Читать книгу «Квендель. Книга 2. Время ветра, время волка» онлайн полностью📖 — Каролина Роннефельдт — MyBook.
image

Глава вторая
Страдания Кремплингов

 
Сна не шлет душе усталой
Долгой ночи тень;
Грезя, полусонный, вялый,
Я брожу весь день[5].
 
Генрих Гейне. Книга песен

Пройдя под роскошным резным косяком, Карлман вышел из главного зала в коридор, свернул несколько раз и, наконец, поднялся по лестнице в дальнюю половину трактира, где царила тишина. Это была одна из самых старых построек, возведенная в те времена, когда Линденвирт, четвертый в роду Зайтлингов, впервые расширил главное здание трактира. В пристройке разместили четыре просторных комнаты, которые и сегодня предлагали гостям, ценящим уединение. Если верить одной из бесчисленных легенд, эти комнаты, прозванные «зелеными западными покоями», изначально предназначались для представителей Великого народа, когда люди не только проезжали через Холмогорье, но и нередко останавливались передохнуть.

Поскольку гостевых книг с тех лет не сохранилось, не было ни малейшей возможности определить, кто останавливался здесь поначалу. В более поздних записях встречались только определенно квендельские имена, однако слухи о том, что первые постояльцы трактира были прямыми потомками людей, собиравшихся под молодой еще липой задолго до постройки здания, были такими же древними, как и толстые подушки мха на крыше. Старые комнаты назывались «зелеными» из-за дубовой обшивки с растительным орнаментом, которая покрывала стены покоев и коридора высотой до человеческого плеча (а значит, на добрых четыре ладони выше макушки любого квенделя). Потолки были соответствующей высоты, и, кроме первой пристройки и главного зала, в «Липе» не было других таких больших комнат.

Говорили, что люди, которые останавливались в «Липе» при четвертом ее хозяине, прибывали в Холмогорье по Холодной реке, плыли до Запрутья, а потом, спускаясь вниз по течению, оставляли позади земли, населенные квенделями, и шли дальше, на запад. История не сохранила ни слова о том, кем они были и откуда пришли; осталось тайной и то, куда они направлялись. Нынешние обитатели Холмогорья, конечно, интересовались своим прошлым, но история других народов их мало волновала, и все, что связывало квенделей с чужаками, было забыто. Говорили, что путешественники привозили на продажу то, что было в ходу среди им подобных: кольчуги, мечи и копья, которые квендель едва ли мог поднять. Однако кроме того – и этим товарам обитатели холмов быстро нашли применение – они торговали драгоценными тканями и кожаными изделиями, доселе неизвестными растениями и целебными травами, а еще, и прежде всего, табаком. Прошло немного времени, и табак стали выращивать повсюду и употреблять по назначению, и едва ли нашелся бы хоть один житель Холмогорья, который не утверждал бы с полной уверенностью, что благородный дым – исконное изобретение квенделей.

Только в Запрутье, самой дальней точке на восточной границе Холмогорья, в трактире у моста можно было порой встретить человека. Однако, позволив себе лишь краткий отдых, он отправлялся в путь по какой-нибудь из старых дорог, которые вели на север, юг и восток от другого берега Холодной реки. И человек уходил вдаль, оставляя земли квенделей на произвол судьбы.

Направляясь в зеленые покои, Карлман не думал о делах далекой старины, хотя благодаря Одилию и знал о них больше, чем многие жители Вороньей деревни и окрестностей. С некоторых пор старик Пфиффер при случае отводил смышленого племянника Бульриха в сторонку и рассказывал ему истории, на которые Бедда и Гортензия ответили бы не одними лишь хмурыми взглядами. Молодой квендель был польщен. Обладая долей фамильного упрямства, он чувствовал себя в долгу перед дядей, который никогда не боялся «заглядывать за край шляпы» – так в Холмогорье называли оправданную жажду знаний. Однако, заметим, все хорошо в меру, и, конечно, никакой жаждой знаний нельзя было оправдать губительного любопытства, которое двигало Бульрихом и в конце концов привело его к несчастью.

Карлман дошел до лестницы, ведущей из коридора в пристройку, где располагались комнаты. Он подумал об огромном черном коне, который, как он заметил из окна по дороге, все еще нетерпеливо ждал во дворе – неизвестный хозяин о нем забыл, а слуги не спешили позаботиться. От мыслей о темной лошадке он легко перешел к куда более светлым образам, среди коих были серебряные локоны красавицы Гризельды, которые сияли, соперничая с гербом ее семьи. Карлман задумался, пытаясь угадать, в каких комнатах остановилась девушка с братьями и есть ли надежда увидеть ее на вечернем собрании.

