В детстве я иногда рисовала.
Когда я попала в Соляную крепость, среди моих скудных пожитков был и блокнот. В тот вечер, чтобы скоротать время, я стала делать наброски окрестных пейзажей. Море и скалы так заворожили меня, что я не удержалась и, как умела, перенесла эту красоту на бумагу.
На следующий день, еще до начала испытаний, сестры принялись перебирать мои вещи. Зрящая мать взяла блокнот и долго смотрела на него. Я тогда не понимала, как она может видеть сквозь повязку на глазах.
– Что это? – спросила Зрящая мать.
– Это море, – ответила я.
– Нет, это просто бумага, – возразила она.
Ее магия превратила блокнот в кучу обрывков. Зрелище того, как ветер несет их к волнам, было одним из последних, что увидела только я – обычными глазами. Спустя столько лет мне все еще вспоминались те летящие пестрые клочки. Они были похожи на крылья бабочек, и мир так легко поглотил их.
Всего-навсего бумага, как сказала Зрящая мать.
Я вынырнула из волн и шумно глотнула воздуха. Порыв холодного ветра влепил мне пощечину, не дав понять, где я, и взбудоражив все ощущения. Я слышала от некоторых сестер, что им это даже нравится, однако уверена: они врали. После пятнадцатилетнего опыта странствий сквозь толщу воды мое впечатление не стало менее тошнотворным. А может, оказываясь между нитями, я как будто проваливалась в прошлое, и это вызывало у меня неприязнь.
На берегу я устроила себе небольшую передышку: села, прислонившись спиной к валунам. Провела рукой по волосам, убирая их с лица. А когда встала на нетвердые ноги, попыталась разобраться в ощущениях. От их переизбытка задача была не из легких.
Арахессам тяжело находиться вблизи толпы. Обычные глаза дают лишь ограниченное восприятие. У нас же ограничений нет. Мы одновременно распознаем все, что нас окружает. И сейчас ощущения буквально захлестывали меня.
Указания Зрящей матери отличались удивительной точностью. Я появилась недалеко от военного лагеря, в нескольких лигах севернее Вапруса – последнего из захваченных городов. Земли Глеи по большей части были суровыми и малопригодными для жизни. Лучшие районы полководцы Короля питоры забрали себе. Жизнь была сосредоточена в городах-государствах, отделенных друг от друга пустошами, где почти никто не селился. На юге это были бесплодные каменистые равнины.
Ведомая ощущением толпы, я забралась на скалистый гребень, за которым на плоскогорье раскинулся вражеский стан.
Захватчиков было так много, что на меня обрушилась целая лавина аур. Сколько их: сотни, тысячи? Похоже, что тысячи. И каждый – вампир. Они ощущались иначе, чем люди: будто струны, настроенные на другой лад, скорее минорный, чем мажорный. Каждый оттенок был для меня непривычным.
Убедившись, как обширен военный лагерь, я начала обследовать его с помощью нитей. Обнаружила добротные, крепко поставленные шатры и повозки с продовольствием. От солдат исходило ощущение, что их вполне устраивает длительный привал. Даже издали я почувствовала их усталость. Меж тем возведение шатров продолжалось.
Стало ясно: они пришли совсем недавно и намеревались пробыть здесь несколько дней. Я не понимала, почему они перебрались на эту равнину, а не остались в одном из недавно захваченных городов. Однако мне их привал был только на руку. Я должна была разыскать прорицательницу, устранить ее и занять ее место.
Я спустилась к лагерю и спряталась за огромными валунами. Вампиры обладали великолепным зрением и тонким обонянием, поэтому я делала все, чтобы мои перемещения или запах не выдали меня. И в то же время требовалось подойти как можно ближе, определив границы бивуака.
Природа каждого существа имеет свои особенности. Но при таком хаотичном скоплении воины приобретали больше схожих черт, теряя отличия. Их чувства тоже были одинаковыми: решимость идти дальше на фоне усталости от пройденного пути. Мне это было знакомо. За годы служения я часто оказывалась рядом с солдатами. Меня немного удивило, что вампиры испытывают те же ощущения, что и люди. Наверное, все войны идентичны, и не важно, какая кровь течет в жилах солдат: красная или черная.
Обследовав половину лагеря, я замерла.
Его я узнала мгновенно. В море оттенков серого его душа была темной, с прожилками красного, похожими на шрамы. Ни следа утомления, одолевшего солдат. Нет, завоевателя отличали крепость духа и ярость. Стоило прочувствовать этот гнев, как у меня перехватило дыхание.
Шатер главаря на южной окраине лагеря был одним из самых больших. Выйдя наружу, завоеватель выпрямился во весь рост и остановился, оглядывая солдат.
Он повернулся в мою сторону.
