Когда он на руках отнес ее на кровать, Алина затаила дыхание и боялась пошевелиться, чтобы не спугнуть свалившееся на нее счастье. Девственницей она, конечно же, не была. Свой «первый раз» она подарила на выпускном парню, с которым встречалась весь одиннадцатый класс, через неделю они расстались, а еще через две Алина поняла, что к своему бывшему бойфренду испытывала симпатию, привязанность, дружбу, что угодно, но только не любовь. Второй ее роман с продолжением случился тем же летом, во время отдыха в Евпатории. Местный мальчишка покорил воображение девушки на целых четырнадцать дней. Они даже пару раз созванивались после того, как она вернулась в Москву, истратив, к ужасу Алининой матери, огромные суммы на часовые междугородние разговоры. С третьим любовником девушка провела всего несколько часов и почти ничего о нем не помнила. Это была случайность, произошедшая с ней на пьяной вечеринке у Кати, и вспоминать об инциденте Алина не любила.

То, что произошло между ней и Антоном в ночь с первого на второе февраля, превзошло все ожидания. Она воспарила в небеса, познала сладкий вкус счастья, ощутила томление любви. Они не ложились спать до утра, Алина забыла даже позвонить домой и предупредить родителей, что не придет ночевать. Ее выручила Катя, когда взволнованная мать позвонила подруге, та расстроенным голосом сообщила, что «Алина, к сожалению, выпила лишнего и уснула, можно ей остаться сегодня у меня?». Безусловно, девушке предстояла хорошая взбучка, но ей было все равно.

– Я люблю тебя, – шептали губы Антона.

– Я люблю тебя, – отвечала Алина.

И страстный поцелуй делал дальнейший разговор бессмысленным и совершенно ненужным.

Возобновление занятий в институте не мешало влюбленным видеться. Они встречались сразу после Алининой последней пары. Антону было уже двадцать два, он учился на последнем курсе психологического факультета МГУ и занимался дипломной работой, поэтому свободного времени у него было хоть отбавляй. Да и родители парня, жившие в далеком Краснодаре, не требовали его присутствия дома хотя бы иногда. Его друзей Алина никогда не видела, как шутя говорил Антон, они поставили крест на влюбленном идиоте и вполне довольствуются общением по телефону. Приятели Алины обижались, что она все время занята, перестала посещать вечеринки, задерживаться со всеми после занятий, ходить на дискотеки. Но их мнение больше ее не волновало: пусть думают, что хотят, и обижаются сколько влезет.

Закончилась зима. Весна одела город в новое зеленое платье. На смену холодам пришла теплая погода. Яркое солнце с утра светило в окно, поднимая настроение, заставляя быстро завтракать и выбегать на улицу, чтобы насладиться его лучами, ласкающими кожу. День сменялся ночью, ночь – днем. С каждой секундой любовь в сердце Алины становилась все сильнее. К майским праздникам она уже представляла себя невестой и даже больше: она видела себя женой, готовящей Антону ужин в ожидании, когда он придет с работы, и матерью двух очаровательных детишек – мальчика и девочки – с такими же зелеными глазами, как у отца. Предложения ей пока никто не делал, да и рано в восемнадцать лет выходить замуж, поэтому на данном этапе Алина довольствовалась собственными мечтами, не торопя события.

Близился конец учебного года, на горизонте маячили длинные летние каникулы, во время которых они могли принадлежать друг другу двадцать четыре часа в сутки, не разлучаясь даже ночью. Алина иногда оставалась у Антона, но случалось это намного реже, чем ей хотелось. Длинных телефонных разговоров ее парень не любил, поэтому, возвращаясь домой, девушке приходилось довольствоваться сладкими воспоминаниями о скоротечных минутах, проведенных с любимым. Когда он спал, его мобильный неизменно оказывался выключенным, чтобы не беспокоили бесшабашные друзья, и Алина была лишена возможности, ложась в кровать, пожелать ему спокойной ночи.

