И поныне во многих домах свято соблюдается обычай той особой рассадки гостей, которая первым делом учитывает чин и положение человека. А слуги не просто разносят блюда, но строго следят, дабы подавались оные по чинам, чтобы титулярный советник не получил блюдо прежде асессора, а поручик – прежде капитана.
Петербургский листок.
– Феликс Харитонович! – голос директора был нервозен. – Феликс Харитонович, прошу вас… держите себя в руках. В конце концов, это просто очередная детская выходка…
– В конце концов, – ответил ему густой тягучий бас, передразнивая. – Я устал от бесконечной череды этих детских выходок. И если всё так, как вы говорите, а оно так, поскольку вам я верю, то он совершенно потерял чувство реальности…
– По-моему, он всерьёз разозлился, – я накинул гимнастёрку и принялся застёгивать пуговицы.
– Ну да… – Орлов поглядел на дверь. Потом на стол, словно прикидывая, сумеет ли под него спрятаться. И на ботинки, сиротливо под ним лежащие. – Как-то обычно он куда спокойнее реагирует. Чтоб…
– Выпорет?
– Если бы. Читать заставит.
– И что?
– Жития святых. Если бы ты знал, какая это нудятина…
– Феликс Харитонович, но… чего вы хотите от мальчика? Это же ваш сын, – а вот теперь нервозность из директорского голоса ушла. – И мне кажется, что он не делает ничего такого, чего бы не делали вы.
С той стороны двери закашлялись.
И кажется, директор знал, как разговаривать с родителями.
– Напомнить вам тот случай, когда вы мне… – и перешёл на шёпот.
– Блин, не слышно, – огорчился Орлов, разом оказавшийся у двери.
– Это… ну… как бы… извините. Дураком был. Кстати, тогда отец меня выдрал так, что я неделю сидеть не мог!
– И как? Помогло?
– Нет, – вздохнул Феликс Харитонович. – Ладно. Обещаю. Пороть не стану.
– Жития… точно, жития святых, – Орлов сунул ноги в ботинки, одёрнул гимнастёрку и волосы пригладил. – Лучше бы порка.
– Чем лучше?
– Так… чутка потерпишь, а потом свободен. Можно лежать у себя, стонать и жаловаться на жизнь. А тебя все жалеют. То маменька пришлёт чего-нибудь вкусного, то нянюшка, то сестры… у меня, к слову, четыре сестры!
– Сочувствую. У меня одна, но и её хватает.
– Да не, мои хорошие, пусть и мелкие. А с «Житиями» одни мучения и никакого сочувствия.
Дверь всё-таки открылась.
– Надо же, – сказал массивный рыжеволосый мужчина, окинувши комнатушку взглядом. – А он тут у вас не один.
– Действительно, – директор выглядел несколько смущённым. – Савелий? А вы тут как оказались?
– Георгий Константинович отправил, – решил нажаловаться я, нет, вряд ли оно поможет, но вдруг. – За дерзость.
– Понятно, – выражение лица директора было таким, что стало очевидно – ему и вправду всё понятно. И возможно даже Георгия Константиновича ждёт неприятный разговор, но и только. – Что ж, полагаю, и вы можете быть свободны.
– Идём, – мрачно произнёс Орлов-старший, сторонясь.
– Отец, позволь тебе представить моего нового друга, – Никита плечи расправил, руки за спину заложил и принял обличье образцового гимназиста. – Это Савелий Иванович… Гронский.
А паузу перед фамилией мог бы не делать.
– Доброго дня, – сказал я и даже поклон изобразил. – Рад познакомиться…
Руку протягивать не стал, потому что не по чину.
А вот Орлов-старший меня разглядывал с немалым интересом. Потом вздохнул, окончательно успокоившись, и произнёс:
– И на что он тебя подбил?
– Я? – возмутился Никита. – Да он уже тут был, когда меня отправили!
– Был, – подтвердил я. – Мы тут независимо друг от друга оказались. Несчастное стечение обстоятельств.
– Ну-ну, – Орлов-старший хмыкнул и, посторонившись, велел. – На выход, стечения…
Уговаривать не пришлось.
А во дворе меня тоже встречали. Мрачная фигура Еремея выделялась на фоне стриженых кустов и аккуратных лужаек, как-то намекая о бренности бытия и неотвратимости расплаты. За спиной его виднелся Метелька, вид у которого был донельзя несчастным. Завидевши нас, он развёл руками, мол, так получилось.
– А это кто? – поинтересовался Никита Орлов, который в присутствии отца изрядно присмирел. Вон, даже какая-то степенность в обличье появилась.
– Это? Мой воспитатель. Еремеем звать… наверное, сестра послала.
