Эусапия, слабая и подавленная, остается относительно спокойной. Но она удручена; ее грудь сильно вздымается; она кладет голову мне на плечо.

М. Матье, устав от ударов, которые он постоянно получает, просит поменяться с кем-нибудь местами. Я соглашаюсь на это. Он меняется с г-жой Ф., которая садится справа от Эвзапии, а я слева. Г-жа Ф. и я не перестаем держать медиума за ноги, руки и колени. МФ ставит бутылку с водой и стакан на середину стола. Резкие, резкие движения последнего опрокидывают бутылку с водой, и вода расплескивается по ее поверхности. Медиум настоятельно требует, чтобы жидкость была вытерта; вода на столе ослепляет ее, мучает, парализует, говорит она. МФ спрашивает Невидимого, может ли он налить воды в стакан. Через несколько мгновений занавеска отодвигается, графин схвачен, и стакан кажется наполовину полным. Это происходит несколько раз.

Мадам Ф., не в силах больше выносить удары, наносимые ей через занавеску, меняется местами с мужем.

Я кладу свои часы с повторением на стол. Я спрашиваю Невидимого, может ли он включить будильник. (Механизм будильника очень сложен для понимания, тонок в управлении, даже для меня, делающего это каждый день. Он образован небольшой трубкой, разрезанной надвое, одна половина которой плавно скользит по другой. На самом деле есть только выступ толщиной в одну пятидесятую дюйма трубки, на который нужно нажать ногтем и сильно подтолкнуть, чтобы включить будильник.) Через мгновение часы забирает «дух». Мы слышим, как поворачивается заводной вал. Часы возвращаются на стол, не будучи заведенными.

Подается еще одна просьба о том, чтобы будильник зазвонил. Часы снова взяты; слышно, как открывается и закрывается корпус. (Теперь я не могу открыть этот корпус руками: мне приходится поддевать его инструментом вроде рычага.) Часы возвращаются еще раз, не прозвонив.

Признаюсь, я испытал разочарование. Я чувствовал, что начинаю сомневаться в масштабах оккультной силы, которая, тем не менее, проявилась очень ясно. Почему она не могла подать сигнал тревоги этими часами? Не перешел ли я границы ее полномочий, обратившись с просьбой? Не стану ли я причиной всех хорошо доказанных явлений, о которых у нас есть свидетельства, потерявших половину своей ценности? Я сказал вслух:

«Мне показать, как работает сигнализация?»

«Нет, нет!» – тепло отвечает Эусапия, – «так и будет».

Замечу здесь, что в тот момент, когда я намеревался показать механизм, мне в голову пришла мысль о том, как надавить на маленькую трубочку. Часы тут же были возвращены на стол; и мы очень отчетливо, три раза, услышали, как они пробили без четверти одиннадцать.

Эусапия, очевидно, очень устала; ее горящие руки, казалось, сжимались или съеживались; она громко ахала с вздымающейся грудью, ее нога то и дело покидала мою, скрежеща полом и нудно терла его взад и вперед. Она издавала хриплые, задыхающиеся крики, пожимала плечами и презрительно усмехнулась; диван подался вперед, когда она посмотрела на него, затем отскочил от ее дыхания; все инструменты были беспорядочно брошены на стол; тамбурин поднялся почти до высоты потолка; подушки приняли участие в игре, опрокинув все на столе; М.М. был сброшен со своего кресла. Это кресло – тяжелое обеденное кресло из черного ореха, с мягким сиденьем – поднялось в воздух, с грохотом встало на стол, затем было отброшено.

Эусапия кажется сморщенной и очень расстроенной. Мы жалеем ее. Мы просим ее остановиться. «Нет, нет!» – кричит она. Она встает, мы вместе с ней; стол отрывается от пола, поднимается на высоту двадцати четырех дюймов, затем с грохотом падает вниз.

Эусапия падает ниц в кресло. Мы сидим там встревоженные, изумленные, в замешательстве, с напряженным и сжатым чувством в голове, как будто атмосфера заряжена электричеством.

Со многими предосторожностями М.Ф. удается успокоить волнение Эвзапии. Примерно через четверть часа она приходит в себя. Когда лампы снова зажигаются, мы видим, что она очень изменилась, ее глаза потускнели, ее лицо, по-видимому, уменьшилось вдвое по сравнению с обычным размером. В своих дрожащих руках она чувствует уколы игл, которые она просит нас вытащить. Мало-помалу она полностью приходит в себя. Она, кажется, ничего не помнит, вообще не понимает наших выражений удивления. Все это так же чуждо ей, как если бы она не присутствовала на сеансе. Она не заинтересована в этом. Что касается ее, то, по-видимому, мы говорим о вещах, о которых она не имеет ни малейшего представления.