Тридцатое мая наступило незаметно. Пять месяцев пролетели на одном дыхании, слившись в сплошную полосу идеального счастья. Алина и Антон встретились в Александровском саду и, греясь под нежарким весенним солнцем, отправились гулять по аллеям. Сегодня парень был необычайно задумчивым и молчаливым. На вопросы отвечал коротко и все время внимательно смотрел на любимую, словно стараясь запомнить дорогие черты на всю оставшуюся жизнь. Очень часто он привлекал ее к себе и целовал в губы. Она отвечала на поцелуи со всем пылом молодого сердца.

Когда они проходили мимо длинной вереницы скамеек, уютно примостившихся недалеко от Кремлевской стены, Антон резко остановился и развернул Алину к себе лицом:

– Обещай мне кое-что, – голос любимого звучал непривычно тихо, в нем слышалась грусть, даже настоящая тоска.

– Что угодно, – тут же согласилась Алина.

– Если однажды что-либо произойдет и меня в твоей жизни не будет, ты будешь жить дальше, найдешь другого парня и постараешься полюбить его.

– Не говори глупости, – огрызнулась Алина, по спине пополз неприятный липкий холодок. Она попыталась высвободить руку и отвернуться, но Антон крепко удерживал ее на месте.

– Просто обещай: если меня с тобой не будет, однажды ты скажешь «да» хорошему мальчику, который тебя полюбит, – на последних словах голос Антона дрогнул. Алине показалось, что в зеленых глазах разливается океан боли, причины которой она не знала.

– Обещаю, – выдавила девушка. – Но ведь ты никуда не уйдешь?

Вместо ответа Антон притянул ее к себе и крепко поцеловал.

Настроение было безвозвратно испорчено. Алина весь день прижималась всем телом к тому единственному, без которого весь мир терял для нее свою прелесть. Они еще никогда не целовались так часто, как сегодня.

Антон проводил ее до подъезда. Телефонный звонок раздался, когда их губы слились воедино. Режущая слух электронная мелодия разорвала очарование почти летнего вечера. Антон чрезмерно суетливо полез в карман обтягивающих джинсов, Алине показалось, что его рука дрожит.

– Да, Стас, – коротко сказал он, его голос был каким-то безжизненным и пустым. На другой стороне провода что-то быстро говорил низкий мужской голос. Расслышать слов Алина не смогла. Примерно две минуты неизвестный собеседник вещал без остановки. С каждой секундой лицо Антона становилось все бледнее. К концу монолога неведомого Стаса оно походило на восковую маску.

– Я понял, – сказал, наконец, любимый после почти минутного молчания, воцарившегося на другом конце. – Буду через два часа, ждите.

– Что случилось? – сердце Алины билось часто-часто, предчувствуя неминуемую, страшную беду.

– Алина, нам надо расстаться, – слова Антона прогремели, как выстрел, направленный жестокой рукой киллера в самое сердце. Холод сковал тело прежде, чем разум успел осмыслить происходящее. Она просто смотрела на своего убийцу широко раскрытыми глазами, не в силах произнести ни одного слова. Даже слезы не текли по ледяным щекам.

– Алина, – каждый звук ее имени, произносимый любимым голосом, причинял боль, – Алина, – прикосновение сильных пальцев к плечам, до боли знакомых, но почему-то очень холодных. – Послушай, я люблю тебя. До самого последнего удара сердца, сколько бы дней или лет мне ни осталось, я буду помнить тебя. Но ты должна меня забыть. Я слишком люблю тебя, чтобы остаться.

– Почему? – выдавили бескровные губы. – За что? – во рту пересохло, неестественно тонкий голос не мог принадлежать ей – скорее, полузабитой мыши, но только не ей. Слез все еще не было.

– Я не могу объяснить. Не могу! – красивое лицо искажено, словно от судороги. Яркие зеленые глаза потускнели, казалось, в них погас пылающий раньше огонь. – Прости меня.

Губы приникают к губам, но сил ответить на поцелуй нет. Она – кусок льда, застывший и бесчувственный, парализованный нереальным горем. Каждая мышца скована смертельным холодом, каждая клеточка замерла от неожиданного удара.

– Помни, ты обещала мне, – бессмысленные слова, она не могла вспомнить, о чем он говорит. – Прощай.

Еще один поцелуй. На этот раз – последний. Мечта ее жизни повернулась к ней спиной. На секунду ей показалось, что по любимой щеке скатилась прозрачная капля влаги. Шелест легких шагов стих. Она не могла пошевелиться, чтобы побежать, догнать, позвать.

