30 сентября почти в полночь я сажусь на Горловском железнодорожном вокзале в поезд Мариуполь-Харьков. Я забираюсь на свою верхнюю полку в плацкарте и благополучно отключаюсь до пяти часов. Утром, ни свет, ни заря 1 октября я в Харькове. Пассажиры оголтелой толпой вываливаются из поезда и все прямиком в здание вокзала. А я, немного задержавшись, чтобы полюбоваться скульптурным изображением отца Фёдора, следую за основным человекопотоком. Метро пока закрыто, поэтому все в ожидании работы подземки спешат кто в туалет, кто занять скамейку в зале ожидания, а кто и в круглосуточный буфет, разместившийся в центральном зале вокзала. Первое, что бросается в глаза в этом буфете – огромный 35-ведёрный самовар (занесённый в книгу рекордов Украины). Не выпить чаю из такого – грешно. Поэтому с удовольствием пристраиваюсь за столиком, пью чай с пирожком (хотя, честно признаться, я не любитель ранних перекусов). Но вот чай допит, в зале наблюдается оживление, время подходит к 5.30, и все потихоньку продвигаются к метро. Я тоже спускаюсь поближе к подземке, через пару минут двери открываются, и народ благополучно вливается в гулкий ритм подземного города. Ну, раз время раннее, и до начала фестиваля более 6 часов, я решаюсь поехать на рынок «Барабашово», где, как рассказывают, можно купить недорогую зимнюю куртку. Что я хотел увидеть на рынке в 6 утра (?) – непонятно. Ночной рынок уже закрыт, дневной ещё не открылся. На весь этот базарный мегаполис открыто несколько павильонов с верхней одеждой, где хозяева родом из долины реки Меконг, плохо говорящие по-русски, за розничный товар просят «сисьсот» и не меньше. Простите меня, за такие деньги я могу купить куртку в Горловке, и не надо тащить на себе её с фестиваля. Я собираюсь ехать на место поселения, но потом решаюсь заехать на Благбаз (Центральный рынок, он же Благовещенский базар). Приехав туда, я сперва захожу в Свято-Благовещенский храм. Это моя давняя мечта, которая наконец-то осуществляется. Службы ещё нет, слишком рано, но храм открыт. В соборе почти пусто, я покупаю свечи и обхожу не торопясь храм – удивительная атмосфера. Даже не верится, что этот храм уцелел чудом, и около 13 лет простоял поруганный, пока немецкие оккупационные власти не разрешили возобновить работу прихода. После освобождения Харькова, слава Богу, собор больше не закрывался. Налюбовавшись храмом изнутри и снаружи, ретируюсь.

После храма иду на рынок, но сначала захожу в Макдональдс, хотя это противоречит моим принципам, но пирожка на вокзале для моей почти стокилограммовой туши – маловато, а других предприятий общепита не наблюдается. Оставив деньги в этом царстве фаст-фуда и не наевшись, я иду на рынок. Этому базару уже почти 200 лет, из них более 150-ти он носит название Благовещенский. Так как на часах только 7.30 – людей на рынке ещё немного, я, не толкаясь, спокойно обхожу ряды. Походив по рынку и найдя серое кашемировое полупальто по более лояльной цене, я, особо долго не меряя, забираю его, и еду в гостиницу «Авиатор».

Устроители заранее предоставили информацию, что и где находится, и приложили к инструкциям схемы расположения объектов, что весьма помогает ориентироваться. Улица Профессорская находится в микрорайоне «Сокольники», что растянулся между Лесопарком и парком им. Горького, улочка тихая, заросшая огромными серебристыми тополями, увешанными омелами, по стволам деревьев бегают белки. Чудо, а не улочка. А вот и искомая гостиница. Я захожу в фойе, подхожу к администратору, говорю, что приехал на фестиваль, мне выдают ключ, и я благополучно попадаю в номер. Номер двухкомнатный, четырёхместный, общий коридор, и душевая с санузлом. Имеется холодильник и электрочайник, а в комнатах стоят масляные обогреватели. Я первый из жильцов, поэтому выбираю лучшие, по моему мнению, комнатку, кровать, ставлю свой баул с пальто, разгружаю свою дорожную сумку и решаюсь немного отдохнуть.

