© Якушкин И.Г., 2020

© Издательство Прометей, 2020

Предисловие

Настоящая книга представляет собой продолжение книги автора «Лекции по истории общественной жизни и культуры России» (М.: Прометей, 2019). В заключении предшествующей книги автор попытался сформулировать свое представление об основных духовных ценностях русской культуры, как они сложились на протяжении веков. Возможно, главной ценностью автору представляется чувство Родины, объединяющее людей разного социального положения, образования, политических взглядов и даже национальной принадлежности и религиозных убеждений. Это чувство, как отмечали такие люди, как немецкий поэт Райнер Мария Рильке и американский лингвист Эдуард Сепир, лишено сознания национальной исключительности и делает человека открытым и всему миру, и случайному попутчику. Следует заметить, что подобное чувство включает и патриотизм в обычном понимании этого слова, и чувство гражданского долга. К сожалению, в настоящее время находятся люди, отрицающее такое единство. Но мы хорошо знаем, что все великие граждане России – Радищев, декабристы, Герцен, Толстой, Короленко, Блок, Волошин были одновременно и патриотами, страстно любившими свою Родину.

Двадцатый век, которому посвящена настоящая книга, был для России драматическим и даже трагическим временем. Революция и страшные войны перевернули жизни и сознание миллионов людей. Многие традиционные ценности были поставлены под сомнение и, по крайней мере, временно забывались. Но нельзя не отметить, что в этом веке Россия достигла высшей точки своего исторического пути. Она победила мировое зло и сказала человечеству то новое слово, которое еще предстоит оценить. Это слово – отрицание власти собственности и духа наживы. Такое отрицание всегда существовало в глубине русского сознания. Начало XXI века, к сожалению, толкнуло Россию на другой путь.

Возвращаясь в своих мыслях к ушедшему веку и прослеживая его историю, изучая ее и по отдельным фактам, и по произведениям искусства и литературы, мы наглядно представляем себе судьбу тех духовных ценностей, на которых строилась жизнь наших предков, видим их забвение и возрождение. Только такое обращение к прошлому может помочь нам обрести почву под ногами и смотреть в будущее с оптимизмом. Главный урок, который мы можем для себя извлечь, это все то же чувство Родины, остающейся все той же во все века, включая и минувший двадцатый. Мы называем свою Родину Россией, но это название не несет в себе национального содержания. Оно объединяет всех, кто привержен русской культуре, русскому языку и кто понимает, о чем идет речь в стихотворениях Лермонтова «Бородино», «Родина», «Ангел».

Как думает автор, взгляд человека на историю не может быть не связан с семейной традицией, с тем, чему была посвящена жизнь его предков. Для автора эта традиция связана с судьбой декабриста И.Д. Якушкина и его потомков. Подобно Пьеру Безухову из романа Толстого, это были люди, искавшие свое место в жизни, но не ради себя. Это были «России верные сыны», по определению Федора Глинки.

Данная книга, как и предшествующая, написана на основе лекций, прочитанных в МПГУ, и центре «Социальное партнерство» по инициативе Ю.Л. Хотунцева, И.Г. и В.Г. Леоновых. Выражаю им свою глубокую благодарность.

Первая лекция представляет собой некоторое резюме заключительных глав предшествующей книги. В последующих лекциях идет речь об общественной жизни и культуре Советского государства. Послесловие посвящено постсоветскому периоду. Дополнительный материал по этой теме содержится в книге автора «Русская революция и советское государство. Политика и культура. Взгляд через сто лет». (Воронеж: Изд-во «Научная книга», 2017).