Что-то мокрое упало с неба, скатилось по лицу, потом еще и еще. Природа плакала, провожая навек ушедшую из мира любовь. Природа плакала. Но у Алины слез все еще не было.

Дни. Длинные. Темные. Нет солнца, нет тепла. Боль. Пустота. Чьи-то голоса говорят, зовут, заставляют делать бессмысленные, никому не нужные вещи. Лучше уж погрузиться в учебники – мир скупых официальных слов, чем терпеть постоянное мамино присутствие, жалость друзей, сочувствие.

Алина сдала сессию не так плохо, как все ожидали. Каждый вечер, возвращаясь с очередного экзамена, она закрывалась в своей комнате и сидела там одна до поздней ночи, не шевелясь и не включая свет. Периодически стучали мать или отец, звали ужинать, просили поговорить с ними, убеждали. Раз в день обязательно звонила Катя, иногда кто-то еще. Мама неизменно отвечала, что все по-прежнему, изменений к лучшему нет.

Алину раздражало, что все вокруг обращаются с ней как с больной: невзначай гладят по руке, понижают голос почти до шепота, когда она заходит, спрашивают, как она себя чувствует. Неужели никто не может понять: она не больна, она мертва. Мертва окончательно и бесповоротно, раз и навсегда. Ну и что из того, что глупое сердце продолжает биться, а легкие гоняют туда-сюда бесполезный кислород? Это не значит, что она чувствует, – от бесконечной боли, почти физической, нервные окончания давно атрофировались и не способны ощущать ничего.

Слезы пришли ночью того ужасного дня, разделившего ее жизнь на до и после. Но теперь их больше нет, они банально кончились. Глаза не могут больше выдавить ни капли жидкости, даже если бы она захотела, не сумела бы заплакать снова. Алина научилась смотреть в одну точку, не моргая, не слышать посторонних звуков, лишний раз не шевелиться. Малейшее движение вызывало боль, не ту страшную, раздирающую на части, что была в самом начале. Нет. Это был лишь отголосок той боли, воспоминание о ней, но оттого она не становилась менее мучительной. А Алина устала мучиться, страшно устала.

Ей даже приходили в голову мысли о физической смерти, она отчетливо видела пустой пузырек из-под маминого снотворного, зажатый в неподвижной бледной ладони, или как лезвие острой бритвы вспарывает запястье. Но смелости на подобный шаг не хватало. Вот и приходилось влачить жалкое существование в теле, оставшемся без души, надеясь, что слепой случай решит проблему сам. Но пьяные водители упорно объезжали ее стороной, кирпичи не спешили падать на голову, маньяки-убийцы гуляли по другим улицам. И постепенно она перестала надеяться на легкий выход, осознав, что еще долгие, бесконечно долгие годы ей придется как-то жить.

В конце июня, сразу после окончания сессии, в гости зашла Катя. Алина ее не приглашала, она вообще с ней не разговаривала с того памятного дня, когда земля разверзлась под ее ногами, окунув в пучины мрака. Ее впустила мама и даже дала запасной ключ от комнаты, ставшей Алининым убежищем.

Катя вошла тихо, стараясь издавать как можно меньше звуков, присела на край кровати, так, чтобы случайно не дотронуться до подруги. Алина могла бы вообще ее не замечать, если бы блондинка так громко не дышала, если бы так оглушительно не билось ее сильное, лишенное волнений сердце. Эти звуки выводили из себя, возвращали в реальность, а там ждала боль, чтобы накинуться с новой силой, как только девушка вынырнет из добровольного забытья.

Так прошло около часа. Никто не нарушал молчания. Катя оказалась на редкость тактична, что, учитывая образ ее жизни и обычное поведение, было удивительно. Но Алина не могла удивляться, мысль родилась где-то на задворках сознания и тут же исчезла. Как и многие другие, самые обычные мысли ее проглотил мрак.

– Алина, – тихо позвала подруга. Боль, как удар хлыста, резкая, пронзительная. Пришлось приложить колоссальные усилия, чтобы не закричать. Она возненавидела собственное имя, имя, которое когда-то произносил ОН с нежностью и, казалось, безграничной любовью.

