«В стихах мы можем в прошлое шагнуть…»

В стихах мы можем в прошлое шагнуть
И снова встретиться с прошедшими часами,
С давно исчезнувшими прожитыми днями
И в лица нас покинувших взглянуть.

Вы пишете? Вы, значит, далеко…
Вы там, и вы уже не с нами,
Охвачены вы поэтическими снами,
И вам так удивительно легко!

Такое испытать способен лишь поэт:
Войти в ушедший мир и там скитаться,
Исчезнувшим, как прежде, любоваться
И жить прошедшей жизнью прошлых лет.

Никто не может это сотворить,
Хотя б приблизиться к такому чувству:
Быть в прошлой жизни – этому искусству
Мы награждёнными лишь можем быть.

Фантазия? Нет, не фантазия, а дар,
Вознаграждение, дарованное Богом.
За что? А это лишь известно там, за облачным порогом,
Где поэтический не остывает жар.

Июнь 2015 г.

Человек

Да, человек – носитель тёмных сил.
Он – нераскрытое хранилище Пандоры —
Начала войн, предательства и ссоры,
Всего плохого, что он в жизни натворил.
Простить его дела способен только поп.
Священник он – служитель Бога,
Чиста, проста его дорога.
Он антипод запутанных лукавых троп,
Поэтому религия необходима человеку.
Он должен чиститься, как чистит он пальто.
Он чистит в церкви душу, как калеку,
И получает отпущение грехов за это и за то.
Я верю Путину хотя бы потому,
Что он, похоже, верит в Бога —
Не для того, чтоб к власти привела его дорога,
А в силу зова, неподвластного уму.
А это есть потребность, без которой невозможно жить.
Она, по сути, представляет сущность человека,
Оно загадка прошлого и нынешнего века,
Её существованием лишь Бога можно объяснить.
Кто верит искренно, без всякого сомненья,
Без колебаний, как потребность человеческой души,
В том человеке подлость не ищи.
Попу поверить можно без неловкого смущенья.

Январь 2016 г.

«Когда мне говорят, что Ельцин дал свободу…»

Когда мне говорят, что Ельцин дал свободу,
Я вспоминаю кимрский базар:
Торговый павильон, толпу народа,
И это всё – свободы щедрый дар.
И дряблую протянутую руку:
«Прошу немножечко, щепотку творожка.
Есть хочется, немножечко, щепотку…» – и му́ку
В глазах старухи у прилавка продавца.
Всё забывается, свидетели уходят,
Картины блекнут и тускнеет боль.
И в сторону сомнения уводят:
«А как в действительность найти теперь пароль?»
Нет, не найти, – учебники обманут,
Причешут правду и припудрят синяки,
И глупость, и жестокость оправдают,
На всё наденут славы парики.
Свободу Ельцин не принёс,
Она уже была, она давала всходы.
Он только власть свою до произвола превознёс,
Он просто разрушал, что строили народы.
Правленье Ельцина страшнее, чем террор,
Страшнее изощрённых сталинских репрессий,
Страшнее инквизиции и прочих действий,
Когда над человеком властвует костёр.
При Ельцине Россия вымирала,
Её история стиралась с карты дня.
Страна, по сути, исчезала,
Жила лишь прошлым русская земля.
С земли Россия поднялась.
Сказался опыт прошлых поколений,
Когда наперекор жестокости гонений
Жизнь снова зарождалася в лесах.

P.S. Что ждёт Россию, нам нетрудно предсказать:
Великою страной Россия будет
И Ельцина, конечно, не забудет,
Помянет, но вот как, я не берусь гадать.

Декабрь 2011 г.

«От дурака рождается дурак…»

От дурака рождается дурак,
Рождается от дуры дура,
И в этом виновата не культура,
А пьяный быт, наш старый враг.
Поэтому так много дураков,
Тупых, бездарных, идиотов,
Которые рождаются всё чаще без отцов,
Живым укором жизни без запретов.
Что детям может дать подобная семья?
Живут в них дети, как котята
Или щенки. Их жизнь учёбой не богата:
Живи, жуй хлеб и хрюкай, как свинья.
Они и хрюкают: «евонна», «клодют», прочие «слова»
Их украшают речь, мешаясь с матом.
Не развита у них тупая голова.
Да что тут скажешь, «с краю наша хата».
В такой стране немыслим и прогресс,
В ней люди нам напоминают автоматы.
К культуре здесь притуплен интерес,
Не настоящим, прошлым здесь богаты.
Всё новое не украшает быт:
Тут ванны уживаются с отменным матом,
«Дендровер» дружит здесь с ухватом,
Хозяин здесь обут, одет и сыт.

Июнь 2012 г.

«Свободен только тот, кто слово чтит «нельзя»…»

Свободен только тот, кто слово чтит «нельзя».
Свобода без границ анархией зовётся,
Свобода не вода и словно дождь не льётся,
Она конечна, не бывает без конца.
Без правил власть подстать самоуправству,
Она рождает зверства и диктат.
Она приносит горе государству,
О чём истории страницы говорят.
При игре без правил люди строят рожи,
Сняв штаны, показывают зад.
Комики готовы выпрыгнуть из кожи,
Правит всем болезненный азарт.
А игра в свободу – нынешняя мода,
Это тоже бизнес, коли есть навар,
Но избыток в моде не ведёт к свободе,
Хоть и обещает многим гонорар.
Мы уже хлебнули вволю беспредела,
Кое-кто нажился на чужой беде.
Бизнес на свободе – пакостное дело,
Хоть и расплодился всюду и везде.

P. S. Всё, что в малых дозах, может быть лекарством,
А в избытке может превращаться в яд.
Губит нас не бедность, губит нас богатство,
Губит, развращая всех и всё подряд.

