– Как ты думаешь, чёрное или красное… – Ката вертелась перед зеркалом во весь рост, которое являлось частью высокого шкафа-купе, сделанного в японском стиле: бамбуковая циновка по бокам и красочная цветочная, в виде сакуры, композиция по правую и левую стороны от зеркала посередине. На ней были телесного цвета чулки и на два тона темнее кожи бесшовное нижнее бельё, которое вызывало у Виктора желание сказать: «Не надевай пока никакого». Он лежал в брюках и выглаженной рубашке на кровати, поглаживая слегка небритый подбородок, и любовался красавицей-женой, ожидая, наконец, момента их похода на мюзикл.

– Вить, я же говорила тебе столько раз – не лежи в одежде в постели. Я же старалась, гладила, – голос её стал угрюмее и Виктор подумал, что сейчас не стоит с ней спорить. Потому что, если дело касается выбора того или иного наряда, жена в этот момент всегда заведена, и лучше беспрекословно слезть с сатинового покрывала.

– Чёрное, – коротко выплеснул Виктор, расстёгивая верхнюю пуговицу рубашки с контрастной отделкой. Он не понимал, как можно душить себя одеждой, предпочитая рубашки с расстёгнутыми сверху одной-двумя пуговицами.

–Ты даже не посмотрел на меня и не знаешь, какое сидит лучше, – Ката выдвинула по-детски нижнюю губу, пустив в Виктора свой пронзительный из-за нарощенных ресниц взгляд.

– В красном нужно идти не на мюзикл, а… скажем, на бал или в ресторан.

Ката продолжала прикладывать то одно, то другое платье к своему телу, будто не услышав совета. Потом залезла в гардероб, вытащила оттуда зелёное и бирюзовое и молча кивнула мужу.

– О, нет. Только не это! – воскликнул Виктор, – их уже четыре. Откуда взялись ещё два…?

– Ты забыл, что пять дней назад был день Святого Валентина, и ты сам сказал мне купить то, что мне нравится.

– Я сказал купить то, что запомнится, – со вздохом сказал Виктор, задумавшись, правда ли он так сказал.

– Ну, вот я и купила, – хитро улыбнулась она, прикладывая короткие платья к себе и виляя с ними то в правую, то в левую сторону, будто пританцовывая. – Я запомню, что эти два платья ты подарил мне на 14 февраля, – и она чмокнула его, привстав на мысочки.

– Хитрюга, – Виктор схватил жену и страстно поцеловал её. Какая же она была желанная и красивая для него в тот самый день. Они шли на мюзикл «Граф Монте-Кристо».

Посидеть с двухлетним Никиткой, который мирно посапывал в маленькой кроватке, с которой лишь недавно сняли стенки, позвали Лену. Виктор мог позволить ребенку няню, но Катька уболтала подругу побыть с сыном один вечер, что вызвало у той лишь радость. Любимый крестник не мог помешать её пятничному времяпрепровождению, тем более что Лёша был рядом.

После того, как родители мальчика ушли, они смотрели очередной новый экшн, снятый по всемирно известному бестселлеру английского автора и наслаждались атмосферой, царящей вокруг них. Жидкокристаллический LCD, последний из коллекции ТВ-индустрии, с 3D-эффектом и Digital-системой отличался потрясающим звуковым сопровождением. Герои, казалось, выпрыгивали с экранов на их наблюдателей и бегали вокруг кожаного чёрного дивана, на котором расположились Лена с Лёшей. На натяжном потолке с витиеватыми выступами засели сват – захватчики. А аквариум, встроенный в стену гостиной, таил на своем дне важную информацию, до которой не могли добраться даже сотрудники ЦРУ.

В детской заплакал ребёнок. Потом Никитка прибежал и сам, требуя рассказать ему сказку про доброго динозавра, который сражается с чудовищем, живущем в его шкафу.

– Сделай тише, – громким шёпотом попросила Лена, – я пойду уложу его. И направилась в небольшую комнату в самом конце квартиры.

– Кто это у нас не спит? Кто напугал моего маленького крестника? – защекотала она двухлетнего ребёнка, способного привлечь к себе внимание разве что жестикуляцией, сопровождающейся много раз повторяющимся звуком «Бусь дись», что на языке светловолосого малыша означало «Побудь здесь». Он вскарабкался обратно в маленькую, почти касающуюся дном пола кровать, залез под одеяло и, полусидя, показал в сторону ночника.