Что мы увидели? Тайна из тайн!

Мы приняли все меры предосторожности, чтобы не стать жертвами соучастия, обмана. Сверхчеловеческие силы, действующие рядом с нами, так близко, что мы слышали само дыхание живого существа, – если это было живое существо, – вот что видели наши глаза в течение двух смертных часов.

И когда, оглядываясь назад, в наш разум начинают закрадываться сомнения, мы должны прийти к выводу, что, учитывая условия, в которых мы находились, уловки, необходимые для создания таких эффектов, были бы по меньшей мере столь же феноменальными, как и сами эффекты.

Как мы назовем эту тайну?

Вот вам отчет г-на Артура Леви. В настоящее время мне нечего комментировать по поводу этих отчетов моих коллег-экспериментаторов. Главное, как мне кажется, предоставить каждому его собственное изложение и его личное суждение. Я продолжу в том же духе с другими отчетами, которые последуют. Я воспроизведу основные из них. Несмотря на некоторые неизбежные повторения, они, несомненно, будут прочитаны с большим интересом, особенно если принять во внимание высокий интеллектуальный уровень наблюдателей.

Отчет г-на Адольфа Бриссона.

( Сеанс 10 ноября )

(На этом сеансе, помимо хозяев мероприятия, присутствовали г-н профессор Рише, г-н и г-жа ад-Дин Бриссон, г-жа Фуртон, г-н Андре Блок, г-н Жорж Матье.)

Ниже приведены события, которые я лично наблюдал с величайшим вниманием. Я ни разу не перестал держать в своей правой руке левую руку Эвзапии или не почувствовал, что мы находимся в контакте. Контакт прерывался только дважды – в тот момент, когда доктор Рише чувствовал покалывание в руке. Рука Эвзапии, совершая резкие движения, вырывалась из моей хватки; но я снова схватил ее через две или три секунды.

1. После того, как это заседание началось, то есть примерно через десять минут, стол был поднят от Эвзапии, причем две его ножки одновременно оторвались от пола.

2. Пять минут спустя занавеска раздулась, словно ее раздуло сильное дуновение ветра. Моя рука, не отпуская руки Эвзапии, мягко надавила на занавеску, и я ощутил сопротивление, как если бы я надавил на парус корабля, раздутого ветром.

3. Занавеска не только раздулась, образовав большой карман, но и перпендикулярный край занавески, касавшийся окна, автоматически отодвинулся в сторону и отдернулся назад, как будто его подталкивал невидимый держатель занавески, совершая примерно такое движение.

4. Занавес, надутый заново, принял форму носа или клюва орла, выступающего над столом примерно на восемь или десять дюймов. Эта форма была видна в течение нескольких секунд.

5. За занавеской мы услышали шум стула, катящегося по полу; первым толчком он доехал до меня; вторым толчком он перевернулся вверх дном, его ножки оказались в показанном положении. Это был тяжелый мягкий стул. Последующие толчки снова сдвинули его, подняли и заставили перевернуться; в конце концов он остановился почти на том месте, где упал.

6. Мы услышали шум двух или трех предметов, падающих на пол (я имею в виду предметы за занавеской на центральном столе). Занавеска разошлась посередине, и в тусклом свете появилась маленькая скрипка. Поддерживаемая в воздухе невидимой рукой, она мягко пронеслась над нашим столом, откуда опустилась на мою руку и на руку моего соседа слева. ²⁵

В двух отдельных случаях скрипка поднималась со стола и тут же падала обратно, делая энергичный прыжок, как рыба, плюхнувшаяся на песок. Затем она скользила вниз на пол, где оставалась неподвижной до конца сеанса.

7. За занавеской послышался новый перекатывающийся шум. На этот раз это был центральный стол. Предварительное усилие, довольно энергичное, позволило ему подняться на полпути к вершине нашего стола. Со вторым усилием он оказался наверху и оперся на мое предплечье.