Лорхель Зайтлинг, хозяин трактира, с особой любезностью отнесся к просьбе Одилия сдать комнату. Ведь все, что пережили соратники старого Пфиффера во время ночных поисков на опушке Сумрачного леса и в его глубине, уже к утру стало известно в Зеленом Логе, а спустя еще день слухи распространились и по окрестностям. Теперь же все в Холмогорье судачили о том, как это старина Бульрих решился забрести в самую чащу леса, как будто ему не хватило грибов на светлых пригорках! Забрел – и, разумеется, только для того, чтобы заблудиться! Многие из собравшихся сходились во мнении, что он, должно быть, сам вызвал цепочку зловещих событий, которые произошли не только возле Сумрачного леса, но и по всему Холмогорью. Ясно как день, что сильнее всего достается тем, кто поступает безрассудно. Бульриху, да и его спасителям, следовало бы подождать до утра, чтобы посоветоваться со старейшинами деревень, главами семей и другими уважаемыми квенделями, такими, например, как мельник Уилфрид.

Ужасное несчастье, постигшее семью Кремплингов из Звездчатки, отчетливо показало, что бывает, когда по неосторожности связываешься со всякими сомнительными личностями вроде отшельника Фенделя Эйхаза. В Волчью ночь с ними случилось самое страшное: они лишились не просто любимого родича, а ребенка, и оттого их страдание было еще тяжелее.

Пирмину и Фиделии, убитым горем, наверняка отвели бы одну из уединенных зеленых комнат, будь хоть малейший намек на то, что они намерены присутствовать на встрече. Однако о звездчатских Кремплингах ничего не было слышно с тех пор, как свернули поиски их пропавшего малыша Блоди. Это случилось вскоре после того, как едва не произошла еще одна беда: фермер Килиан Эрдштерн, добрый друг Пирмина и Фиделии, поскользнулся на узких мостках на болоте и так быстро погрузился в стремительно разверзшуюся жижу, что спасли несчастного лишь чудом.

Черные поганки и витые чернушки, кольцами высыпавшие повсюду на болотах, стали последним предупреждением для поисковой группы, без обиняков намекая квенделям повернуть назад и прекратить поиски тех, кого уже не найти. Так и случилось, к великому сожалению отважных друзей и соседей, которые вместе с Пирмином и Фиделией рискнули углубиться в Черные камыши так далеко, как смогли. Блоди, Фенделя Эйхаза и даже пропавшего пса наверняка постигла та же участь, от которой едва спасли фермера Эрдштерна: несчастные утонули в болоте и бесследно исчезли навсегда. Когда безутешный Кремплинг рассказал, как его сына похитила безымянная нежить, все решили, что от невыносимых страданий бедняга тронулся умом.

Так ничего и не добившись, жители Звездчатки вернулись в деревню, отказываясь идти путем предков, которые двести лет назад так и не вышли из Сумрачного леса, куда отправились в поисках Эстигена Трутовика. В замешательстве и смущении квендели с трудом находили силы смотреть в глаза безмерно опечаленным Пирмину и Фиделии, однако дальше бессмысленно рисковать не стали.

С тех пор потерявшую младшего сына мать часто видели на мосту, перекинутому через реку Сверлянку. Увидев с дороги одинокую темную фигуру на рассвете или в сумерках, многие пугались, не зная, что и думать. В те места редко кто забредал по доброй воле. Разве что Фендель Эйхаз, который, как ни странно, никогда не тревожился из-за близости своей землянки к негостеприимным окрестностям болота и леса и бродил там, вглядываясь в темноту с каменного моста, наблюдая за танцем призраков в Черных камышах – а приличные квендели таким не занимаются.

Отныне же несчастного отшельника не было видно ни на мосту, ни в деревенском трактире, где он частенько засиживался, угрюмо глядя в огонь, и требовал мохового вина и бузинной настойки. А когда закрывалась дверь за последним клиентом, как объяснил Дрого Шнеклинг, Фендель оплачивал хозяину еще час или два тишины и одиночества у очага.

– Жаль его было, – откровенно признался обычно скрытный владелец трактира и глубоко вздохнул. – Один он был одинешенек на свете, ну, я и пытался его утешить, как и подобает старому корчмарю. Без лишних слов, конечно: о добрых делах на перекрестках не кричат, – и только после закрытия. Елки-поганки, грустно мне без него, старого мухомора, он был мне по-своему дорог.

