговаривая.

Тут же мир вокруг пришел в движение, вернулись запахи и звуки. Птица расправила свои волшебные крылья, и стало светло, как белым днем. К ведуну Доброслову поднесли гусли, и он несколько раз провел своими длинными пальцами по струнам, извлекая мелодичный, неожиданно мощный звук, который разнесся по всей округе. Старец стал наигрывать неспешную мелодию и, пока все с интересом взирали на Птицу-Гамаюн, медленно и со значением заговорил, словно рассказывая сказку:

Снизошла на Землю, прямо с облаков

Чудо-птица Гамаюн – дочь богов.

Сказ волшебный ворожит, потешит,

Каждого коснется, каждого утешит.

Собрался честной народ – вот так диво!

Птица бьет крылами и речёт ретиво.

Всяку тайну, всяк ответ птица знает,

Добрым людям в трудный час помогает.

Смотрит Птица-Гамаюн добрыми очами,

Малые да старые гостью привечают.

До пера дотронутся, тают, млеют души,

Кто грустил еще вчера, тот не тужит.

Данька смотрел во все глаза, и ему так и хотелось расспросить свою новую знакомую о том, что же тут происходит, но, едва повернув голову в ее сторону, увидел, как она отрицательно покачала головой, а потом кивнула в сторону круга. Ведун продолжал играть, а птица вдруг заговорила человеческим голосом, и слова получались тягучими, разносились эхом:

Русичи, вы, русичи – славный род земной!

Золотые песни я несу с собой!

Только я услышу ваш тревожный зов,

Как спускаюсь с неба волею богов.

Это было настолько невероятно, что сначала Данька даже не разобрал слов, будто Гамаюн вещала на каком-то незнакомом языке. Лишь по интонации он понял, что это приветствие. Птица-Гамаюн продолжала петь:

К божьим внучекам на подмогу,

Правды светлой указать путь-дорогу.

Жить в любови научить да по совести,

Ключевой водою смыть страхи-горести.