8. Несколько раз я отчетливо ощущал легкие удары по моему правому боку, как будто нанесенные острием острого инструмента. Но правда заставляет меня заявить, что эти удары больше не наносились после того, как ноги Эвзапии были зажаты под столом г-ном Блоком. Я отмечаю эту взаимосвязь вещей, не делая из нее никаких предположений против лояльности Эвзапии. У меня тем меньше оснований подозревать ее, что ее левая нога не отходила от моей правой ноги в течение всего сидения.

Отчет г-на Викторьена Сарду

( Сеанс 19 ноября )

(На этом сеансе присутствовали, кроме хозяев вечера, М. В. Сарду, М. и г-жа Бриссон, М. А. де Роша, г-н профессор Рише, М. Г. де Фонтенэ, г-н Гастон Мери, г-жа Фуртон, г-н и мадемуазель де Варенн).

Я расскажу здесь только о явлениях, которые я лично контролировал в сеансе в прошлую субботу. Поэтому я ничего не говорю об устройстве квартиры, об экспериментаторах, ни о событиях, которые были впервые произведены в темноте и которые все участники смогли засвидетельствовать, – как, например, треск стола, левитация, перемещение стола, постукивание и т. д., а также раздувание занавески над столом, принесение скрипки, тамбурина и т. д.

Эусапия пригласила меня занять место рядом с ней, которое освободил г-н Бриссон, и я сел слева от нее, в то время как вы сохранили свое место справа. Я взял ее левую руку в свою правую руку, в то время как моя левая рука, положенная на стол, соприкасалась с рукой моего соседа, медиум настаивал на этом несколько раз, чтобы цепь не порвалась. Ее левая нога покоилась на моей правой ноге. На протяжении всего эксперимента я ни на секунду не отпускал ее руки. Она схватила мою руку с сильным нажатием, и оно сопровождало ее во всех ее движениях. Таким же образом ее нога всегда соприкасалась с моей. Моя нога всегда соприкасалась с ее во всех ее шарканьях по полу, перемещениях, съёживаниях, подергиваниях и т. д., которые никогда не содержали в себе ничего подозрительного, и они не носили такого характера, чтобы объяснить события, которые происходили рядом со мной, позади меня, вокруг меня и на мне.

Во-первых, и менее чем через минуту после того, как меня поместили слева от медиума, занавеска, ближайшая ко мне, раздулась и задела меня, как будто подталкиваемая порывом ветра. Затем трижды я чувствовал с правой стороны давление, которое длилось всего мгновение, но было очень заметным. В этот момент мы находились в очень тусклом свете, но достаточном для того, чтобы отчетливо видеть лица и руки всех присутствовавших. После сильных нервных сокращений, борьбы и энергичных толчков Эвзапии (точно таких же, как те, которые я видел в подобных случаях в других местах и которые удивляют только тех, кто немного изучал эти явления), внезапно занавеска, ближайшая ко мне, с удивительной силой рванулась вперед между Эвзапией и мной, в направлении стола, полностью скрыв от меня лицо медиума; и скрипка, которая вместе с тамбурином была до моего вступления возвращена в темную комнату, была отброшена на середину стола, словно невидимой рукой. Чтобы это сделать, рука должна была поднять занавеску и потянуть ее за собой.

После этого занавеска вернулась в свое первоначальное положение, но не полностью; она все еще оставалась немного приподнятой между Эвзапией и мной, и одна из ее складок осталась на краю стола рядом со мной.

Затем вы взяли скрипку и держали ее на таком расстоянии от двух занавесок, чтобы она была полностью видна собравшимся; и вы пригласили оккультного агента взять ее.

Это было сделано, и таинственный агент забрал его с собой в темный чулан, проявив при этом такую же добрую волю, какую он проявил, принося его с собой.

Затем скрипка упала на пол за занавесками или портьерами. Одна из них, которая была ближе всего ко мне, снова заняла вертикальное положение, и некоторое время я слышал справа от себя на полу за занавесками своего рода схватку между скрипкой и тамбурином, которые смещались, дергались и поднимались, сталкиваясь и звеня с большой скоростью; и все же было невозможно приписать ни одно из этих проявлений Эвзапии, чья нога не двигалась, но оставалась крепко прижатой к моей.

Немного позже я почувствовал у своей правой ноги, за занавеской, трение твердого тела, которое пыталось на меня взобраться, и я подумал, что это скрипка. Так оно и было на самом деле; и после безуспешной попытки подняться выше колена это, по-видимому, живое существо с грохотом упало на пол.