Тот испускал рассеянный, приглушённый свет, который разбрасывал сотни цветных круглых огоньков по всей правой половине комнаты. Светящийся динозавр открывал и закрывал свою беззубую пасть и крутил маленькими лапками то вправо, то влево, бесшумно вращаясь.

– Кто там? Кто там? – спросила у Никитки Лена, которая сама заинтересовалась направлением, на которое указывал мальчик.

– Бусь дись, – повторил мальчик и лёг на бок, показав на розовую игрушку Лунтика-футболиста.

Лена подошла к ночнику и повернула выключатель по часовой стрелке. Динозавр заиграл привычной классической мелодией Брамса и осветил комнату тёплым зелёным оттенком; она прокрутила колесо ещё, и всё вокруг стало фиолетовым под музыку Дебюсси «Свет луны»; последняя мелодия для ночника-динозавра таила естественные звучания леса и моря, и жёлтые рассеянные лучи озарили полночную тьму.

– Вот. Какая мелодия тебе больше нравится? – Лена нагнулась над Никиткой и поцеловала его в лоб.

Тот ничего не ответил.

Она укрыла его одеялом, оставив снаружи лишь руки, облачённые в хлопковую пижаму с изображением медвежат.

Слева на маленьком столике с разбросанными раскрасками, фломастерами и кубиками лежала книга сказок мировых и русских авторов: Астрид Линдгрен, А.М. Горького, Н.Д. Телешова, Андерсена Г.Х., Шарля Перро и др.

Лена открыла книжку на месте бамбуковой, привезённой с востока сувенирной закладки.

– Ага. Ну, вот где вы остановились.

Она поглядела на Никитку. Его светлые густые волосы, ровный маленький нос, алые полные губы и этот постоянный, не исчезающий румянец с белых, почти прозрачных щек делали его тем созданием на свете, кого бы она с удовольствием баловала, воспитывала и кому бы дарила всё своё свободное время. Она бы водила его в детский сад, смотрела бы с ним советские и зарубежные мультфильмы, научила бы писать и, может быть, даже провела бы с ним каникулы на берегу моря. Ей казалось, что она сама родила этого мальчика, – настолько хорошо она его знала, и уже проявляющиеся черты характера этого малыша были так ей близки, что она готова была подарить ему всё своё тепло и нежность, окружить его своей лаской и заботой. В глубине души она верила, что когда-нибудь у них с Алексеем родится такой же милый ребёнок. Она бы направила всю энергию на это чудо, подружила бы свою кровинку с Никиткой, и тогда без того крепкие дружеские отношения стали бы ещё сильнее. Возможно, она идеализировала свой внутренний мир и мир своей подруги, но в действительности очень этого хотела. Хотела, но не могла. Дело в том, что два года тому назад, когда Алексей попал в автокатастрофу, их посетило ещё одно несчастье. Тогда ей, находящейся на пятом месяце беременности, поставили диагноз – замершая беременность. Сокрушённой известием о том, что плодное яйцо пустое, ей сделали операцию и назначили лечение, способное исправить ситуацию. Сейчас всё шло на улучшение, и Лена с Алексеем постепенно готовились к тому, что во второй раз обязательно получится. А пока она одна сидела на коленках, склонившись над Никиткой, и радовалась не совсем чужому и такому близкому маленькому счастью каждой женщины.

– Жил мельник. Жил он, жил и умер, оставивши своим трём сыновьям в наследство мельницу, осла, кота, – читала она сказку В.А. Жуковского.

3.

Спустя еще четыре года…

Что для вас представление благополучной жизни?

Какой вы её видите?

Надёжность в выбранном мужчине, любовь к нему и …

…может, высокооплачиваемое хобби,

сравнимое если только с мечтой Генри Форда – владельца крупного автохолдинга?

Для кого-то это просто деньги.