– Алина, – повторила Катя спустя минут пятнадцать. – Послушай меня, пожалуйста.

Просительные интонации раздражали, им было сложно противиться. Пришлось повернуть голову и посмотреть в довольное жизнью, веселое лицо, лицо того, кого не съедает изнутри боль. Конечно, она могла бы игнорировать надоедливый голос, но тогда его обладательница еще долго не уйдет. Ее сердце так и будет биться под боком, ее легкие не перестанут гонять воздух, создавая неприятный ветерок.

– Тебе надо взять себя в руки, – банальные пустые слова, как Алина и ожидала, ничего нового, ничего того, что бы ей ни говорили раньше. Даже бабушка приезжала из Смоленска на один вечер, чтобы сказать то же самое. – Ты должна. Жизнь не остановится, как бы тебе этого ни хотелось, и ничего не изменится. Потом ты поймешь, так лучше для тебя. Такая любовь как ветрянка – чем раньше переболеешь, тем легче пройдет. Конечно, останутся шрамы, но их можно спрятать, замаскировать. Их никто не увидит, и в итоге ты сама забудешь о них.

– Ты ничего не знаешь, – прошептала Алина. От постоянного молчания голос сделался тихим и грубым. Она не понимала, зачем говорит с Катей. Разбитной блондинке, думающей только о выпивке и сексе, никогда не понять, что она пережила.

– Я знаю, гораздо больше, чем ты можешь себе представить! – подруга заговорила резко. В ней ощущалась сила, какой раньше Алина не замечала. – Хочешь узнать, почему я ушла в академ? Настоящую историю, не ту, которой я потчую наших однокурсничков весь последний год?

Когда-то Алине это было очень интересно, но, сколько бы она ни спрашивала, Катя всегда отшучивалась. И вот она сама готова рассказать свою историю, а Львова не может найти в себе даже тени любопытства. Но подруге все равно, она продолжает говорить, громкая речь вызывает головную боль. В этом есть свой плюс: физическая боль притупляет душевную.

– Еще в школе я начала встречаться с парнем из своего класса, – говорила Катя, – у нас была волшебная любовь, красивая до безобразия. Цветы, конфеты, поцелуи при луне. Он был моим первым любовником, я тоже была для него первой. Мы не расставались ни на час. Вместе ездили в школу, он встречал меня перед подъездом каждое утро, у него всегда в руках были тюльпаны, или розы, или еще что-нибудь. Мы сидели за одной партой, держались за руки все время, пока учителя занудствовали о нейронах, протонах, химических реакциях, героических битвах и прочей неинтересной для нас ерунде. После уроков мчались ко мне. Родители тогда уже взяли в привычку надолго уезжать. Так прошло два года. Идеальных и самых счастливых. Пришло время поступать в институт, и мы поступили. Естественно, вуз мы выбрали один. Попали в одну группу, все как по заказу. Мы не могли дождаться восемнадцати, хотели сразу же пожениться. Даже предков познакомили, и наши матушки вовсю обсуждали церемонию бракосочетания. Все было отлично до ноябрьских праздников. На них он уехал с сестрой и ее парнем в пансионат. Я ни о чем не беспокоилась – он частенько уезжал с кем-то из родственников. Вернулся он в последний день выходных и сразу приехал ко мне. Я ждала его с нетерпением, за три дня успела страшно соскучиться. Вместо поцелуев и признаний, он встретил меня холодным взглядом. Я попыталась его обнять, он отстранился. Молча я смотрела, как он снимает куртку, разувается, проходит в мою комнату. На мамино приветствие он даже не ответил. Долго тянуть он не стал. Выпалил на одном дыхании, что уходит. Он подумал и понял: все это слишком рано, он должен строить карьеру, должен успеть пожить. Клялся, что любит меня и если пару лет я подожду, все может снова быть как раньше. Истинной причины его решения я так и не узнала. Другой у него не было еще долго, это я знаю точно. Просто он так решил. Несколько месяцев я лежала в постели и смотрела в потолок. Родители смогли организовать мне академ. Все лезли ко мне с сочувствием, глупыми словами, советами. А я чувствовала, что умираю, задыхаюсь. Тогда я чуть не сошла с ума. Но однажды стало легче. Я встала, привела себя в порядок и вышла из дома. Прежней я уже не была и не буду никогда. Но жизнь продолжается, просто больше я не смотрю на нее серьезно.