– Воспитатель? – а вот Орлов-старший шаг замедлил. И вовсе остановился прямо напротив Еремея. И взглядом его смерил с головы до пят, а потом наоборот.
Повернулся, поглядел на меня.
Снова на Еремея.
– Воспитатель, стало быть? – уточнил он. А после, широко улыбнувшись, протянул руку. – Экая встреча неожиданная! А говорили, что ты помер!
– Врут люди, – откликнулся Еремей и на рукопожатие ответил. – А вы, ваша милость, подросли малость…
– Есть такое! – Феликс Харитонович хохотнул. – Видишь, и подрос, и семьёй обзавёлся… сын вот.
И взявши Никиту за шкирку, просто переставил перед собой.
– Хорош. Вылитый вы. Такая же физия пройдошистая.
– Это да… это есть такое… хотя мне вот кажется, что я посерьёзнее в его годы был.
– Кажется, – разуверил Еремей. – Такой же оболтус. Я ж помню.
– И я вот… помню, – Орлов-старший шею потёр. Потом презадумчиво поглядел на притихшего Орлова. И перевёл взгляд на меня.
На Метельку.
– А это… твои воспитанники, стало быть?
– Они самые.
– Двое?
– Двое.
Ещё бы пальцы загнул, пересчитывая.
– А, может, и для третьего местечко сыщется? Не бесплатно, само собою…
– Пап?!
На этот сдавленный писк внимания не обратили.
– А разве у Орловых своего наставника нет? – Еремей определённо удивился. – Слыхал же, что Кудьяшев в ваш род пошёл.
– Пошёл… да… – Феликс Харитонович оглянулся. – Давайте, вас подвезу, заодно и побеседуем… семь лет как преставился. Костяницу подхватил. Та ещё мерзость. Не подумай, я его не выставил. И целители были. И так-то позаботился. Орловы своих берегут…
Они двинулись вперед, оставивши нас позади.
– Метелька? – спросил я шёпотом. – Как вы тут?
– Чего? Я ж не виноват. Думал, что тебя подожду. А этот, который Пётр… ну, наш классный…
– …ты бы знал, до чего сложно найти кого-то толкового. Гвардия-то и прежде в цене была. А ныне… твари стали злее. Опасней…
– …велел домой собираться, что, мол, он проследит, чтобы мне передали и нечего тут без дела ошиваться. Ещё и Серега тоже.
– Что с ним?
– Ничего. Подвезти решил. И эти двое, которые его дружки, тоже… так и поехали, на трёх машинах.
– …а у кого срок службы подходит, тому от государя предложение. Ну, если человек толковых. Хотя в гвардии другие и не выживают. Государь тоже смекнул, что такими людьми разбрасываться негоже. Вот и отправляют. Кто в Пажеский идёт наставником, кто в гвардейские части, кто в воинские в офицерском чине да дворянство в придачу. Порой даже не личное. И условия хороши, и сам понимаешь, что под государевой рукой гвардии привычней. А из прочих… нанимать нанимал, да всё одно. Не то оно, Еремей.
– Татьяна знает? – уточнил я.
– Не, она на дежурстве.
Что-то часто сестрица дежурить стала. И мнится, это не просто от большой любви к работе.
– А вот Еремея оставила. Мол, она при госпитале, а за нами приглядывать надо. Он и приглядел. И как узнал, то вот… – Метелька руками развёл. – Сказал, что негоже одного бросать. Да и понять надобно, чего ты утворил.
Вот почему сразу я?
– …глядишь, вроде толковый разумный человек, да… всё одно… – Орлов-старший с Еремеем ушли далеко вперёд.
– А не боишься?
– Чего? Орловы виленского воеводу не забоятся. А что до слухов, так те, кто из наших, они правду знают. И… да, наши все считали, что нет твоей вины. И что… в общем, ты, если согласишься, то просто назови цену. Никитка, конечно, ещё тот олух. Но сын же. И один он у меня, наследник. А потому хочу, чтоб, когда его срок придёт, он не только туда уехал, но и обратно вернулся.
– Ну всё, – шёпотом сказал Метелька. – Готовься, если Еремей согласится…
– …зала в нашем особняке имеется и отменная, и площадки для тренировок, – голос Феликса Харитоновича доносился издалека. – Вот прям сейчас можем поехать, самолично глянешь, что да как. А если не хватит чего, так скажи только…
И я подумал, что Еремей согласится.
В общем, не ошибся…
– А у меня, между прочим, ещё домашняя работа, – я с трудом перевернулся на спину. Тренировочная площадка в особняке Орловых и вправду изрядной была. Просторной такой. Всем места хватило. И бегать. И прыгать. И в ниндзей поиграть, которые пытаются достать премудрого наставника.