– Виктор Геннадьевич, звонили из «Авико Моторс», они подтвердили заказ на «ЯТУ-345» и выслали вам его на мейл. Эта модель пойдет на Филиппины к Роберто Касьясу. – Дождавшись кивка босса, Анюта включила кофеварку, буквально нажав лишь на одну кнопку, и тут же развернулась на мысках красных туфель, вернувшись на свое рабочее место. Она уже привыкла к тому, что Виктор с утра не разговаривает. Нет, не потому что у него плохое настроение и он высокого о себе мнения. Дело в том, что руководитель предприятия «ЯхтСтройТехнолоджис» всегда просыпается за сорок минут до прихода в офис и готов к утренней повестке дня только после выпитого натощак эспрессо. Тем не менее, Виктор всегда просит Анну рассказывать ему о самых важных заказах, об их текущем статусе и любых сложностях с ними связанных сразу же. Но Роберто Касьяс и «ЯТУ-345» были теми элементами важности предстоящей работы, которыми Виктор тем более не мог пренебречь, не глотнув чёрного эспрессо.

– Подготовь договора и назначь мне встречу, – коротко бросил он, почти не остановившись в приёмной, чтобы обменяться с Анной более приятными любезностями, и направился в свой кабинет, оставив за собой невидимый шлейф, который разбросал со стола секретаря несколько аккуратно сложенных листов.

Анюта Черчина знала, что столь фурийное состояние босса может означать лишь одно – сегодня день сборов, а значит, через полчаса Виктор попросит её вызвать всех инженеров судоходного производства, копировальщиков и Юркова, его лучшего печатника и редактора.

– Петя, – шепнула она в трубку изящным, с хрипотцой голосом, стараясь прикрыть микрофон рукой, – шеф назначит сборы на сегодня, чёрт возьми. Я полная идиотка, что назначила обед с Кириллом на этот день и отказалась пойти вчера. Я не могу пренебречь такими деньгами. Ты знаешь, что он выйдет на него другими способами, если я вновь соскочу. Ему-то невдомёк, что я правая рука Виктора и должна быть при нём 24 часа.

Она услышала знакомый вздох на том конце трубки.

– Хотя кого это волнует. Тем более Кирилла.

В секретариат вошел Шемякин и вопросительно дал понять, что ореховый эспрессо (а именно такой кофе он ждал у себя каждое утро) должен был пленять его горьким ароматом робусты ещё две минуты назад.

Виктор никогда не звонил Анюте.

Он никогда не звонил своим подчинённым.

Просиживанию в кабинете с поочередным набором кнопки «трансфер» он предпочитал лицезрение рабочих будней всех, кто жил с его разумом на одной волне. А его разум блуждал в море, перебираясь лишь изредка на водные глади крупных рек и озёр. Потому что Виктор был генеральным директором крупной верфи и конструкторского бюро.

Иногда он работал дизайнером. Рисовал эскизы сам. Он закрывал глаза и рисовал линии – похожие замыслы приходят художникам, срисовывающим тонкие линии с натурщиков. Его были более строгие и грубые, чем если бы этот эскиз являлся образцом женских тел.

Он стелил эскизы на ватмане, легко и творчески вырисовывая больше ровных и гладких снизу и добавляя больше креативности в середине и сверху. Только после мягких карандашей он брал автоматические для черчения, циркуль и тут уже без всякого романтизма вырисовывал подсчитанные математически и детально правильные отрезки, которые впоследствии служили каркасами нужного размера.

***

Когда он только начинал свою деятельность, несколько лет он отвозил эскизы и чертежи на другие крупные верфи. Сколько крупных предприятий отказало ему когда-то в содействии, он уже не считал. Их было поистине много.

Лишь однажды, когда он уже смирился со случайными заработками, много лет назад, пытаясь добиться совершенства, – тогда, на пороге ещё совсем юных лет, ему посчастливилось повстречать Серафина Родина…

Наполовину поляк, наполовину русский, владелец верфи «ЯхтСтройТехнолоджис» – Серафин Родин редко появлялся в кругу рабочих кабинетов, расположенных на проезде Досфлота, примыкающем к Химкинскому водохранилищу. Он встречался с Виктором раз в месяц, проводя оставшиеся рабочие будни на испанском побережье.

В день их знакомства он встретился с ним случайным образом. 26 сентября 2010 было тем самым днём, когда Серафин прилетел в Москву на собрание акционеров. Собрание началось, как полагается, в десять утра. В тот день «ЯхтСтройТехнолоджис» презентовала ЯТУ «Coral», носящее свое экзотическое название благодаря триумфальном успеху на заплыве близ острова Сейшелы. Дизайнер, соорудивший белоснежное чудо, способное разогнаться до 24 узлов, прибыл в Москву, чтобы презентовать её через Серафина Родина, его друга и соратника.

