Отдел магической безопасности располагался в бывшем помещении викторианского банка на Мартон-лейн. В коридоре стояли часы с отбивающим боем, на стене с облупившейся краской висел чёрный телефон, а уже в самом кабинете скрипели шкафы из потемневшего дуба и зелёные настольные лампы, давшие трещины под слоем пыли. Вполне неплохие перспективы для первого отдела по магической безопасности в городе, который с лета переживал шахтёрские забастовки. Жюль говорил: «Могло быть и хуже, например, соседствовать с надменными гвардейцами». Но шериф и не планировал жаловаться, подставляя вёдра под протекающую крышу. Дали свой уголок – и на том спасибо.

Дью сел за тяжёлый письменный стол, прислонив локоть к стопке аккуратно подшитых протоколов. За окном моросил дождь, ровный и безразличный, как всегда. На полированной поверхности отражались тонкие полосы жалюзи, иногда подёргиваясь от сквозняка.

– Это слишком громкое дело, – тихо произнёс Дью, не поднимая глаз от папки. – И слишком странное. И то, как феи себя ведут… неправильно. Они должны были заявить, что жертвой стал человек! С другой стороны, они официально не подтвердили обратное. Взяли и забрали нашего убитого, руководствуясь Уставом. Я балдею с этих выско… Кхм, прошу прощения. – Шериф замялся, зыркнув в сторону Айлори.

Жюль, сидевший у соседнего стола с расчёсанным до единственного листа докладом, не отрываясь, ответил:

– Может, они специально ждут, пока мы отреагируем? Или что-то заявим? Или вообще проглотим и промолчим. Наверняка кто-то из верхушки прикрывает. Ты знаешь, как у них это работает – всё по своим законам, а мы, люди, вроде как обязаны держаться в стороне.

Дью пожал плечами.

– Вот только на этот раз – тело человека. А значит, оно под нашей юрисдикцией. А пока они его у себя держат, то нарушают старую хартию. Этим надо воспользоваться.

Он устало провёл ладонью по лицу и продолжил:

– Только нас туда не пустят. Ни меня, ни начальника или даже министра. Особенно без приглашения.

Айлори, сидевшая на широком подоконнике, оторвалась от мыслей и со спокойствием выдала:

– Да, не помню, чтобы людей когда-то пускали в Новэлим. Впрочем, однажды в детстве я видела, как фея общалась с человеком в саду. Правда! Не верите? Вспомнить бы, почему… Или мне это приснилось?

В кабинете повисла печальная тишина.

Дью медленно поднял взгляд, осмотрел пробковую доску, где висели материалы дела, личные заметки и список подозрительной магической активности по району за два дня «до» и «после» убийства.

– Давайте подумаем. Наша жертва – на вид двадцатилетний мальчишка без документов, выданный за фею. Зачем аббатству его забирать, да ещё так быстро? Мы не успели установить его личность, составить причинно-следственную связь. Что говорит Устав, Жюль?

– Что даже в наших казённых делах феи умудряются качать права, – зевнул помощник.

– А что нам говорит чутьё, Жюль? – решительно спросил шериф.

– Они не хотят, чтобы вы узнали его личность! – обрадовалась Айлори. – У вас в кабинете активирован талисман смекалки? Невероятно!

– Такого не существует. Но ты права. Так что остаётся только одно: я поеду к ним и потребую отдать тело либо выужу информацию о том, кто наша жертва. Жюль, ты проверил точки с сомнительной магической активностью по району? Украденные артефакты? Любой чудо-бзик?

– Почти всё проверил, да. Если что-то узнаю, я сразу позвоню.

Дью схватил плащ и шляпу с крючка.

– Ладно, – выдохнул он. – Если я не вернусь, вы знаете, где меня откапывать. В садике с говорящими ростками, стало быть.

Жюль мрачно хмыкнул, не отрываясь от бумаг:

– Только без геройства.