Май 2012 г.

«Вам не понять, что значит «коллектив»…»

Вам не понять, что значит «коллектив».
Вы нищие – не кошельком, а духом.
Для вас мои слова, как диссонанс, не понятый мотив,
Не различимый ни душой, ни ухом.

«Родной завод», «родное производство»…
Теперь всё это мёртвые слова,
Как наши души. Тешится юродство
Теперь над тем, что славилось вчера.

А это было, жизнь была теплей:
На пенсию всем миром провожали,
И хоронили, и карали
За кражу производственных вещей.

Был маленький мирок на каждом производстве,
В нём многое решалось сообща.
Здесь чувствовалась сила коллективного плеча,
Уже исчезнувшего средства.

Для вас всё это – сказочная жизнь
Из цикла удивительных, несбывшихся фантазий,
И вы махаете рукой и говорите: «Сгинь,
Не искушай, нам хватит и своих желаний».

Декабрь 2011 г.

«Строим дерзко, только что – не разумею…»

Строим дерзко, только что – не разумею.
Строим, видимо, богатый, полудикий рай.
От такого счастья я не млею,
Я капризный, мне культуру подавай.

Но искусство требует терпенья,
Это не один талант, а тяжкий труд.
Не напишешь натюрморт в мгновенье,
И роман не пишут, а куют.

Книги нынче, как предмет торговли,
Требуют душещипательный сюжет,
Где, помимо драки или ловли,
Есть ошеломляющий предмет.

А писатели не пишут по заказу,
Им свободу мысли подавай,
Ну а мысли, как и прочую заразу,
Лучше торговцам не предлагай.

Высмеют тебя: «Какая там культура!
Да её и в жизни не продашь.
Классика теперь – макулатура,
Нужен нам убийственный кураж».

С торговцами спорить бесполезно.
За роман свой ты получишь грош.
«Скучно пишете, не интересно», —
Скажет продавец, и это будет ложь.

Февраль 2012 г.

Мой сосед

Садись, дружок, плеснём бурду в стаканы,
На водку денег нет, но это не беда, —
От этой дряни будем тоже пьяны,
Не меньше и не больше, чем всегда.

Забудем про счета, неплатежи и взносы,
Что свет отключат вскоре, как и газ,
Что сердце колет, словно жалят осы,
Что вместо чая пьём прокисший квас.

Нас выселят куда-нибудь в трущобы,
Где вместе с крысами вповалку будем спать,
Чтоб не мешали людям жить и чтобы
Нам не обидно было голодать.

Я шил «домашники», они не продавались,
Скупал творог, возил его в Москву.
От этой спекуляции гроши мне доставались,
На эти сбереженья и живу.

Я чищу людям выгребные ямы,
Чиню заборы тем, кто постарел.
Берусь за всё, вставляю стёкла в рамы,
Но есть, в конце концов, и этому предел.

Жена ушла, ей это надоело.
Ушла к родителям с детьми и там живёт.
Её я не виню, у ней живое тело,
И пищу требует живот.

Я каменщиком был, но искалечил спину,
И на лечение, конечно, денег нет.
Плесни в стакан и запоём «Кручину»,
И, может быть, тоска моя пройдёт.

Напьюсь когда-нибудь, всё оболью бензином.
Допью бутыль и спичку запалю.
Пусть я сгорю в одном костре едином,
Но, говорят, что прежде угорю.

P. S. Он так и сделал. Бедный, всё предвидел.
Визит жены предельно был суров.
Тогда, представив, сколько будет дров,
Он сделал то, что обещал, чем бредил.

Март 2007 г.

Расстрел
1937 год

Перед расстрелом он сказал: «Ты если хочешь
помолиться, то молись,
Но помни, чуда не свершится.
Поэтому и разрешаю я молиться,
Чтоб ты мог перед смертью убедиться,
Что Бога нет. Теперь перекрестись».
Но он не знал, что вскоре сам умрёт
В мученьях на больничной койке,
И хоть он был во взглядах стойкий,
О чём-то всё шептал его иссохший рот.

Июнь 2014 г.

Цензура

Вы говорите, что цензуры нет?
Цензура есть, ещё какая!
Но не обычная, другая,
И в этом новшества секрет.
«Пишите приключенческий роман
С эротикой и сексом вперемешку,
И прячьте горькую усмешку,
Она помочь не сможет вам.
Подобное имеет спрос,
Подобное печатается нами.
Пишите то, что делает ночами
В постели с женщиной матрос.
Не мучайте себя и нас
Стихами и военной прозой,
Стихами о любви, сравнимой с розой.
Держите это про запас».
Вот вам цензура, и крепка
Её базарная основа.
Она живуча и без крова,
И не нужна ей цензора рука.

Ноябрь 2014 г.

«Несовместимое желаем совместить…»

Несовместимое желаем совместить:
Российскую культуру совмещаем с рынком.
Враги России, наслаждаясь поединком,
Его готовы в шоу превратить.
Теперь настольной книгой служит «Камасутра».
Забыта классика, она
Теперь на век погребена,
Лет через сто её забрезжит утро.
Секс стал народным развлеченьем,
Поэтому и дети не нужны.
Они теперь растут одни,
Ненужное по сути поколенье.
Духовное богатство превратилось в мишуру,
Симфонии, романсы заглушила дискотека —
Бездарное созданье века,
Пришедшее пройдохам по нутру.
Там тайны жизни постигает молодёжь:
Знакомится с наркотой и бутылкой,
С хмельною одурманенной улыбкой,
Которую на рынке лишь найдёшь.
Кому нужна такая благодать?
Кому нужны миллионеры,
Живущие без Бога и без веры,
Чтоб в Куршавеле отдыхать.