13. Пусть утечет то, что было отдано в качестве жертвы. Зора

Стоило острию ритуального ножа проткнуть кожу крокодила и коснуться первой капли крови, магия забрала его жизнь. Горячая кровь заструилась по спине животного, когда Зора вонзила лезвие глубже в тело.

Внезапно она услышала едва различимое хихиканье мамы Лакуар. Вскинув голову, последовала за звуком в закуток позади своего клиента, стоявшего на коленях, опустив голову. Туда, где еще несколько секунд назад была прочная стена. Теперь же Зора видела через стекло маму Лакуар, сидящую, скрестив ноги, за письменным столом. Рядом с ней стоял молодой мужчина с длинными, до подбородка, светлыми волосами и загорелой кожей, которая сейчас приобретала зеленоватый оттенок. Он судорожно хватал ртом воздух, устремив полные ужаса глаза на Зору, или, вернее, на лезвие ножа у нее в руке. Оно светилось, напитавшись магической энергией. Парень был похож на жертвенное животное, пытающееся схватить последний глоток воздуха перед смертью.

Кто это? И что он делает у мамы Лакуар?

Парень отшатнулся, нагнулся и подхватил с пола свинку лилового цвета. Потом быстро развернулся и нетвердой поступью выбежал наружу. Невидимый смех мамы Лакуар летел вдогонку. И тут же у Зоры в голове послышался укоризненный шепот: Разве у тебя нет своих дел, девочка?

Зора поспешила сосредоточиться на своем клиенте. Одно из основных правил жертвенной церемонии: мыслям, не направленным на исцеление клиента, во время процедуры не было места, нельзя было никогда – ни за что! – отвлекаться.

– Встань, – потребовала Зора. И с этого момента ею полностью завладел проводимый ритуал.

Клиент с трудом поднялся. Правую руку, усеянную порезами и безжизненно свисавшую под необычным углом, он поддерживал ладонью левой. Человек получил увечье в результате несчастного случая, произошедшего на одном из промышленных кораблей, которые каждый день сотнями становились на якорь в порту Магнолии.

Зора жестом приказала мужчине вытянуть перед собой обе руки, насколько это было возможно, и он с трудом подчинился, приподняв увечную руку с гримасой боли на лице. Она поместила лезвие между его ладонями и положила свои ладони ему на плечи. Затем пробормотала слова заклинания на языке первых магов; в наши дни этот язык уже едва ли кто понимает.

– Шо-кура эш денибаль ас хораку. Пусть утечет то, что было отдано в качестве жертвы.

Это было чистой воды шоу. На самом деле для целительной магии слова были не нужны. Мысленно Зора уже направила магическую энергию с лезвия в руку клиента. Порезы закрылись, ошметки плоти сцепились воедино – сперва в ярко-красных швах, от которых вскоре остались лишь тонкие шрамы. Кровоподтеки рассасывались под кожей и бледнели. Кости одним щелчком вправились, заняв требуемое положение, связались на изломе и срослись – это был болезненный процесс, пациент постанывал. Но все продлилось лишь несколько секунд, и вот уже рука разместилась под правильным углом к плечу. От кровоподтеков и порезов почти не осталось следа. Мужчина недоверчиво водил пальцами по заживленной коже.

– С-спасибо… – произнес он ошеломленно.

Зора опустила голову в сочувственном жесте, отвернулась и вышла из помещения. Она всегда давала клиентам, или даже скорее пациентам, время прийти в себя и собраться, прежде чем они покинут ритуальную комнату.

В закуток мамы Лакуар Зора вошла без стука. Наставница сидела за письменным столом, вытянув длинные ноги, закинув их на стол и покуривая трубку.

– А что это вообще было? – воскликнула Зора.

– Укроти свой темперамент, девочка, – осадила мама Лакуар.

Однако улыбка, играющая у нее на губах, выдавала, что втайне она гордится ученицей. Никто никогда не врывался в кабинет мамы Лакуар и не призывал ее к ответу, зато ходили слухи – скорее всего, преувеличенные, – что мама Лакуар делает с теми, кто ее рассердит. Видимо, никто особо не жаждал закончить жизнь улиткой. Зора же ее не боялась, и это импонировало колдунье – что, конечно, не значило, что она стала бы терпеть возражения или недовольство какой-то пигалицы.

Зора стянула маску с лица и продолжила спокойно:

– Парень у тебя в кабинете сбил меня во время ритуала, я отвлеклась.

– Так уж и сбил? – Уголки губ мамы Лакуар чуть приподнялись. – Похоже, тебя это злит.

Разумеется, злит! Зора проглотила возражение и кивнула.

– Что ты знаешь о зильфуровых венах? – продолжила мама Лакуар.

