Гудящий свет погас, и в мастерской стало темно и тихо. Как бы я хотела, чтобы у меня в мозгу были такие же выключатели.
Чтобы и там наконец стало темно и тихо.
Никаких мыслей.
Прошла по мосту Вэстербрун, думая о тех, кто спрыгнул с него в манящую блестящую воду. Еще больше, правда, я думала о тех, кто сумел удержаться от искушения, несмотря на тяжесть на сердце и легкость в ногах. О том, какого восхищения они заслуживают. О том, как они сильны.
Мама никогда не должна исчезать, мама никогда не должна бессильно падать на пол. Этого и папа, конечно, не должен делать, однако материнские исчезновения и падения всегда осуждаются сильнее. В первую очередь мать сама же себя и осудит.
Я еще долго лежала, уставившись прямо перед собой. Наблюдала за тем, как желтый утренний свет просачивается сквозь кружевные занавески, как постепенно выцветает, превращаясь в дневной. Я испытывала глубокое и ошеломляющее счастье, счастье быть рядом с другим человеком, с его телом.