Вдруг Айлори подбежала к шерифу и подала ключи от машины.

– Дью, если тебя не испепелят или не превратят в бабочку, пожалуйста, посмотри в саду куст.

– М-м-м…прекрасно. Что? Куст?

– Да, морозвицы. Белые листья искрят, как снег. Ты его сразу заметишь. А если нет… Значит, он зачах. Это мой куст. Я за ним ухаживала.

Скептически пожав плечами, Дью согласился и поспешил наружу. Напоследок обернулся и поразмыслил, стоит ли оставлять Айлори одну. Жюль, конечно, специалист, но не в защите девушек.

«Ладно, всего пара часов. Ничего не случится», – согласившись со своим планом, один из самых непробиваемых людей в полицейском штате завёл мотор, впервые намереваясь постучаться к пыльцевым заговорщикам в одиночку. Да ещё и с требованиями. – «Кто не рискует, тот играет в крикет. Надо торопиться, пока они не избавились от тела».

❊❊❊

У городских есть одно выражение: «Если весь Аллисур в слякоти, то пышные угодья Новэлима – в лучах солнца». Зато при хорошей погоде в городе принято считать, что какая-то фея встала не с той ноги. Местные ворчали на магию природы, искусные чары или даже проклятия, коими обладали феи. Однажды один смельчак по радио, проверяя прогноз погоды, пошутил, что «…крылатое аббатство снова отогнало от себя все тучи», предлагая в следующий раз людям проводить выходные у фей. Конечно, наглеца уволили, чтобы никто не усомнился в престиже остроухих.

Сейчас всё иначе.

Обновлённый Устав разрешал людям высказываться как угодно – спасибо новому Представителю от аббатства, фее Авалиону.

Но госпожу, которая сейчас вальяжно развалилась в кресле с «ушками», обитом растительным орнаментом, не волновала погода или новые правила – она научилась парить под покровительством грозовых чар, воспитав в себе любовь к традициям.

– Пресвятые прародители! Корнелий, ты читал утренний выпуск «Чаробреда»? Когда же мы прикроем эту газетёнку? Ты только послушай: «…недавнее убийство в галерее доказывает, что психика фей нарушена и необходимо провести проверку. Общественность обеспокоена произошедшим и предполагает, что скоро остроухие начнут мстить всем подряд, обезумевшие от горя». Ах, мы психи?! Мы-то? Возмутительно!

Негодования обворожительной Виолизы и сейчас звучали битым стеклом, напрягая тонкий слух напротив – за письменным столом-бабочкой усердно работал мужчина, сортируя почту и иногда позволяя себе отвлечься на поглаживание серебристой бородки.

– Не ной. Они в своих правах. Устав разрешает, так что пусть судачат о чём угодно.

– В пасть огнегниды эти разрешения… – ворчала Виолиза, обмахиваясь любимым веером с рюшками. Вспомнив про недопитый бокал, она потянула руку в татуировках и браслетах к сладкому отвару.

Шелест со стороны Корнелия прекратился:

– Не налегай, у тебя скоро занятие. Как успехи у маленьких? Фраций освоил чары роста?

– Освоил. Но лучше бы на него надеть браслеты послушания. Представляешь, как давай всем хвастаться, что удлинит своё хозяйство! Что за дети пошли? Ему даже пятнадцати нет. И всё равно… Успеваемость падает, сам же видишь. Никто из них не смог освоить чары высокой сложности. Помнишь Авалиона? В тринадцать уже научился трём сложным! Ах, Лио… Когда он вернётся домой? Мы все соскучились.

– Все или ты? – подразнил её Корнелий. – Когда закончит дела. А ты, как фейлина-наставница, будь добра подтянуть успеваемость молодняка. Им не хватает внимательности.

– И мозгов. Чем мы лучше тупых детишек людей с таким раскладом? Скоро скатимся на их уровень!