Зора уже привыкла к тому, что ее наставница быстро меняет тему. И моментально выдала ответ:

– Зильфуровые вены – это магическая болезнь. Злокачественные магические частицы распространяются по всем кровеносным сосудам и заражают внутренние органы. Какие органы окажутся задеты, зависит от общего состояния иммунитета больного, у всех по-разному, но чаще всего страдают легкие, почки и сердце, реже – половые органы и мозг.

Наставница кивнула.

– А симптомы? – уточнила она.

Зора вздохнула. У нее не было желания нарываться на дополнительный строгий экзамен у мамы Лакуар.

– Поначалу зильфуровые вены выглядят как серебряные линии на коже. На более поздних стадиях серебро распространяется на внутренние органы. Если поражены легкие, возникает удушье и боли при вдохе. Если сердце, начинаются нарушения ритма вплоть до инфаркта. По мере распространения серебра боли нарастают, становятся нестерпимыми.

– И что потом?

– Потом острое нарушение кровообращения, а исход всегда один – смерть.

Если перед кончиной не броситься с крыши или как-то иначе не покончить со страданиями. Боли, которые вызывают зильфуровые вены в поздней стадии, настолько сильны, что большинство больных предпочитают смерть медленному концу в безумии.

– А возбудитель?

– До сих пор неизвестен. Зильфуровые вены не заразны. Заболеть может каждый.

– Ты кое-что забыла, девочка. Кто может быть затронут?

– Каждый с наследственной предрасположенностью? – предположила Зора.

– Неправильно, – воскликнула мама Лакуар. – Зильфуровые вены – это магическая болезнь. Рожденная из магии, выкормленная магией, воспитанная магией.

– И что это значит?

– Если ты сама не понимаешь, бессмысленно объяснять, – отрезала мама Лакуар.

Вот так всегда. Наставница никогда не делилась своим знанием просто так. Она требовала, чтобы Зора делала выводы самостоятельно, чтобы она усваивала колдовскую науку, читая старые книги, экспериментируя на пациентах или наблюдая за работой мамы Лакуар.

– Значит, тот светловолосый господин, что был у тебя в кабинете, страдает зильфуровыми венами?

Мама Лакуар кивнула.

– Тогда ему надо было остаться.

С такой болезнью ему понадобится любая магическая помощь, какую только можно получить.

– И какие шансы на исцеление? – спросила мама Лакуар.

– Исцеления не бывает.

– И тем не менее ты говоришь, что ему надо было остаться.

– Мы могли бы позаботиться о том, чтобы замедлить течение болезни. И постарались облегчить симптомы, обезболить.

– Правильно. – Мама Лакуар посасывала курительную трубку, выпуская изо рта вместо колечек дыма маленькие дымные черепа. – Как раз этим ты и займешься.

– Что?

– Найди его. Помоги парню. Но не раскрывай, что ты делаешь. Он ведь не дал согласия на лечение.

– Но… почему?

Наставница склонила голову набок:

– Не ты ли мне только что объяснила, почему ему нужна помощь?

– Да, конечно, но я думала…

Мама Лакуар настаивала, чтобы правила были одинаковыми для всех клиентов. Люди должны были сами обратиться к колдунье, а не наоборот. Они были обязаны заплатить соответствующую цену. Но получение добровольного согласия на проведение магического ритуала – главное, незыблемое правило. То, что мама Лакуар посылала Зору навязать пациенту лечение, было абсолютным нарушением протокола.

– Найдешь его в порту Магнолии, пирс 24.

Пирс 24? Но это же…

– Только не говори мне, что это один из типов, которые вербуют людей в «Талантливые решения».

Мама Лакуар лишь поглубже затянулась своей трубкой – больше ответа не последовало! Зора сжала руки в кулаки.

– Он не ведает, какие цели на самом деле преследуют маги из «Талантливых решений», – объяснила мама Лакуар, явно прочитав мысли Зоры.

– И это его оправдывает? Он даже не напряг мозг, чтобы пару секунд подумать о последствиях, о людях, которых приводит к этим чудовищам.

– Он не смог бы разобраться, даже если бы хотел. Ты же знаешь, какое заклятие они применяют, Зора.

О да, она знала. И все-таки…

– Кто он? – спросила Зора.

– Его зовут Люсьен.

– А дальше?

Должно быть, существовала причина, почему мама Лакуар так настойчиво хотела его вылечить. И хотелось бы Зоре убедиться заранее, что причина достаточно весомая…

– Ты задаешь слишком много вопросов, девочка.

– Хоть убей, но я не понимаю, почему мы должны сделать для него исключение из правил.

– Потому что я не хочу, чтобы его огонь угас.

Вот так?! И Зора действительно должна была удовлетвориться полученным объяснением?

– Ты поймешь, когда с ним познакомишься.

Наставница откинулась на спинку старинного кресла, закрыла глаза и сделала глубокую затяжку. Густой дым окутал Зору. Сигнал был однозначный: Наш разговор окончен.