Почти сразу же я почувствовал новое давление на свое правое бедро и упомянул об этом обстоятельстве. Вы освободили свою левую руку от цепи и, повернувшись ко мне, дважды сделали в воздухе жест дирижера оркестра, двигающего палочкой взад и вперед. И каждый раз с совершенной точностью я чувствовал на своем боку отзвук удара, точно соответствующего вашему жесту, который достигал меня с задержкой в секунду больше или меньше и который, как мне показалось, точно соответствовал времени, необходимому для передачи бильярдного шара или теннисного мяча от вас ко мне.

Кто-то, доктор Рише, как я полагаю, говорил в то время об ударах по плечам сидящих, в которых действие и форма человеческой руки были очень заметны, я упомяну в качестве доказательства его замечания, что я получил последовательно три удара по левому плечу (то есть тот, который был наиболее удален от занавески и от медиума), более сильные, чем предыдущие; и на этот раз сильное давление пяти пальцев было очень очевидным. Затем последний удар ладонью, нанесенный в поясницу, не причинив мне никакого вреда, был достаточно сильным, чтобы заставить меня наклониться вперед, помимо моей воли, к столу.

Несколько мгновений спустя мой стул, двигаясь подо мной, скользнул по полу и сместился таким образом, что моя спина оказалась немного повернутой в сторону темного шкафа.

Я предоставляю другим свидетелям задачу рассказать о результатах их личных наблюдений, – как, например, скрипка, поднятая вами с пола и поставленная на стол, была вытянута вперед мадам Бриссон, как вы уже сделали, и поднята таким же образом на глазах у всех, в то время как я держал левую руку Эвзапии, вы – ее правую руку, а оставшейся свободной рукой вы нажимали на запястье ее левой руки.

Я также ничего не говорю о надавливании рукой через отверстие в занавеске, поскольку сам ничего этого не видел.

Но то, что я действительно видел очень хорошо, было внезапное появление трех очень ярких маленьких огоньков между моим соседом и мной. Они быстро погасли и показались мне чем-то вроде блуждающих огней, похожих на электрические искры, появляющиеся и исчезающие с большой скоростью.

Короче говоря, я могу только повторить здесь то, что я говорил в ходе этих экспериментов: «Если бы я не был убежден сорок лет назад, то был бы убежден сегодня вечером».

Отчет г-на Жюля Кларети.

( Сеанс 25 ноября )

(На этом заседании, помимо хозяев мероприятия, присутствовали г-н Жюль Кларети и его сын, г-н Бриссон, г-н Луи Виньон, г-жа Фуртон, г-жа Ганьер, г-жа Деланн, г-н Рене Баше, г-жа и г-жа Базилевска, г-н Мере, фотограф.)

Я отмечаю только впечатления, полученные мной после того момента, когда Эвзапия, взявшая мою руку в то время, когда г-н Бриссон все еще сидел рядом с ней, попросила меня заменить его. Я уверен, что я не отпускал руку Эвзапии во время всех экспериментов. Каждое мгновение я чувствовал давление ее ноги на мою, особенно ощущалось давление пятки. Я не думаю, что я расслабил свои пальцы на мгновение или выпустил руку, которую держал. Я был поражен пульсацией артерий на конце пальцев Эвзапии: кровь лихорадочно бежала по ним.

Я сидела рядом с занавеской. Само собой разумеется, что она была раздвинута справа налево или слева направо, как это и произошло. Чего я не могу понять, так это того, как она могла раздуваться до тех пор, пока не поплыла над столом, как парус, надуваемый ветром.

Сначала я почувствовал легкий удар в правую сторону. Затем, через занавеску , два пальца схватили меня и ущипнули за щеку. Давление двух пальцев было очевидным. Удар, более сильный, чем первый, ударил меня в правое плечо, как будто он исходил от твердого, квадратного тела. Мой стул дважды сдвинулся и повернулся, сначала назад, потом вперед.

Эти два пальца, которые ущипнули меня за щеку, я уже чувствовал – до того, как занял место рядом с Эвзапией, – когда держал у занавески маленькую белую книгу, которую дал мне г-н Фламмарион. Эту книгу схватили два голых пальца (я говорю голых, потому что складки занавески их не закрывали), а затем она исчезла. Я не видел этих пальцев: я коснулся их, или они коснулись меня, если хотите. Мой сын протянул и передал также кожаный мундштук для сигар, который был схвачен таким же образом.