«Coral» должна была уйти в продажу известному судовладельцу, ценителю яхт с подобной формой, которая была типичной для военных кораблей прошлого столетия и имела достаточно агрессивный вид, что как ни стать лучше подходило для выбора судовладельца.

В тот же день ещё никому не известный Виктор должен был подъехать к 13:00на собеседование к Кириллу Андреевичу Левину – действующему руководителю и генеральному директору верфи. С тубусом в руках он зашел в кафе-бар, расположенный в двух кварталах от судостроительного предприятия. Открыв меню и не найдя в нём орехового эспрессо, он начал листать страницу за страницей, пытаясь углядеть в меню понравившуюся картинку. Он делал так всегда, когда не был уверен в правильности предстоящего заказа.

Вообще, фотоменю, завоевавшее бары и рестораны Москвы не столь давно, достаточно облегчало выбор посетителей. Москва – город интернациональный, и представьте себе, что невинное блюдо, входящее в меню вполне приличной кофейни под названием «Spotted Dick», что в переводе означает всего-навсего Пятнистый Дик, не содержит иллюстрации, и какой-нибудь недотёпа иностранец вполне может пренебречь заказом, не увидев картинку вполне аппетитного, похожего на пудинг лакомства, так как слово «dick» с английского переводится не только как мужское имя, но и как мужской половой орган.

Пролистав до «салатных» страниц, Виктор взял традиционный «Цезарь» и всё же решил его запить эспрессо, пускай и вполне обычным. Телефонный звонок, который раздался за его плечом, не сразу привлёк его внимание, но, прислушавшись, он услышал знакомый смех, имеющий индивидуальную особенность. Владелец этого смеха как будто заикался собственными смешками, периодически отвлекаясь на судопроизводственную лексику. Дождавшись, пока закончится телефонный разговор, Виктор глотнул из маленькой, почти крошечной чашечки с горячим напитком.

– Ростислав, как вас сюда занесло? – повернулся он к сидевшему за барной стойкой мужчине. Смуглый, коротко стриженный брюнет сорока-сорока пяти лет повернулся, повинуясь интуиции. Где-то он встречал этого молодого паренька, обратившегося сейчас к нему. Но как будто это было в его прошлой жизни, потому что знакомые черты ускользали за завесу десятилетней давности. Виктор понял, что тот его не узнаёт и лишь шире улыбнулся в ответ, оголив ровные белоснежные зубы. Минуту спустя незнакомец хлопал себя по голове так сильно, что Виктор ненароком подумал, что тот заработает таким образом черепно-мозговую травму. Потом незнакомец покусывал губы и подставлял к ним свои смуглые пальцы.

– Витька, чёрт возьми! Ты? – воскликнул он, пересев к столу, и оказался напротив одетого в костюм, но как всегда без галстука старого знакомого. – Как же это ты? Так вырос! Я тебя и не узнал. Сколько же лет прошло? Должно быть, все десять! – вскрикнул он и добрался рукой до плеча Виктора, похлопав по нему хорошенько.

– Одиннадцать.

– Что ты здесь делаешь? Или будет правильнее спросить, что я здесь делаю, а? – поугас он пылом и выпрямился. – Виски. Односолодовый. Два. – Указательный и средний пальцы взмыли вверх по направлению к бармену.

– В общем-то, наверно, да. Я не видел вас столько лет, а вы почти не изменились, дядя Ростислав.

– Называй меня на «ты». Тебе больше не восемнадцать-девятнадцать лет.

Ростислав давно покинул Россию и сейчас владел небольшой дизайнерской компанией в Испании, завоевавшей глубокое уважение со стороны ценителей «взрослых» игрушек – будь то автомобили раритетных марок или новомодные яхты и катера люкс-уровней. Его предприятие создавало и восстанавливало утраченное в периоды рецессий и глобализации. В России тогда, когда на западе уже существовали все возможности для построения бизнес-индустрий, ещё не представлялось возможным даже попробовать то, что Ростислав называл «живительной влагой», а именно открыть свой бизнес, имея при этом всевозможные питающие тебя «живительные» ресурсы – первоначальный капитал, разрешения на получение лицензий и подвешенный язык.

