время я обманывала его. Он ненавидел Микеля за то, что тот подарил ему жизнь, которая была больше похожа на зияющую рану. Но больше всего он ненавидел того, кто стал причиной всего этого несчастья, воплощением смерти и горя: самого себя. Он ненавидел книги, которым посвятил свою жизнь и которые никому не были нужны. Он ненавидел свое существование, прошедшее в неведении и лжи. Он ненавидел каждый украденный у жизни миг, каждый вздох.
В тот момент я почувствовала, как жизнь возвращается ко мне, и благодарила небеса за то, что вместо Микеля они вернули мне Хулиана. Надеюсь, Бог простит меня за это.
Микелю было тридцать шесть лет – больше, чем он надеялся прожить. Еще до того, как он рухнул на усыпанную окровавленным стеклом мостовую, он был уже мертв.
о, что цветочник принял за дурной характер, было твердостью духа, обретаемой только теми, кто – пусть поздно, но лучше уж поздно, чем никогда, – находит цель, ради которой стоит жить, и начинает жадно преследовать ее, желая наверстать упущенное время.
Я вдруг заметила, что Микель, перед тем как уйти, убрал свои вещи с письменного стола, словно не собирался больше за него садиться. В тот момент я поняла, что больше никогда его не увижу.