Не дыша я отступила в тень камней. Шаг назад. Второй. Третий. Я находилась достаточно далеко, и даже с его обостренным зрением и чутьем он не мог…
И все же он долго всматривался в темноту. Туда, где пряталась я.
Однако повернулся и ушел в шатер.
На выявление прорицательницы у меня ушло два дня наблюдений и ожиданий.
Я почти не сомневалась, что она служит кому-то из богов Белого пантеона. Самые тщательные поиски я вела в дневные часы, когда вампиры прятались в затемненных шатрах и лагерь затихал.
На второй день она раскрыла себя.
Я уловила ее присутствие, когда солнце стояло высоко в небе. Ее шатер оказался неподалеку от шатра завоевателя. Я не ошиблась, она была человеком – немолодой женщиной, разменявшей седьмой десяток. Ее сущность была твердой и напоминала истертый временем камень. Я не могла определить, какому богу она служит, но это не имело значения.
Прорицательница взяла с собой мешочек, откуда выглядывали головки цветов. Там же я ощутила несколько восковых свечей. Она шла молиться.
Я последовала за ней, поначалу держась на расстоянии. Но чем дальше прорицательница уходила от лагеря, тем ближе я к ней подбиралась. Неторопливо, как хищник, которому некуда спешить.
Мы отдалились от стоянки на половину лиги, оказавшись на каменистом берегу озера. Теперь нас разделяли считаные шаги.
Когда прорицательница опустилась на колени и стала раскладывать амулеты, я решила действовать.
Наши души связывала единственная, туго натянутая нить. Как только я переступила через нее, окружающий мир поблек и изменился. Через мгновение я уже была за спиной жертвы и занесла над ней кинжал.
Я не успела ударить – она обернулась. Это было так неожиданно, что я попятилась, готовая ударить под другим углом. Однако женщина осталась на месте и просто смотрела. Она находилась так близко, что я ощущала морщины на ее лице. В глазах светилась мудрость.
– Я тебя вижу, – сказала она.
– Так ли уж это важно?
– Наверное, нет, – язвительно ответила прорицательница. – Забавно, я всю жизнь заглядывала в будущее и никогда не думала, что погибну от руки одной из ваших поганых сектанток. Не мне сражаться с судьбой. – Она скривила губы. – Но с тобой я сражусь.
Я была не настолько наивна, чтобы недооценивать колдунью, и не обманывалась отсутствием угроз с ее стороны. Я успела отскочить раньше, чем она ударила двумя пучками света. Мои ноздри наполнились едким дымом сгоревшей травы. Она промахнулась.
Однако поединок оказался нелегким, и не только из-за применяемой магии. Я дергала за нити вокруг прорицательницы, протискивалась сквозь воздух, стараясь уклоняться от ее попыток нанести удар. Уже через несколько минут я вновь оказалась у нее за спиной, схватила за шею, пнула под колено. Женщина вскрикнула от боли. Я не дала ей рухнуть на землю, а крепко прижала к себе.
Дальше надо было действовать без промедлений.
Однако я должна была задать этот вопрос.
– Зачем, зачем ты ему помогаешь? – спросила я, морщась от прикосновения ее седых вьющихся волос к моему лицу.
Прорицательница усмехнулась.
– Думаешь, дитя твоей богини способно понять, что взгляд на мир зависит от того, где ты стоишь, и что в каждом месте он неузнаваемо меняется? Наверное, потому они и забрали у тебя глаза, чтобы ты никогда этого не увидела.
Ей удалось повернуть голову, чтобы встретиться со мной глазами.
– Сколько лет тебе было, когда ты к ним попала? Четыре? Пять?
Я не ответила. Наверное, мое молчание подсказало ей. А может, магия.
– А-а, ты из переростков, – засмеялась она. – Неудивительно, что ты так отчаянно…
Кинжал полоснул ей по горлу. Лицо мне забрызгало теплой соленой кровью. Дыхание прорицательницы стало похожим на журчание ручья. Скоро она затихла.
Я разжала руки. Ее тело сползло вниз, и сухая земля принялась жадно поглощать кровь, словно долгожданный дождь. Только цвет его был ярко-красным.
Вампиры сразу хватились прорицательницы. Вероятно, в темное время суток старуха редко покидала шатер. Я следила за их поисками. Поначалу они лишь сердились. Я плохо знала обитранский язык, но улавливала смысл обрывков разговоров. Солдаты ругались и недоумевали, что старуху понесло невесть куда и она заблудилась.
Наконец появился и он.
Если других пропажа прорицательницы только возмущала, он был в бешенстве. Видя его состояние, все умолкли. Он потребовал искать ее повсюду и не останавливаться, пока не найдут.
Солдаты послушно рыскали ночь напролет.
Я выждала сутки, затем вторые. Поиски продолжались. Вспышка гнева у завоевателя не погасла, перейдя в постоянное бурление. Я это чувствовала даже на расстоянии. Ярость распространялась от его сущности, как струи горячего воздуха от раскаленных углей.