И вот к 11.30 я уже на улице Фрунзе возле литературного музея. Двухэтажное серое здание. В центральный вход я попасть не могу – дверь закрыта, но сбоку открывается калитка, и я вхожу во двор. Первый, кого я встречаю – мужчина среднего роста и среднего возраста с седоватой причёской «бобриком» и с аккуратной широкой бородкой.

– На фестиваль? – спрашивает он. Получив утвердительный ответ, он представляется: «Богдан Ант».

И я понимаю, что это один из организаторов. Я представляюсь, а он приглашает меня во двор.

Погода пока солнечная, но сегодня в Харькове ожидают дождь, а мероприятие намечено проводить во дворе. Поэтому во внутреннем дворике, который представляет собою небольшой яблоневый сад, несколько парней натягивают между стволами верёвки, на которые настилают прозрачную полиэтиленовую плёнку, делая подобие навеса. Люди устанавливают в саду столы для жюри и для выставки-продажи книг. А вместо сидений расставляют то пустые ящики, на которые кладут доски, то стопки-кубики из нарезанных листов картона, перевязанные бечёвкой, и получаются своеобразные «пуфики».

Тут появляется ещё один организатор фестиваля, главный идеолог клуба «Авал» и главред журнала «Лава», представитель харьковского литературного авангарда – Андрей Костинский, высокий, худой и поджарый парень с длинным каре. Мы знакомимся, и он приносит мне семь экземпляров журнала «Лава» №7—2, с работами наших «стражевцев». Потихоньку начинают появляться участники фестиваля, и мне представляют моих земляков: озорного вида девчонку Татьяну Ковалевич и её серьёзного и не по годам степенного парня Игоря из Донецка. Нас приглашают выпить чаю или кофе, и мы, пользуясь случаем, пьём кофе и ждём открытия.

Наконец-то появляются Александр Курапцев и Вера Агаркова, которые в Харькове уже чувствуют себя более расковано – дело в том, что у Саши в городе (в ж/м Салтовском) живут тётки, поэтому они и приехали заранее, и уезжать будут тоже не сразу. Я тут же отдаю им авторские экземпляры «Лавы», мы обсуждаем дорогу, а тут появляется Ира Кузнецова. Наша Ирина Михайловна – мама семерых ребятишек, и вот самый младший из них Алёшка въезжает во двор следом за мамой на коляске, которую ведёт моложавый, но седой мужчина Михаил – сосед Кузнецовых, который вызвался помочь Ире на фестивале: и за коляской присмотреть, и дитя понянчить. Также с Ирой входит гостья из Валуйков Белгородской области, подруга по литературному сайту, Галина Долгополова. Шустрая и активная дама бабаягодного возраста, весёлая, общительная и весьма обаятельная. Мы подходим к столу организаторов, и нам выдают бэйджики с логотипом фестиваля, и мы их крепим себе на одежды, также каждому участнику полагается фирменная картонная кепка. Ира, кстати, уже знакома с харьковскими фестивальными лицами, и поэтому чуть позже к нашей компании подключается её хорошая знакомая, девушка моего возраста – Елена Амберова.

Двор заполняется людьми, и я понимаю, что многие из собравшихся – фестивальные тусовщики, давно друг друга знающие. Отдельными кланами группируются харьковские авторы и гиперфестиваллеры – традиционные участники, живущие неизвестно за какие средства, так как колесят по всем фестивалям Украины и СНГ без передыху. Среди всевозможных лиц я встречаю только одно знакомое – это Марина Матвеева из Симферополя. Нет, лично мы, конечно же, не знакомы, но я её знаю как бывшего члена редколлегии литературного ежемесячника «Отражение», где часто публиковались и её произведения, пока она не встала в оппозицию к главному редактору. Был такой период в жизни Межрегионального союза писателей, когда Юрий Каплан вбил клин между нашими собратьями (что пожинается по сей день). Я её помню по фотографиям в этом издании, но она с тех пор внешне немного изменилась, заматерела, что ли, но, тем не менее, это всё та же Марина – гуру крымской молодёжной литературы. И сегодня Матвеева не одна, со своей землячкой Викторией Анфимовой.