Алина не заметила, как слова Катиного рассказа складываются в предложения, которые обретают смысл и доходят до сознания. В голубых глазах подруги она увидела отголосок своей боли. Когда она замолчала, Алина почувствовала, как по щекам текут слезы. Она прижалась к плечу Шемякиной и зарыдала в голос, громко с криками и всхлипами. Так она не плакала даже в первую ночь.

Катя осталась до утра. Отец принес девушкам бутылку крепленого вина и два бокала, они ее выпили, сходили в ближайший магазин и купили еще одну. В тот день Алина начала курить. Раньше она отказывалась даже пробовать, опасаясь, что потом не сможет распрощаться с дурной привычкой. Теперь подобные мелочи значения не имели.

Утром пришло решение. Если она хочет избавиться от боли, она должна знать правду. Почему Антон от нее ушел, что она сделала не так?

Заветный номер его мобильного она за истекшие недели набирала почти ежедневно, но безразличный женский голос каждый раз сообщал, что «абонент временно заблокирован». Найти его через друзей Львова не могла, никого из них она ни разу не видела, если не считать Влада и Сони. Разыскать их оказалось невозможным. Они пришли на новогоднюю вечеринку по приглашению тогдашнего Катиного парня, Вадима, с которым подруга давно рассталась. Они связывались тоже через сотовый, как назло, он с тех пор успел сменить номер.

Пришлось ехать на квартиру, в которой Алина и Антон провели вместе столько счастливых часов. Боль оглушила ее, как только она вышла из метро. Здесь когда-то он ее целовал, а там прошептал на ухо: «Я тебя люблю», за тем углом она впервые обратила внимание, какого великолепного оттенка у него волосы, а вот за тем он обычно покупал ее любимые булочки. Пять минут она продиралась сквозь сгустившуюся тьму, опустившись на мокрый от дождя парапет. Когда глаза снова стали различать окружающее, Алина взяла себя в руки и направилась в сторону знакомого дома.

Пока лифт медленно считал этажи, девушка чувствовала, как трясутся колени и стучат зубы. Дрожащей рукой она дотянулась до звонка. Мелодичный перезвон колокольчика прогремел, как набат. Несколько минут ничего не происходило. Алина еще раз нажала на кнопку, не зная, рада или нет тому, что трудному разговору не суждено состояться.

Дверь распахнулась внезапно. Алина изо всех сил пыталась услышать приближающиеся шаги оставившего ее, но оттого не менее любимого мужчины, и пропустила момент, когда щелкнул замок. На пороге стоял незнакомый пожилой человек с глубокими залысинами и осунувшимся морщинистым лицом.

– Антон дома? – спросила Алина, стараясь удержать огонек последней надежды. Она почти убедила себя, что к парню в гости заехал отец, которого она никогда не видела, не желая мириться с очевидным фактом.

– Вы, вероятно, ошиблись квартирой, – проговорил мужчина надтреснутым голосом.

– Нет-нет, я уверена, здесь живет молодой человек. Его зовут Антон, – тараторила она как заведенная.

– Может, раньше и жил, только теперь это моя квартира! Я снял ее почти месяц назад.

С этими словами неприятный тип, поселившийся в их любовном гнездышке, захлопнул дверь перед носом ошеломленной постигшим разочарованием девушки.

Она сидела на лестнице, пытаясь зажать разверзшуюся в груди рану. За окном успело стемнеть. Уличный фонарь уныло светил в окно на площадке этажом ниже. Алина спустилась к нему, желая последний раз насладиться видом двора, который был свидетелем ее недолгого счастья. Из мутного стекла на нее глядело лицо незнакомки – худое, с пролегшими под лихорадочно блестевшими глазами темными кругами, растрепанные волосы паклями свисали на плечи. Эту девушку Львова не знала, она не была ею. Достав из сумочки пачку сигарет, Алина прикурила и глубоко затянулась едким, пропитанным никотином дымом. Стало немного легче.

Последняя надежда умерла. Оставалось смириться со свершившимся фактом: Антон ушел из ее жизни навсегда.

2001 год.

2002 год.

2003 год.