Посетители таверны, до которых долетали кое-какие слухи о странном соглашении между Шнеклингом и отшельником, несмело кивали и скрывались за пеленой молчания и табачного дыма из моховых трубок. К стыду своему, почти никто из почтенных обитателей деревни не мог припомнить ни малейшего доброго шага или жеста в адрес отшельника. Прискорбно, но ничего не попишешь.

Любые несчастья тяготили жителей Звездчатки, как бесконечно пасмурное небо, а согбенная фигура на мосту, закутанная в темную шаль, и подавно не давала покоя. Вскоре у каждого очага стали поговаривать, что по ночам на каменном мосту все ярче светит фонарь – это Кремплинг выходит с огнем в темноту, чтобы забрать Фиделию домой с ее бессмысленной вахты. Когда пропал Блоди, Фиделия три дня и три ночи пролежала в постели как мертвая, даже ходили слухи, будто это Серая Ведьма сжалилась и отвела мать к потерянному сыну. Возле фермы Кремплингов в те ночи часто кричала сова, подтверждая самые невероятные слухи.

Однако на четвертый день утром Фиделия внезапно вышла из спальни, молчаливая и бледная, как поганка, и чуть до смерти не напугала Аделу Эрдшибер – соседку, которая согласилась присмотреть за детьми в тяжелые времена, – а чуть позже без церемоний выгнала ее вон. После этого родители Блоди отказались принимать любых гостей, какими бы благими намерениями те ни руководствовались, и замкнулись в своем мире. Ворота, прежде всегда распахнутые, затворились, наглухо отрезая двор. Даже Флорин и Афра почти не появлялись за стенами дома и выходили за пределы фермы так редко, что можно было подумать, будто не один, а все дети Кремплингов исчезли с лица земли.

Чем тише становилось на их ферме, тем громче судачили в деревне. Квенделям не пристало так резко обрывать все связи с сородичами, даже во времена тяжкого горя. Ведь именно во дни испытаний ищут утешения и совета у родных, друзей и соседей и сближаются, а не отдаляются друг от друга. При всем уважении к неизбывной боли Кремплингов, избранный ими путь вскоре привел к тому, что в деревне установилось следующее мнение: родители Блоди по меньшей мере поступили весьма неразумно и плохо присматривали за младшим сыном. Неудивительно, что теперь им было что скрывать, даже если это затворничество продиктовано совестью; ходили разные слухи, которые Адела, горько уязвленная неблагодарностью за свое желание помочь, охотно подтверждала. На ферме Кремплингов она пробыла недолго, однако успела заметить на каминной полке в спальне Фиделии и Пирмина странный, криво скрученный корень, покоившийся на алой бархатной подушечке между двумя фонарями.

– Как-то раз я проходила мимо хозяйской спальни, несла постиранное белье, а дверь-то была чуть приоткрыта, – рассказала Адела по секрету сначала Гильдасу, своему мужу, а потом по меньшей мере шести уважаемым дамам Звездчатки. – И я увидела, как Фиделия самым жутким образом возилась с этой новоявленной святыней. Клянусь ведьминым грибом и сморчками, подумать только, на моих глазах бедняжка уколола иголкой указательный палец левой руки и капнула кровью на сухой корень на подушке. Тут подо мной скрипнула половица, и Фиделия повернулась ко мне. Рыжики-полосатики, видели бы вы ее! У меня мурашки по спине побежали! Бедняжка горела в лихорадке. Волосы спутаны, как колосья, разметанные грозой, глаза на восковом лице светятся, как угли. Кровь с пальца капает на белую ночную рубашку. Она смотрела на меня, не узнавая, а потом шагнула вперед и захлопнула дверь у меня перед носом. Теперь ни я, ни мой добрый Гильдас не верим, что эти Кремплинги закрылись, чтобы остаться наедине со своим горем! А еще вчера Дрого Шнеклинг в «Туманах Звездчатки» удивлялся, как это Пирмин и Фиделия связались с бродягой с реки! Ведь отшельник в ту ночь заглянул к ним на ужин, а потом вместе с отцом и сыном посреди ночи отправился на болото. Ох, кажется мне, что у них странные дела вершатся тайком от доверчивых соседей!

– Ох уж эти пустоголовые деревенские болтуны! – проворчал старик Пфиффер, услышав эти сплетни. – А хуже всех этот колючий слизняк, хозяин «Туманов Звездчатки». Вот уж кто умеет раздувать пожар, как ему заблагорассудится!

Одилий стоял в комнате Бедды и слушал, как Приска Эрдштерн – жена того квенделя, который чуть не утонул в болоте во время поисков Блоди, – пересказывала последние новости из Звездчатки. Эрдштерны с радостью привезли Бедде то, что могло ей пригодиться до возвращения домой.