– Виолиза, – предупредил Корнелий, – либо дай мне тишину, либо оставь меня.

Наставница отмахнулась, подойдя к подвешенной в настенных зарослях золотой клетке. Синекрылая птаха прекратила чистить пёрышки и вопросительно уставилась на свою хозяйку.

– Скажи ему, Чиа. Разве я не права? Каждое новое поколение слабее предыдущего. Неудивительно, что нас так мало осталось. Мне печально видеть, как затухает наше наследие. Дети Новэлима должны быть старательнее! Талантливее! Ох, какое горе!.. Поэтому нам нужен сильный наследник аббатства, будущая Верховная Хранительница.

– Дай угадаю: ты? – хмыкнул Корнелий.

– А чего нет? Погляди, как расцвели мои чары. Как душистая яблоня по весне, так и моя магия красуется молодостью и амбициями.

Щёлкнув пальцами, Виолиза создала небольшой желтоватый вихрь, а появившиеся искорки окутали её руку и, растворившись, оставили после себя карманное зеркальце. В его отражении – яркое зарево глаз и густая чернота вьющихся локонов. Бордовые губы растянулись в ухмылке, источающей уверенность, силу, даже… мощь. Гранатово-красное платье искрилось блеском в такт её самолюбованию.

– Нет фейлины сильнее меня. Даже утренняя роса завидует моей живости, а феи облизываются на следы, что я оставляю. Да, я пользуюсь всеми благами, почему нет? Так усердно училась, ухаживала за собой. Чиа, моя пташка-протеже, ответь: какой я буду в роли Хранительницы Новэлима?

Сначала в клетке послышалось чириканье, а потом синекрылая Чиа заливисто рассмеялась, заговорив:

– Первая Хранительница-шлю…

– Чиа, дрянь!

Виолиза швырнула в птаху тонкую молнию, и та расхохоталась ещё сильнее, когда заряд отскочил от прутьев клетки и исчез прямо перед носом Виолизы. Защитные чары сработали великолепно.

Корнелий проигнорировал их ругань, заметив, как парящий кристалл над столом стал переливаться красным светом.

– Виолиза.

Шум только усилился.

– Виолиза!

– Да что?! Она совсем стыд потеряла!

– Протеже не могут врать, а о твоих любовных похождениях каждый угол знает. Выпусти Чиу проверить. Кто-то пересёк нашу отслеживающую черту и сейчас двигается сюда. По цвету – человек.

– Человек? – одновременно удивились хозяйка и её протеже.

Не проронив ни слова возмущения, фейлина достала Чиу из клетки и прошептала усиливающее заклинание вместе с чарами роста, позволяя своему корсету на спине раскрыться. Татуировки на шее поползли выше, слились светом вместе с венами, которые растеклись по скулам Виолизы, зашли на затылок и скрылись под шёлковым платьем, чтобы впитаться в самое ценное, что есть у фей – крылья. Они сразу выросли, налились блеском и гордо, с хищностью, затрепетали. Чиа вторила ей и стала больше, распушив пёрышки и защёлкав жёлтым клювом.

На этот раз пальцем махнул Корнелий, открыв окна в своём кабинете. Чиа взмыла вверх и с угрожающей песней ринулась в сторону дороги, чтобы выяснить, кто посмел нарушить границу и явиться без приглашения.

Все феи были тотчас возвращены внутрь с наказом – не выходить наружу. Новэлим приютил в себе всего двадцать шесть фей и фейлин, и безопасность каждого – приоритет. Младшие с любопытством выглядывали в окна, пока старшие отгоняли их всем, что под руку попадётся: метлой, тряпкой или даже чарами чесотки для особо упрямых.

Башни аббатства затаили дыхание.

Атмосфера изменилась. На улице сгустился туман, клочьями окутав древние лестницы и декоративные статуи всех Верховных, что здесь когда-то правили: от их образов исходило могущество, и каждая складка ткани или локон были высечены с особой любовью.