Итак, фестиваль начинается, нам объявляют, что конкурсная программа будет состоять из 4 блоков по 10 финалистов в каждой, объявляют порядок, и после представления жюри мы начинаем.

Мы сидим группкой: я, Саша, Вера и Ирина с Галиной. Слушаем, смотрим, впитываем. Я в пространном шоке от происходящего. Я не ожидал, что поэтический фестиваль – это не конкурс, а действо. В моём сознание поэзия и шоу – разные по духовному принципу вещи, но вот первый же фестиваль ломает все мои жизненные устои. Люди, преподнося свою поэзию, чуть ли не выворачиваются наизнанку. Татьяна Ковалевич, например, читая стихи, снимает с себя верхнюю одежду и швыряет её под ноги жюри. Одна из девиц, взяв в руки микрофон, усаживается по-турецки на холодный асфальт, и всё своё выступление читает стихи в такой позе, хотя один из фестиваллеров – Леонид Борозенцев из Винницы не выдерживает, подбегает к ней сзади, приподнимает её и пытается подсунуть ей под пятую точку картонку. Один из парней чуть ли не коршуном кружит над жюри, с пафосным криком выплёскивая им в лица текст, чуть-чуть не дотягивая до образа Гамлета в исполнении Высоцкого. В общем, без эпатажности – никак. Но, тем не менее, очень заметным блоком выступают трио гомельчан, как они себя называют, Литературный салун «На троих». У каждого свой стиль, но они читают хорошо отрепетированным голосом, с хорошей манерой. Оказывается, главарь этой группировки Янина (Яся) Дрозд – театральный режиссёр. Поэтому их выступления без лишних действий запоминаются именно, как декламация. И Янина, и Максим Новик очень удивительно и чётко оставляют «послевкусие» после своих чтений. Но из их тройки особенно выделяется молоденькая русоволосая и розовощёкая Мара Шмидова, которая так читает свои стихотворные инверсии знакомых сказок, как будто если она сейчас не выплеснет это в аудиторию – ей будет нечем дышать. Такая экспрессия!

Понятное дело, что я к такому морально не готов. Поэтому, когда подходит мой блок, я выступаю с традиционной шпаргалкой в руках, зачитываю тексты с бумаги и покидаю «сцену», понимая цену своего выступления. Неплохо выступили и Вера, и Саша, а так же Ира и Галина, но куда нам с нашими манерами выступления до этой лихой и совершенно не от мира сего молодёжи. Я понимаю, как я устарел в свои 36 лет, прям, как у Макара: «… мне триста лет – я выполз из тьмы». У меня сложилось весьма устойчивое убеждение, что поэзия для многих из них никакая не работа над собой, а лёгкое и воздушное самолюбование, совершенно не обременённое жизненными коллизиями. Для них стихи, как дыхание, они пишут, как дышат, и это меня с одной стороны даже радует.

* * *

Они не такие – свободны и целеупорны,

Сказать не боятся, что душу тревожит и жжёт.

В словах и легки, и мудры, и по-детски проворны,

Их поиск себя с негативностью не сопряжён.

Они так светлы, как безбрежность снегов Антарктиды,

Они не страшатся на горла врагов наступать.

Их цель – не копить, и на сердце не множить обиды,

На лицах их ясных блаженства блистает печать.

К середине третьего блока становится весьма холодно и дождливо, по плёнке, растянутой над головами, стучат крупные капли. Мы уже выпили не по одному стаканчику кофе в надежде согреться, но не тут-то было. Сырость чаепитием не заглушить, а поэтому среди «лаверов», как самоназываются участники фестиваля, развивается другая тенденция, и к четвёртому блоку большая часть уже изрядно наконьячивается (пьют в основном коньяк и вино, водка и пиво не в фаворе). И вот в завершении музыкальный блок, после которого фестиваль, который проходит под звуки падающих яблок, сворачивается и перемещается в один из харьковских пабов. Саша с Верой на пьяные посиделки не идут, поэтому распрощавшись, мы решаем разбегаться по своим углам.