Шли дни. Беспокойство вампиров нарастало. Нужно было двигаться дальше, но завоеватель не желал уходить без старухи. Я наблюдала, как по вечерам он злобно выкрикивал приказы. Поиски были бесплодными, и команды раздавались через каждые несколько часов. Однако всем уже стало понятно, что прорицательница не вернется.
Уровень отчаяния, царивший в лагере, вполне годился для моих действий.
Невдалеке находился городок. Впрочем, городком его можно было назвать лишь с большой натяжкой. Правильнее сказать, торговое поселение с лавками, складами и жилыми домами. Всего один постоялый двор, рынок с короткими рядами прилавков и питейное заведение. Когда стемнело, я отправилась туда, спросила себе вина и стала ждать.
Мои расчеты оправдались. Вскоре там появились вампиры. Двое. Судя по облику, пехотинцы. Они расспрашивали всех подряд, не видел ли кто прорицательницу.
Я выбрала себе заметное место у двери, где и сидела, попивая вино.
По правде говоря, вино мне нравилось. В крепости его подавали редко, поскольку оно не лучшим образом влияло на восприятие. Но если путница зашла в питейное заведение, что она будет там делать? Естественно, пить. Пила я крошечными глотками, стараясь, чтобы вино как можно меньше попадало на язык.
Подавальщик держался угрюмо и на вопросы солдат отвечал неохотно. Естественно, им это не понравилось. Они начали орать, он в долгу не остался… тем все и кончилось. Бормоча себе под нос, он поплелся за стойку. Солдаты переглянулись. Я распознала досаду обоих, а еще сильнее – их ужас перед возвращением в лагерь с пустыми руками.
А потом я почувствовала их взгляд.
Я отхлебнула вина, словно не замечая их, и даже не сделала попытки отвернуться. Пусть глазеют. Я дала им вдоволь насмотреться на мою повязку и одежду, подходящую служительнице Аседжи.
«Запомните меня, солдатики», – подумала я и, лишь когда они ушли, довольно улыбнулась.
В большинстве случаев мой необычный облик лишь осложнял ситуацию. Разумеется, я с радостью пожертвовала богине свои глаза. Через несколько лет она забрала у меня мизинец на левой руке и добавила шрамы на животе. Я отдавала ей себя добровольно и считала за честь, что на теле останутся постоянные следы, напоминающие о моей верности Аседже. Это странным образом роднило всех нас. Мы сознательно делали себя чужими для внешнего мира и навечно получали отметины арахесс.
Конечно, мы гордились этими отметинами, которые не спутаешь ни с чем, но в то же время это… создавало определенные сложности. Мы всегда выделялись. Можно было сменить одежду, но нас выдавали повязки на глазах.
Нынешняя ситуация являлась приятным исключением. Сейчас мой внешний вид говорил сам за себя. Едва увидев меня, кроверожденные солдаты сразу поняли, кто перед ними.
Оставалось всего-навсего дождаться, когда они придут за мной.
На постоялом дворе я сняла комнату, выбрав самую заметную. Ее большие окна выходили на фасад, и я намеренно не стала их занавешивать. Когда нагрянул мой похититель, хозяин не пытался остановить его. Я не обиделась. Попытка сыграть в благородного рыцаря могла стоить ему жизни.
Вампир даже не постучал, а просто распахнул хлипкую дверь так, что дверная ручка оставила вмятину в штукатурке стены. Если он решил показать мне грубую силу, то почти добился желаемого.
Он остался стоять в проеме. Я сразу его узнала: это был один из солдат, приходивших выяснять насчет пропавшей старухи. Широкоплечий, крепко сбитый, с бледной кожей, растрепанными волосами пепельного цвета и аккуратно подстриженной бородкой. На нем был темно-красный двубортный мундир с серебряными пуговицами – форма кроверожденных солдат. Когда-то этот мундир выглядел даже щегольски, однако со временем пообтрепался.
– Ты пойдешь со мной, – объявил он с сильным акцентом.
Голос у него был низкий, в нем я уловила ту же усталость, что и в облике. Наверняка сказались несколько дней безуспешных поисков прорицательницы.
Я не двинулась с места и лишь спросила:
– Что… что тебе нужно?
Мой голос прозвучал выше, чем обычно. Я умышленно разыграла растерянность и даже страх.
– Ты пойдешь со мной, – повторил солдат. – Это можно сделать легким способом или трудным. Выбирай.
Я встала, пошатываясь, и прижалась к стене, показывая, что боюсь.
– Нет… я никуда не пойду.
Он тяжело вздохнул и, подскочив ко мне, схватил за запястья.
Я стала сопротивляться. Разумеется, не слишком сильно; не так, как могла бы. Только для вида.
– Убери руки!
О проекте
О подписке