своим бизнесом. А теперь получила эту возможность. Прогонишь их к чертовой матери, сейчас тебе это раз плюнуть, они же евреи, – без всякого выражения произнесла она, словно ей было совершенно все равно, как я поступлю.
– Да мне наплевать, кто они! – воскликнула я, но испугалась и снова понизила голос. – Сколько лет они грабили меня! Пьер не раз сам говорил, мол, бизнес, ничего личного, чувства не играют роли. И он был прав. Речь идет о бизнесе, о моем бизнесе. У меня никогда не было никаких проблем с их религией, и ты это прекрасно знаешь.
– Правда? – Мися с вызовом посмотрела мне в глаза. – А тебе никогда не приходило в голову, что я одна из них?
Я так и застыла.
– Ты хочешь сказать… – Я вдруг недоверчиво рассмеялась. – Да брось ты, Мися! Ты же католичка. Все это знают. Ты не более еврейка, чем я.
– Да? Ты уверена? – спросила она, не спуская с меня глаз. – Ты бы очень удивилась, если бы узнала, как много у нас с тобой друзей-евреев, но ты не знаешь, потому что никогда не спрашиваешь. – Она вдруг улыбнулась. – Ну конечно, для тебя это не имеет значения… Хотя я должна признать, что в прошлом ты довольно неплохо притворялась. Когда была с Бендором, потом с Ирибом: все это оставляет сильное впечатление. Немцы тоже, должно быть, знают, что ты финансировала ирибовский «Le Témoin». Это должно работать в твою пользу.
Я бросила на нее сердитый взгляд:
– Как ты можешь говорить такое мне, особенно сейчас?
– А если не сейчас, то когда? – усмехнулась Мися. – Ты, да и остальные наши друзья, вы все ведете себя так, будто эта война просто какое-то досадное неудобство. Делаете вид, будто ничего такого не происходит. Неведение для тебя, похоже, лучший способ мщения.
– Ты говоришь ужасные вещи. Ставишь меня на одну доску с Мари-Луизой.
– Да. Все это ужасно. Даже наш маленький Жан вернулся поджав хвост, но все равно хорохорится, так и брызжет идеями, хочет поставить новый спектакль им на потеху и чтобы Лифарь станцевал главную партию. – Мися посмотрела в окно. – Думаю, этого следовало ожидать. Никому не хочется попасть в лагерь.
– Послушай, Мися, – я нетерпеливо сбросила пепел на пол, – от тебя никакого толку. Андре уже в лагере. И если с помощью новых законов я возьму на себя руководство своей парфюмерной компанией, неужели ты думаешь, что это станет доказательством моей готовности сотрудничать с ними?
Мися снова повернулась ко мне:
– Большого вреда тут, конечно, нет.
Она отхлебнула из чашки. Впервые за все время нашего знакомства мне не удалось понять, что написано на ее лице.
– Но ты считаешь, что это нехорошо?
– С каких это пор мое мнение имеет для тебя значение? Ты все равно делаешь по-своему. У тебя всегда были свои соображения