Земля ощущалась спиной, буквально всею и сразу, каждая кочка, каждая выбоина.
– И у меня, – прокряхтел Орлов и тоже перевернулся на спину. На спине было лежать сподручней, поскольку именно твёрдость земли и обещала, что падать дальше уже некуда, и стало быть, мы достигли некой устойчивости в моменте. – Доклад на латинском об искусстве, доклад на французском…
Он поднял пальцы и принялся загибать.
– …арифметика…
– Ночь длинная, сделаете, – над нами нависла тень Еремея. И Метелька молча сложил руки на груди, прикидываясь покойником. Зря, конечно, этот некромант и покойника поднимет.
– А как же режим? – я разлепил глаза. – А здоровый сон, нужный детскому организму для роста и развития?
– Точно! – Орлов аж сел.
– Если в детском организме остаются силы на шалости, – наставительно произнёс Еремей, – стало быть всё у него нормально и с режимом, и со сном. Уверяю, ваша будущая светлость, что спать вы сегодня будете без задних ног. А главное, что?
– Что?
– Что мыслей дурных в вашей голове меньше станет. Дурные мысли отчего родятся?
– От беспорядка? – Метелька перевернулся и встал на четвереньки.
– От избытка энергии, которую вы, вместо того, чтобы употребить с пользой, – Еремей наклонился и постучал по макушке Орлова. – Используете для измышления разного рода забав. Но ничего, думаю, с избытком сил мы скоро разберемся. Что сидим? Встали и давайте, бегом…
А сам руки за спину заложил.
– А вам… – Орлов с кряхтением поднялся и кое-как отряхнул пыль с некогда белоснежной рубашки. Поглядел с сожалением. Вздохнул. А предупреждали же, возьми нормальную человеческую одежду. Так нет же, заупрямился, мол, если для фехтования таковая форма годится, то и для упражнений сойдёт.
Хотя… его самолично стирать вряд ли заставят.
– Вам… – он бежал уже неспешно, шумно выдыхая. – Никогда… не хотелось… его убить?
– Еремея? – а вот Метелька уже дыхание восстановил довольно быстро. – Вот пока ты не сказал, то и не хотелось…
И оглянулся.
А чего глядеть? Никуда Еремей не делся. Стоит вон в стороночке, о чём-то переговаривается с массивным мужиком, явно поставленным за гостями приглядывать. И разговор-то увлечённый, но стоит Орлову перейти на шаг и раздаётся свист.
– Вперёд, благородие! Шевелим ляжками…
– Как-то… оно… не уважительно…
– Не болтай, – сжалился Метелька. – Дыхание побереги, пока он не решил, что у тебя ещё силы есть…
Да, как-то не так я представлял себе налаживание связей. Хотя, несомненно, битие морд под мудрым взглядом наставника и совместное валяние на земле сближают.
Тем более земля ещё тёплая.
Это я, кажется, вслух произнёс.
– Не боись, – Орлов разогнал силу и потому, хоть и продолжал дышать сипло, но шёл уже ровнее. – Как похолодает, в зал перейдём. У нас тут зал тёплый, гимнастический. Маты в нём тоже есть, соломой набитые…
Мы с Метелькой переглянулись. И я даже решил, что не стоит человека разочаровывать, да только Никита всё же был наблюдателен.
– Или не стоит надеяться?
– Ну… если совсем мороз… а так он полагает, что трудности только на пользу, – ответил за меня Метелька и пот со лба смахнул. Бежалось уже легко. Ну, почти. Не на грани возможностей, но где-то рядом.
Всё-таки Еремей был отличным наставником.
Орлов нахмурился, обдумывая услышанное, бросил взгляд на площадку, явно пытаясь понять, нельзя ли её матами заслать, и головой потряс. Правильно, трудности – наше всё.
Но с молчанием у Орлова всё равно не задалось.
– Я вот… подумал… ваш… дядька… согласится взять ещё учеников? Двоих? – пальцы растопырил.
Про кого он спрашивает, и думать нечего.
– Не знаю, – сказал я. – Могу поговорить, если надо. Но… ты уверен, что они захотят? И вообще… зачем тебе?
– Так… меня учили, что с друзьями надо делиться лучшим… и вообще… логику используй! Чем больше учеников, тем меньше времени на каждого!
– Ну, – я покосился на Еремея, который что-то показывал наблюдателю. А тот слушал и смотрел, с уважением так. – Я бы на твоём месте не рассчитывал.
– Попробовать стоит… вот увидишь, Демидов уцепится… а Димке совесть не позволит друзей в беде бросить. Некроманты вообще совестливые.
Всё же энергии у Орлова было очень много.
А с другой стороны, почему бы и нет?
Вдруг и вправду поможет?
О проекте
О подписке
Другие проекты