Я выхожу с Ирой Кузнецовой, Лёшей, Михаилом и Галиной, с которыми идём по улице Пушкинской, а потом по улице Иванова в сторону площади Свободы, делимся наблюдениями и ругаем отсутствие бабьего лета. А дальше идём на остановку и разъезжаемся, кто на троллейбусе, кто на метро, и я, сев в маршрутку, еду на Сокольники.

Я еду и понимаю, что, по-видимому, я – совершенно не фестивальный человек, я очень утомлён и опустошён, и пребываю в некоем культурно-эстетическом шоке, хотя сказать, что мне не понравилось – не скажу.

Отоварившись в минимаркете при заправке возле остановки маршрутки, прихожу в номер, завариваю чай и ужинаю, чем Бог послал. Уставший за целый день, я валюсь с ног, укладываюсь и моментально засыпаю. Среди ночи я слышу, как в соседней комнатушке номера собираются люди, и начинается гужбан с пьяными песнями под гитару. Потом раздаётся робкий стук в мою незапертую дверь, и в комнату заходит гомельчанин Максим Новик, который увидев, что я проснулся, шёпотом говорит: «Я только одеяло возьму и пойду в номер к жене». А я спросонья спрашиваю: «А кто твоя жена?», на что Макс отвечает: «Янина», – и уходит. А я, несмотря на эпигонский рёв «под Высоцкого» из-за стены, вновь проваливаюсь в глубокий сон.

Утром просыпаюсь от трели будильника, встаю, и слышу, что за стеной, по-моему, ещё не ложились. На сегодня у нас запланирована поездка в Чугуев в музей И. Репина, встреча в 10:00 возле станции метро Пушкинская. Я встаю, умываюсь, а из второй комнаты выглядывает взлохмаченный киевлянин Богдан Головченко, которого я запомнил вчера по шляпе, обмотанной банданой (он вообще по жизни, как я потом узнаю, – тот ещё шляпник). Он в комнате не один, с ним его миниатюрная юная спутница Таня Я., 16-летняя девчонка, тоже пишущая стихи, но не вышедшая в финал и бард Александр Слюсаренко, именно он всю ночь голосил под гитару за стеной до утра. Они удивлены, что пора уже выезжать. Я выхожу из гостиницы вместе с Галиной Долгополовой, Богданом и его Татьяной. На остановке нам приходится постоять минут десять. Когда появляется нужная маршрутка, мы спокойно добираемся до площади Ярослава Мудрого и возле метро встречаем Богдана Анта. Попозировав перед фотокамерой на фоне памятника величайшему «украинцу», мы переходим на другую сторону площади, где возле киоска на Пушкинской, ожидая всеобщего сбора, пьём кофе и уплетаем пирожки. Но вот сбор заканчивается, нас немного, но часть фестиваллеров с Костинским и ещё одним из столпов АВАЛа Виталием Ковальчуком подъедут прямо на автовокзал №6, который в народе именуется «На Пролёте» (производное от «Пролетарской» станции метро). На автовокзале собирается приличная компания, когда Ковальчук пригоняет «Богданчик» под загрузку, мы понимаем – будет весьма тесно. Чудом втискиваемся в салон, Ира Кузнецова умудряется влезть с коляской (не без нашей помощи), в тесноте да не в обиде, – поехали!

Чугуев встречает пасмурной погодой, но не дождливой, и то – слава Богу, после вчерашнего вымерзания не хочется опять околевать на ветру под дождём, с угасшими надеждами на бабье лето. У нас появляется дама-экскурсовод, которая ведёт нас по городу, рассказывает историю возникновения поселения. Она ведёт нас по ул. Розы Люксембург, где на доме №8 висит табличка «Дом-музей Ильи Репина», но мы благополучно проходим мимо. На мои удивлённые вопросы экскурсовод поясняет, что наша цель – Галерея искусств им. И. Репина, а это всего лишь дом его родителей (да и то, там они прожили всего несколько лет), и вообще, там смотреть нечего. Я экскурсоводу не доверяю, так ли уж и нечего, ведь это художественно-мемориальный музей. Но мне выбирать не приходится, и мы идём далее по улице, вначале к торговым рядам XIX в., а потом переходим чуть ближе к Свято-Покровскому храму. Я сначала было подумал, что это бывший ДК, переоборудованное под храмовое помещение, ан нет, это своеобразная архитектура с крупными колонами ввела меня в заблуждение, да ещё отсутствие куполов, которые после возобновления работы собора так и не были восстановлены. Храм старый, с почти 200-летней историей, хотя первый деревянный храм на этом месте появился ещё раньше.