Лекция 1
Русская культура на рубеже столетий

Что представляла собой Россия к моменту смерти царя Александра III и восшествия на престол его сына Николая Александровича? Прошло 30 лет со времени реформ Александра II, но Россия все еще сохраняла черты средневекового государства с отчетливо выраженной сословной структурой. Таких сословий было четыре: дворянство, духовенство, городские обыватели (от купечества до рабочих) и самое многочисленное – крестьянство. Каждый человек с рождения принадлежал к одному из сословий и обладал соответствующими возможностями, включая выбор рода деятельности, доступ к образованию, возможности перемещения внутри страны и за границу, и материальный достаток, который для каждого из сословий резко различался, как и взаимное положение мужчины и женщины. Понятие о правах личности, давно формировавшееся на Западе, рассматривались как противоречащее национальным устоям.

Реформа 1961 года, как это описал в своей поэме Некрасов, не удовлетворила никого. Крестьянину была дана личная свобода, но частично отобрана земля. Его свобода не стала свободой перемещения пространственного и социального, а кусок его земли стал совсем тесным. Но и дворянство не получило ожидаемых политических прав. Вся власть по-прежнему была сосредоточена в руках царя-самодержца, управлявшего империей с помощью назначаемой им администрации. Во главе бюрократического аппарата стояли любимцы царя.

Отец Николая II, Александр III, был искренним патриотом, но не имел больших способностей и образования. Свое правление, как и его дед Николай I, он основывал на известной формуле «самодержавие, православие и народность», заменившей предшествующую «вера, царь, Отечество». Третья составляющая формулы – народ – понималась как единое целое, объединенное любовью к Богу, царю и какими-то не вполне ясными жизненными устоями. Вся политика проводилась царем, и была особенно последовательной благодаря влиянию обер-прокурора Синода, Константина Победоносцева, о котором Александр Блок сказал: «Победоносцев над Россией простер совиные крыла».

В результате население страны все больше начинало ощущать те стеснительные рамки, в которых оно находилось. В центре внимания людей разного социального положения оказались два вопроса – о земле и о самодержавии. Оба они были традиционными для русского общества. Земля была и оставалась главной ценностью для всего народа. Это было нечто почти одушевленное, дающее хлеб в обмен на завещанный Богом труд. В древних воспоминаниях это была вольная земля, на которой жил вольный человек, это был простор, открытый не только труду, но и странствию. Позже для крепостного крестьянина этот простор сузился до небольшого участка, на котором он был не столько хозяином, сколько гостем у помещика. Все же между помещиком и крестьянином при всем неравенстве в их взаимном положении существовал род договора о взаимной поддержке. Такой договор был вызван государственной необходимостью и казался крестьянину временным. Над ним и помещиком возвышалась фигура царя, блюдущего справедливость. Царь, кроме того, был и священной фигурой. Как император, он воплощал единство империи, состоявшей и из сословий с разными интересами, и из народов с разной культурой. Еще сохранялась крестьянская вера в царя и в то, что его слуги извратили его добрые намерения. Но другое дело была его администрация. Конечно, среди приближенных к трону были и такие достойные люди, как граф С.Ю. Витте, но их было явное меньшинство. Большинство чиновников заботилось о собственной выгоде и карьере.

По словам В.Г Короленко, «между царем и народом, – он (крестьянин) представлял себе лишь сплошную массу чиновников и помещиков, стремящихся заодно обмануть царя и всячески обездолить народ. Все образованные люди – в сюртуках ли или в мундирах – представлялись русскому крестьянству на одно лицо – хитрыми врагами». Чиновников народ особенно ненавидел и в то же время, в отличие от настоящих господ, еще и презирал.

В начале 1895 года едва ли не все население России жило надеждами на перемены, которые принесет новое царствование. Ожидания, однако, не оправдались. На приеме депутаций от дворянских обществ 17 января 1895 года новый царь Николай Александрович назвал эти надежды «бессмысленными мечтаниями». Великий историк В.О. Ключевский тогда же предсказал, что сын Николая II не будет царствовать. Подтверждавшая пессимистические прогнозы цепь трагических событий началась в мае 1896 года, когда во время коронации в Москве на Ходынском поле возникла страшная давка, вызванная раздачей народу подарков и приведшая к гибели многих людей.