Тогда он уже имел то, чего сейчас, при этой встрече не имел Виктор. К сожалению, родственный разрыв, который случился, по вычислениям Виктора, одиннадцать лет назад, разрубил отношения Ростислава с отцом Виктора. А может, и к счастью, молодой парень не познал тогда той роскоши в столь юном возрасте, которой его дядя мог бы побаловать. Ведь не случись того разрыва, возможно, Виктор и не добился бы всего сам, прокладывая тропинку в тернистых дебрях справедливым и честным путем.

Ростислав приехал в Москву на презентацию своего, как он назвал это, маленького шедевра – ЯТУ «Coral». Он явился тем самым художником, нарочито преследовавшим все возможности вылезти вперед, и в данном случае сделал то, что в очередной раз ему эту возможность предоставило.

«ЯхтСтройТехнолоджис» выбрало его как художника, не выдвигающего напоказ стильные и новомодные силуэты суден, которые так принято считать роскошными средствами передвижения. В его работах судно, внутренняя отделка которого, бывает, доходит до стоимости целого таунхауса, внешне содержало резкие и порой грубые формы, которые отталкивают непрофессионала от мысли роскошного происхождения яхты. И благодаря такой концепции Ростислав славился в своих узких кругах как художник-прагматик, плюющий на внешние атрибуты.

26 сентября он оказался в том же кафе-баре, что и его племянник, которого он не видел одиннадцать лет.

26 сентября Ростислав предложил «ЯхтСтройТехнолоджис» замечательного специалиста. Случись так, что собеседование Виктора в этой компании перенесли бы на следующий день, или вообще оно не было бы назначено, эти двое не пересеклись бы, и далее не было бы того, что было сейчас. Этой истории вовсе не существовало бы.

Но даже по прошествии двух лет, будучи руководителем той самой верфи, с руководства которой Виктор сместил Кирилла Левина, он не мог поверить, что судьба способна по-настоящему удивлять. К слову сказать, Виктор после того, как его популярный дядя помог устроиться ему на работу и впоследствии даже повлиял на ротацию своего родственника, ни разу не воспользовался свободными отступлениями в работе и вызвал тем самым неподдельное уважение со стороны своих коллег.

Сместивший действующего руководителя, к которому шёл тогда на собеседование, он заставил тем самым Кирилла Левина ненавидеть себя . Левин явно сожалел о том, что когда-то принял Виктора на работу.

Но тот всегда полагал, что успех не может прийти безответно и, погладив тебя по голове, умчаться к другим счастливчикам.

Виктор работал день и ночь, чтобы доказать шептавшимся вокруг лицемерам, что он и сам многого стоит. В общем-то, доказав это и создав парочку крупных проектов, он уволил тех самых шептунов.

***

Сегодня, спустя два года после судьбоносной встречи с Ростиславом, Виктор собирался созвать команду для обсуждения третьего своего крупного проекта, в котором он принимал участие как компетентный наблюдатель, время от времени наловчившийся мастерски поправлять тесаком деревянные фигуры и сопровождать рабочие процессы своим правильным, ораторским языком.

Анюта посмотрела на него из-под модных очков в чёрной оправе и тут же встала с рабочего постамента, предварительно развернувшись на мысках красных туфель вновь. Положив незаметно трубку телефона, она протянула свою изящную руку к кофемашине и спокойно взяла вспененный от резкой струи напиток. Потом также изящно продефилировала к соседнему кабинету и, пронесся за собой невидимую ароматную тень духов из нежной фрезии и жасмина, поставила белый фарфор к боссу на стол.

– Я позвонила Юркову. Вы же не против того, что я проявила инициативу и подготовила его к возможному собранию.

Она улыбнулась так, как если бы вся невинность давно прошедших дней проснулась вдруг по прошествии десятка лет и вылилась на её искусственный, но такой чарующий румянец.

– Что ж, мне нравится твоя предприимчивость, – улыбнулся Виктор и проследовал в кабинет. – Не забудь тогда созвать всех оставшихся из группы Е-4.

– На десять?

– Разумеется.

Аня работала у Виктора вот уже полгода и привыкла к тому, что он ценит время, и поэтому, повторяя цикл похожих друг на друга рабочих событий, не любит обговаривать одно и то же вслух больше двух раз. На самом деле всё было гораздо проще – макеты, которые стоили больше 500$ и выше обсуждались по вторникам в десять утра; макеты с яхтами стоимостью 499.99 $ и ниже в четверг в час дня. Прайсы всех корабликов, как называла их по-женски Аня Черчина, висели у неё на уровне глаз рядом с ноутбуком.