И вот после обзорной экскурсии наш гид заводит нас в Художественную галерею музея им. И. Е. Репина. Работ Ильи Ефимовича здесь нет – эта галерея представляет собою постоянную экспозицию лауреатов премии им. Ильи Репина. Нас делят на 2 группы, просят пользоваться только одним фотоаппаратом, чтобы не было фотовспышек, и знакомят с выставочными залами. Неплохая экскурсия, познавательная, но публика всё равно заскучала, потому что по залам нас водят более часа. И вот нас выводят из музея и ведут в Центр культуры г. Чугуева «Имидж». Здесь будет проводиться слэм-турнир. Я ещё плохо представляю, что это такое, но когда мне разъясняют – я понимаю, это не для меня. Уж если фестиваль – это поэтически-театральное ристалище, то слэм – это поэтические гладиаторские бои. Инициативу в руки берут Виталий Ковальчук и винничанин Леонид Борозенцев – застуженные слэмеры фестивальной Украины. Наша «банда» во главе с Галиной Долгополовой, отойдя на второй план, покупает пиво «Белый медведь», сыр-косичку и мы большую часть турнира пьём жидкий хлеб, так как нас немало, я бегу в соседний магазин за добавкой. Наконец-то объявляется победитель – Наталья Лощёнова, её заслуженно (и аккуратно) осыпают традиционным денежным дождём – турнир окончен! И вот нас дружно ведут в кафе, недалеко от автовокзала, где кормят всю нашу окололитературную братию вкусным обедом. Я прикидываю наш маршрут: устроители-то поступили весьма грамотно. От автовокзала до Покровского храма 200 метров, от собора до галереи 100 метров, от музея до «Имиджа» – 200 метров, и до кафе тоже метров 150, то есть, нам и уставать некогда, а до вокзала вновь – подать рукой. Очень удачный маршрут. После обеда идём на автовокзал, и я опять в недоумении, нам обещали показать живописный берег над Донцом под названием «Обрыв», на что устроители парируют – обрыв будет в следующий раз, никто не думал, что мы так долго пробудем на экскурсии в галерее, поэтому времени мало. Нас ждёт Планетарий. И мы едем в Харьков, где вновь ныряем в метро и выныриваем уже на площади Советской.

Площадь ранее называлась Советской Украины, ещё пару месяцев назад в центре, возле исторического музея стоял памятник «Провозглашения Советской власти», в народе называемый «Пятеро с холодильником» (иногда «трое из ломбарда»), но в этом году памятник решено было демонтировать, и когда появится финансовая возможность, установить его возле ДК ХТЗ. Я, идя с группой дорогих товарищей, обращаю внимание на Свято-Покровский монастырь, на его сверкающие в предзакатном свете купола, и даю себе обещание заехать сюда завтра. Последний марш-бросок и мы приходим к пункту назначения.

Итак, вот оно – главное мероприятие фестиваля – подведение итогов.

Харьковский планетарий оптический (в отличие от нового Донецкого 3D), располагается на перекрёстке улицы Клочковской и переулка Кравцова, возле реки Лопань на склоне так называемой Университетской горки. Планетарий открыт в переоборудованном здании 1910 года постройки, до 30-х годов здесь располагалась ашкеназская синагога (!). Еврейская община (к слову, на тот момент после недавней оккупации, не очень многочисленная), которой власти уступили здание после Великой Отечественной Войны, не смогла восстановить разрушенный молитвенный дом своими силами, поэтому городские власти через несколько лет забрали здание назад. И вскоре по инициативе академика Барабашова, после реконструкции в городе появился планетарий.