31 августа 1982 года, ровно в 16:00, в квартире, где В. З., Тамара и Катя жили уже почти пять лет, раздался телефонный звонок. Квартира эта находилась в престижном районе Москвы, около метро «Университет», и многие посетители этого гостеприимного дома В. З. завидовали его благополучию: в квартире было четыре комнаты, большая кладовка, заграничная мебель и всякое искусство, даже копье на стене, привезенное в подарок студентом-докторантом В. З., который по непонятному стечению обстоятельств стажировался в Гвинее-Бисау. Еще у В. З. была коллекция масок, висевших на той же стене, что и копье. Одну из них, символизировавшую изгнание злых духов из чьей-то души, подарил брат Тамары, работавший в советском консульстве в Шри-Ланке.
У Кати была своя комната, где стояла мебельная стенка, произведенная в Лейпциге; у Тамары был антикварный рояль Yamaha, на котором она играла с детства. Она просто впала в бешенство, узнав, что во время ремонта рабочие использовали его как стол для водки и закуски, так как он идеально подходил им для распития стоя.
Получить эту квартиру, естественно, было непросто, хотя В. З., как доктору наук и завкафедрой, полагалась лишняя жилплощадь под библиотеку, но, как всегда, без звонка Ивана Ивановича дело особо не двигалось. Зато, как только он позвонил «куда надо», все остальные инстанции уже проблем не создавали, В. З. дальше разобрался сам, и весь процесс (включая ремонт) занял всего шесть месяцев.
Когда зазвонил телефон, у Тамары, работавшей в академическом институте, был «библиотечный день», т. е. на работу идти было не надо, и она провела несколько часов в очереди за бананами. А Катя, как ее и попросили – что, честно говоря, бывало редко, так как она терпеть не могла магазины, – подбежала к кассе ровно в тот момент, когда очередь Тамары уже подходила, и им продали вдвое больше бананов, чем полагалось в одни руки. Мать и дочь открывали дверь в квартиру и услышали настойчивый телефонный звонок. Тамара бросила зеленые бананы на пол и подбежала к телефону. Звонила новый директор спецшколы № 4 Тамара Сергеевна: она сообщила, что старый директор отработала много лет и решила уйти на заслуженный отдых, и объяснила, что неожиданно освободилось место в 4-м «А» и Катя может выходить в школу на следующий день, 1 сентября. Тамара ее поблагодарила, уточнила, что надо принести с собой, и попрощалась. Затем Тамара позвонила на работу В. З. и нервно заявила, что не знает, что делать: думали, не получится, ребенка не подготовили и английским не занимались, все лето просидели на даче и ни фига не делали. В. З. обрадовался, но спешил на встречу с ректором, так что быстро дал жене задание сообщить новость Кате, объяснив ей, что вариантов отступления нет, все уже решено. После этого они тут же должны начинать учить английский – Тамара все-таки МГИМО окончила! А ему пора бежать. Катя проплакала весь вечер: она кричала, что мама разрушила ей жизнь, так как она хочет быть с друзьями в своей школе, а не мотаться куда-то на троллейбусе непонятно зачем.
Ну а когда Тамара попыталась проверить Катин английский, то девочка смогла ответить только на вопрос: How old are you?[8] – сказав: Thank you! How are you?[9] Все остальные, включая What is your name? [10], Катя просто не поняла. Тамара впала в панику и попыталась найти В. З., но ничего не вышло – глава семьи вернулся только в два часа ночи.
На следующий день невыспавшейся Кате, как и всем остальным советским девочкам, пришлось надеть коричневое школьное платье и белый фартук и идти на троллейбус, который останавливался около универмага «Москва», то есть рядом с новой Катиной школой. На душе у нее скребли кошки: «Ну почему эти предки всегда все портят? Своей жизни нет, что ли?» Ей было грустно и очень себя жалко.
Перед уроком Катя по-настоящему страдала: на общительную, обожающую тусовки девочку никто из одноклассников не обращал внимания. Она несколько раз пыталась подойти к новым одноклассникам, но всем было не до нее. Десятилетние мальчики прыгали по партам, как обезьяны, и надо было быть начеку, чтоб они не врезались и не снесли с ног, а девочки просто отворачивались и продолжали разговаривать между собой. Минут через сорок этой изоляции Катя еле сдерживала слезы. Именно в этот момент в класс вошла очень высокая голубоглазая стройная девочка с длинной белоснежной косой – как будто принцесса! Ее появление подействовало просто завораживающе! Она подошла к Кате и протянула руку для рукопожатия:
– Мы еще не знакомы. Как тебя зовут?
Катя ответила, почему-то обратившись к десятилетней однокласснице на «вы».
– А меня зовут Александра! – представилась девочка.
«Боже, какая красавица! Наверное, в нее влюблены все! – подумала Катя. – И какое потрясающее имя – Александра! Когда у меня будет дочь, так ее и назову!» И, забыв обо всех своих страданиях, Катя на несколько секунд замечталась, представив, какая у нее будет высокая голубоглазая дочь с такими же белыми волосами. Забавно, что сама Катя была невысокой и темноволосой – в отца. Очарованная прекрасной Александрой, Катя неожиданно для себя подумала: «Все будет хорошо! Правильно предки все сделали!»
Профессор Л. проснулась только от удара шасси о взлетную полосу. Она открыла глаза и увидела в иллюминатор хорошо знакомые тропические пальмы и борды «Welcome to Houston George Bush International Airport» [11].