Недолго Чиа вела разведку. Вернулась удивлённой, села на руку хозяйки и доложила, что незваного гостя она не знает и до его приезда осталось совсем немного.

Корнелий молчал, а вот Виолиза пылала гневом: от её крыльев вверх вздымались искры, как от обозлённого костра.

Внезапно на весь сад разнеслась до невозможности странная деревенская музыка. Да такая громкая, что все, даже старшие, прилипли к окнам.

– Что за огнегнида слушает вой под расстроенную гитару? – Виолиза подорвалась к выходу, но Корнелий остановил её, сказав, что разберётся сам.

Ford Cortina на повороте крутанулся, задрифтовал и немного съехал с щебёнки. Под шинами появился едва различимый дымок от усиленного нажатия на газ. Когда машину удалось кое-как припарковать, задев одну из статуй, что указательным пальцем тыкала вдаль, водитель с шумом открыл дверь и вышел наружу, присвистнув от величественного архитектурного образа знаменитого Новэлима.

Каменные стены цвета грязного песка были оплетены плющом, чьи листья словно шептались между собой на языке, понятном только ночному ветру или дневному шелесту леса. Башенки, увенчанные выщербленными шпилями, отражали последние отблески заходящего за тучи солнца и ловили в длинных оконцах ускользающее золото.

Вокруг расползался сад – не тот ухоженный парк, что привыкли видеть за старинными усадьбами, а нечто дикое, почти живое. Древние деревья склоняли увесистые кроны: их ветви опутывали воздух серебристыми нитями, незаметными тончайшими паутинами, сверкающими в любое время суток. Цветы здесь не цвели, они дышали и всегда жили под лаской фей. Алые, иссиня-чёрные, бледно-жёлтые – лепестки чуть дрожали, затаив дыхание перед секретами, хранившиеся землёй.

В самом сердце владений возвышалась арка, обрамлённая выбеленными статуями, от которых веяло то ли благоговейным страхом, то ли дурным предзнаменованием. Дью не стал зацикливаться – жутковато. За аркой показался внутренний двор, где по зеркальной глади старинного фонтана скользили светящиеся листочки-лодочки, отбрасывая блики на увитые глицинией колонны.

Аббатство Новэлим существовало по своим законам, и Дью осознал, что жить здесь можно было, только отказавшись от всего мирского.

– Так, визуальный осмотр! – Шериф пошёл по тропинкам, выискивая белый куст.

В пёстрых клумбах отыскать нечто блёклое было легко. Морозвица росла чуть поодаль остальных разноцветных кустов. Вся белоснежная, как и говорила Айлори, будто обсыпанная вечномёрзлой крошкой.

– Выглядит ухоженной. Может, сорвать ей веточку? Соскучилась, наверное.

Только Дью хотел сорвать ветвь, как услышал в спину: «Стой!»

– Жалко, да? У вас тут целая оранжерея, – улыбнулся шериф, предвкушая интересную встречу с небезызвестным Корнелием – Верховным Хранителем аббатства.

Не успел гость договорить, как его ноги оплела бурая лоза, разорвав землю. Сдавила мышцы так, что Дью хотелось завыть волком.

– Эй! Значит, так? – Дью достал револьвер и направил на Корнелия. – Пусти меня, фея. Это нападение на государственного служащего! Где ваше гостеприимство?

Второй рукой он постучал по своему жетону, прикреплённому к груди, и заметил, как нападавший нахмурился, усиливая чары – лоза стала подниматься выше, прошлась по животу и грудине, словно ядовитая змея с шипами.

– Назовись, человек. Иначе я удобрю твоей людской гнилью цветы, которые мы потом отправим твоей семье в знак сожаления. Сожаления о том, что их сын – умалишённый, раз посмел наставить оружие на Верховную фею.

«Или не на пару часов…» – с вызовом оскалился Дью, бросая револьвер.