Цитаты из книг автора «Карл Уве Кнаусгор»

Но что такое апокалипсис сегодня? Деревья, которые вырубают в Южной Америке. Таяние льдов, подъем уровня воды.

грешить — это ставить себя в положение, когда грех возможен.

Арне Нэсс рассказал однажды, как чудовищно ему приходится напрягаться при встрече с обычным нормальным человеком, чтобы самому произвести впечатление обычного и нормального, но наверняка и этот обычный человек напрягался не меньше, чтобы выглядеть не хуже Арне Нэсса.

Потому что судьба — она и есть судьба, ты с ней ничего поделать не можешь. Я могу только наблюдать. С тобой ничего нельзя поделать. И вообще поделать ничего нельзя.

Трагедия, как ты помнишь, это когда с великим человеком все идет хуже некуда. В отличие от комедии, где у плохого человека все складывается наилучшим образом.

в нашем мире бушует буря, как бушевала всегда, а единственным известным мне местом, где сказано об этом — об экстремальных, но простых вещах, — были священные тексты.

Мы сколько угодно можем думать, что нашим внутренним миром все охвачено, и заниматься своими делами на этом вот пляже, разъезжать на своих машинах, болтать по телефону, ездить в гости, есть, пить, сидеть дома перед телеящиком и забивать себе голову чужими мыслями, лицами и судьбами людей, жить в этом странном искусственном симбиозе и убаюкивать себя год за годом, что это и есть вся полнота бытия, больше ничего нет; но стоит вдруг поднять глаза и увидеть вот это все, и единственная твоя мысль — о немощи и бессилии с ним совладать, какой бы мелкой ерундой мы себя ни баюкали.

Справа от нас были самые дорогие, самые эксклюзивные жилые дома Стокгольма. Престижнее адреса в городе просто нет. Вид домов полностью соответствовал этому. Они ничего не отдавали, от них ничего не исходило

В районе сорока жизнь, которой человек живет здесь и сейчас, всегда одномоментная, впервые становится , и эта тождественность отменяет все мечты, опрокидывает все представления о том, что где-то его все еще ждет подлинная жизнь, для которой человек пришел в мир

Если он видит воду, которой изобилуют, например, фильмы Тарковского и которая превращает их в эдакий террариум, где все сочится, течет, плывет и дрейфует, где герои исчезают из кадра, но остается стол, и чашки на нем медленно наполняются дождевой водой на фоне грозной зеленой растительности на заднем плане, — то такой взгляд умеет разглядеть ту же дикую, экзистенциальную глубину и в буднях.