14. Что происходит с теми, кто проиграл? Кари

Кари неслась по крышам тесно прижатых друг к другу домов. Она была тенью, прилипшей к гонту кровли, она пряталась за фронтонами и под ветвями высоких деревьев. Это было чудо, что бойцы-скарабеи пока ее не обнаружили и не догнали, тем более что ее путь был помечен каплями крови, а от раны на плече по всей руке шли волны боли. Чтобы не попасть в руки боевикам-скарабеям, надо было постоянно перемещаться, но также было важно оставаться неподалеку от очага погони – ради возможности следить за передвижением людей Дайширо. Поэтому ее бег был не столько попыткой очутиться как можно дальше, сколько кружением вокруг виллы Дайширо Немеа.

Один раз Кари чудом удалось ускользнуть: два боевика-скарабея забрались на стену, с которой она только что спрыгнула, и притаилась, распластавшись, на крыше, откуда хорошо просматривалось все имение. В это же время дюжина боевиков вывалила гурьбой из ворот виллы, отряд разделился на группы. Кари опознала своего телохранителя Генджи: вместе с двумя мужчинами он бросился на запад, равно как и Харуо, который выкрикнул несколько приказов, а сам побежал в противоположную сторону.

Из ее наблюдательного пункта было видно, как боевики обшаривали узкие переулки и стучались во все двери в поисках беглянки. Двенадцать человек, посланных в погоню, несколько раненых в саду Немеа и «оболочки», которые теперь больше ни на что не годились. Кажется, этот спектакль существенно превосходил все прежние «тренировки», которым она подвергалась в последние годы. Визит настоящего отца Кари – вот почему Дайширо пожелал преподать ей новый урок. Возможно, он также обнаружил, что Наэль побывал у нее в комнате, что наверняка еще больше ввергло хозяина дома в ярость.

Однако дон клана Скарабеев вел себя необычно. Раньше он никогда не был расточительным. Дайширо сердился, был злопамятным и строгим. Но он не стал бы ни подвергать Кари реальному риску получить серьезное ранение, ни расходовать без нужды дорогостоящие «оболочки». И еще Кари вспоминала его прощальный взгляд – как будто он вглядывался в черты ее лица и не узнавал. Кари понятия не имела, что случилось. Ясно было только одно: ей ни в коем случае нельзя было попадать в плен к Дайширо.

Она осторожно кралась дальше, все время по пятам Харуо, так беззвучно, как только позволяло ее раненое плечо. Пот выступил на лбу. Не потому, что было жарко, а из-за пульсирующей раны. Ей срочно требовалась медицинская помощь, иначе она могла потерять сознание и просто свалиться с крыши. Тем временем теневой ассасин направлялся на юго-восток, к павильону рынка.

Он то и дело останавливался, чтобы постучаться в чьи-то двери. В большинстве домов Харуо оставался снаружи, пока опрашивал людей. Но в один дом он все же вошел – в ветхое строение, перед дверью которого стоял маленький алтарь, посвященный Куруну, божественному целителю. Через несколько минут Харуо покинул этот дом, качая головой, обернулся и посмотрел наверх. Кари вжалась в кровлю. Харуо не мог ее видеть. Она была тенью, такой же невидимой, как птицы, что сидели под застрехой. И тем не менее… Его глаза на несколько тревожных мгновений остановились на том месте, где она пряталась. Потом он отправился дальше.

Кари дождалась, пока он уйдет, и спрыгнула с крыши. В задней части дома она нашла боковое оконце, ведущее в простенькую ванную комнату. С силой пнула раму ногой. Один раз, потом другой – и вышибла раму, сорвав с петель. Тонкое стекло упало и разбилось. Девушка юркнула внутрь, прихватила обломок стекла и распахнула дверь ванной. Кто бы ни находился по другую сторону этой двери, у него не было шансов подготовиться к ее нападению.

За столом сидели худая темноволосая женщина и девочка лет одиннадцати. Женщина пронзительно вскрикнула. А Кари в три широких шага пересекла комнату, схватила девочку за волосы и поставила на ноги. Глаза женщины метнулись к татуировке скарабея на запястье Кари и расширились.

– Вам ничто не грозит, если будете делать то, что я прикажу, – пообещала Кари.

Женщина замерла, девочка тихо заплакала. Обе не двигались. Запах страха – личи и сахарной ваты – наполнил комнату. Это хорошо.

– Не кричите, не пытайтесь убежать или позвать на помощь. Следуйте моим указаниям. Если будете послушны, минут через десять я исчезну отсюда и вы больше про меня не услышите. Кивните, если поняли.

Они судорожно кивнули. У Кари было несколько вопросов, но сперва она должна была позаботиться о более насущной проблеме: она была ранена, вся в крови и толком не одета. Не самые лучшие исходные данные, чтобы незаметно перемещаться по кварталам клана.

– В ванной я заметила шкафчик с лекарствами. Пойди и возьми оттуда средство для дезинфекции и бинты. Перевяжешь мне рану, – велела Кари женщине. – Твоя дочка останется со мной.