«Иные времена, иные птицы! Другие птицы, знать, другие песни! Они, быть может, и понравились бы мне, Когда бы аз имел другие уши!» (Г.Гейне)
Привлеченная маленьким тиражом книги и новым для меня авторским именем, я догадывалась, что это будет литература на любителя, но все же рассчитывала на большее, чем неожиданно эротизированный оммаж Ф. Кафке. Наверное, я способна понять авторское желание потренироваться в том, чтобы немного «побыть Кафкой» и проверить свой писательский дар на иносказательность и креативность, но, думаю, для этого нужно нечто большее и, главное, иное: другие времена, другая страна, другой хронотоп, другой этнос, другой язык, другая жизнь, другой опыт, другое состояние души и духа – всё другое.
Не знаю, на какого читателя рассчитывал автор, но с трудом представляю, кому в своем окружении я могла бы порекомендовать этот текст. То ли я старовата для авторских сублимаций, то ли автор хватил через край в реализации своей творческой свободы, перепутав Кафку с де Садом, то ли ничего нового не оказалось под солнцем и на этот раз, и форма съела содержание, то ли Кафка в овертоновской оптике утратил для меня что-то сущностное, но чтение произвело на меня неприятно-тошнотворное впечатление (такое можно смело принимать вместо рвотного). Высокого интеллектуализма я там, сколько ни старалась, не увидела, притчевости, достойной внимания, – тоже; какой-то изысканной игры слов заметно не было, язык автора мне вообще не понравился своей тяжеловесной прямолинейностью, а настойчивая повторяемость сюжетных мотивов быстро надоела. В итоге осталось впечатление, что неким злым читательским ветром меня занесло в чужой ночной кошмар, в котором все неутоленное и подавленное движется из точки «Немыслимо» в точку «Действующая норма».
Читая, я не раз задавала себе вопрос: это вообще о чем? Некто, от чьего имени ведется повествование, почувствовавший в себе литератора, в погоне за вдохновением оказывается в чем-то вроде города Zеro, и в нем на фоне атмосферы беспамятства жителей отпускает на волю все свои фантазии, считая это актом творческой свободы. В местечке, где все живут моментом, избегая печалей, страха и горестей, его опыт и желания становятся неким организующим принципом бытия, за который он цепляется из последних сил. Да, наверное, адекватность и здравомыслие любого человека, попавшего в круг беззаботно деградирующих особей, утративших культуру и скатывающихся к животному существованию, оказывается в зоне риска, и он может утратить самое себя, размыв тонкий слой культуры и цивилизации над своей биологией. Перед таким отупляющим воздействием устоять и не скатиться в примитивную жизнедеятельность трудно (думаю, моя собственная осознанность этим произведением была подвергнута массированной атаке), и автор, похоже, предостерегает читателей именно от этого.
Абсурд, гротеск, фантасмагория, маргинальность, расчеловечивание и пр., хлынувшие на меня со страниц книги, напугали меня, как пугает ночью внезапный набат. И хотя книга мне не понравилась, событием моей читательской жизни ей стать удалось.