«Finally[12], – выдохнула она. – What a long trip[13]». Спина ныла от сидения в самолете – хотелось наконец встать и потянуться! Она полезла в сумку за телефоном, радуясь, что уже можно включить его и без всякого вайфая проверить электронную почту, позвонить домой или отправить смску о прилете. Самолет продолжал двигаться к назначенному гейту, и у Профессора Л. перехватило дыхание: на экране телефона высветилась надпись «4 notifications from[14] Максим Снегирев», а потом разные имейлы, новые смски и т. д. Она дрожащей рукой открыла в ват-сапе сообщения от Максима, проигнорировав все остальные:
«Мягкой посадки! Как ты долетела, милая?»
Слово «милая» попало в самую точку! Профессор задышала чаще.
«Did anyone ever call me “милая”?»[15] – подумала она… Это слово было очень сладким, лучше любого торта или мороженого, и в то же время оно как-то будоражило.
Она посмотрела время отправления сообщения: где-то за тридцать минут до ее прилета – в Москве три часа ночи.
Профессор Л. вернулась к сообщению. Максим писал:
«Не могу уснуть, пока ты в воздухе, хотя знаю, что по статистике в самолетах безопаснее, чем на земле… Пожалуйста, успокой меня – сообщи, что все в порядке».
Она почувствовала, как засосало под ложечкой и на глаза навернулись слезы, но только внутри – заплакать вслух она бы не смогла. Что происходит? Почему? Может, от усталости!
Она переключила клавиатуру айфона на русский алфавит и быстро напечатала одним пальцем:
«Я хорошо долетела! Спасибо за беспокойство…» – сделала паузу и задумалась. Потом добавила смайлик с поцелуйчиком, затем стерла, добавила другой – просто смайлик, стерла тоже. Тут самолет остановился, и пилот объявил о приземлении в Хьюстоне, время, погоду и т. д. – пассажиры зашевелились… Она добавила: «Дорогой!» – решив, что не надо никаких смай-ликов, и нажала «send»[16]. Убрала телефон, оставив без внимания остальные сообщения, достала сверху чемоданчик и быстро пошла к выходу.
Любимая и единственная дочь эмоционального отца, Катя привыкла к вниманию и восхищению, да и сама умела вести себя так, чтобы окружающие замечали ее таланты. Уверенность в себе, которую внушал ей В. З., с рождения смотревший на нее как на икону, и была главным достоинством Кати, благодаря которому окружающие начинали видеть в ней все остальные прелести. Конечно, находились люди, которых она не особо, скажем так, вдохновляла, но примечательно, что они вызывали у нее интерес, а не раздражение. Ее как бы охватывало желание их завоевать, то есть ненавязчиво превратить в своих поклонников – и чем труднее была задача, тем лучше. Это качество она или унаследовала от В. З., или просто повторяла за ним. Он тоже редко сдавался, и обычно, если кто-то не хотел становиться его другом с момента знакомства, то В. З. постепенно влюблял в себя людей и становился им необходимым. Даже министр Огурцов поначалу не обратил на него особого внимания: подумаешь, математик какой-то, но постепенно с удивлением понял, что скучает по своему Вовику и как-то ему хреново, если он не был у него на даче в Снегирях целый месяц. Понятно, что дружить с всесильным министром желали многие и приглашения поступали отовсюду, но куда бы он ни пошел, как-то у всех было скучновато – не так душевно, как у Вовика. Один раз он даже подумал вслух: «Что ни говори, а ни с кем больше так не ПОСНЕГИРИШЬ! Это просто факт!»
Так что, несмотря на отсутствие интереса к ней большинства учеников 4-го «А», Катя не упала духом и постепенно старалась узнать одноклассников получше, чтобы понять, на ком стоит сконцентрировать свое внимание и обаяние. Интересно, что эта ситуация оказалась для Кати совершенно новой: она привыкла чувствовать себя элитой и раньше не сталкивалась со снобизмом со стороны других. Многие ее соученики не могли поверить, что Катя вообще никогда не была за границей! Она рассказывала, как отдыхала в Прибалтике, но для ее одноклассников, родители которых по большей части работали в советских представительствах в разных странах, Прибалтика была совершенной ерундой. Тут у всех были иностранные стирательные резинки, пеналы и джинсы, и какие-то там Паланга или Нида звучали смешно. Катя еще вспомнила пару поездок в гости к аспирантам В. З. из Грузии или Азербайджана, но вовремя сообразила этого не упоминать, чтобы не опозориться.
Тамара и В. З. не беспокоились насчет Катиных коммуникативных способностей, но вот ее учебные успехи… После двух недель в спецшколе № 4 стало ясно, что она вообще не понимает, о чем идет речь на уроках английского языка. Класс «А» был разделен на четыре группы для изучения английского, и у каждой группы был свой учитель. Катя попала в группу Наталии Владимировны – молодой симпатичной учительницы, только что окончившей Институт иностранных языков в Москве. Катины одноклассники изучали английский третий год, четыре раза в неделю, и в четвертом классе уже переводили газету «Moscow News»[17]с английского на русский (правда, многие сообразительные дети умудрялись достать эту газету на русском, так как она выпускалась в Москве, и ясно, что перевод был дословный – они клали газету на колени и читали перевод оттуда). Тем не менее они понимали содержание уроков и делали это только от лени, в то время как Катя в первый раз в жизни была, как говорится, «ни ухом, ни рылом». Похоже, они говорили по-английски (русский язык на уроках не разрешался), но даже в этом она не была уверена, так как все просто звучало как один хрен.
Весь Катин опыт изучения английского составлял меньше месяца – учительница, которую наняли ей родители, быстро ушла в декрет. Да и сами еженедельные занятия проходили довольно странно: преподавательница пыталась уговорить В. З. помочь ей с ремонтом и стройматериалами для загородного дома и в основном спрашивала Катю, знает ли она, где там брать всякие наличники и остальное. Ну откуда Катя могла это знать – ей исполнилось всего девять лет, и только сам В. З. разбирался в такого типа вопросах.
О проекте
О подписке