Среди городского населения еще оставались горячие сторонники монархии, видевшие в царе фигуру, необходимую для сохранения империи. Но значительной части образованного общества институт самодержавия казался устаревшим. Для большинства представителей интеллигенции именно царь все более становился олицетворением враждебного начала. Появилась прокламация, написанная П.Б. Струве в форме обращения к царю, со словами о начале борьбы общества с самодержавием. И борьба действительно началась. Наступало время революций.

Но, для того чтобы ситуация в государстве начала меняться, кроме общего недовольства, необходимы были люди, готовые взять на себя задачу осуществления реформ или революции. В русском обществе, оппозиционном сложившемуся порядку вещей, к началу XX века существовали две основные реформаторские тенденции: прозападническая и национально-народническая. Русские западники хотели или уничтожения самодержавия, или его ограничения властью парламента. Западничество этих людей не означало отсутствие патриотизма. Как и Петр Великий, и Екатерина II, они хотели заимствовать опыт Запада, для того чтобы превзойти его, отбросив достаточно очевидные к тому времени пороки капитализма. Вопрос о капитализме тоже решался неоднозначно. Примыкавшая к либералам-западникам буржуазия, конечно, стремилась к развитию рынка. Но каково должно быть соотношение между крупной и мелкой собственностью? Насколько мелкое крестьянское или городское ремесленное хозяйство позволит успешно развивать экономику? Это смущало тех либералов-западников, которые поддерживали идею наделения крестьян землей.

Либералам-западникам противостояло народничество, несколько изменившее свой облик по сравнению с XIX веком. Народники, в скором времени назвавшие себя социалистами-революционерами, в большей степени отвергали опыт Запада. Они решительно отвергали и самодержавие, и вообще сильное государство и надеялись на возрождение в России некоторого старинного земского правления. Будучи преданны интересам народа, но не надеясь на его сознательность, многие из эсеров-народников вслед за Перовской и Желябовым исповедовали индивидуальный террор. Этот способ борьбы с деспотизмом был хорошо известен со времен убийства афинского тирана Писистрата, а затем римского диктатора Юлия Цезаря. Спор о том, убийца Цезаря Брут – герой или преступник, – продолжался века и, по сути дела, продолжается и ныне в спорах о революционном насилии. Но русские террористы, будучи по своим личным качествам героями, ничего не изменили и не могли изменить в сложившейся ситуации. Дело было совсем не в отдельных личностях. Это хорошо понял главный революционер наступавшего века, сказавший после казни террориста брата: «Мы пойдем другим путем». Это был Владимир Ульянов – Ленин. В поисках идеи, которую можно было бы противопоставить и самодержавию, и капитализму, Ленин обратился к учению Карла Маркса. Маркс говорил о построении чего-то совершенно нового – коммунистического общества, зачатки которого он видел в возникших при капитализме, объединенных общим трудом рабочих коллективах. Это был путь воплощения в жизнь утопических мечтаний об обществе без частной собственности.

Но есть ли необходимые условия в России? На этот вопрос было два ответа. Во-первых, капитализм в России развивается и рабочие коллективы становятся все более многочисленными. Во-вторых, дело идет не о русской, а о мировой революции, в которой Россия могла бы участвовать. Отстаивая эти два тезиса и следуя уехавшему в эмиграцию бывшему народнику Г. Плеханову, Ленин собирал вокруг себя единомышленников.

Когда марксисты создали социал-демократическую партию, возник спор о том, какова должна быть она по своей структуре. По идее Ленина, в партии должны были господствовать централизация и дисциплина. Члены партии, поддержавшие Ленина, получили название «большевиков», а их противники – «меньшевиков». Как оказалось, спаянная дисциплиной партия стала прообразом будущего государства, хотя с самого начала все надеялись на временный характер такой централизации. Странным образом роль руководителя в партии, человека с максимальным авторитетом, перекликалась с ролью царя-самодержца.

Первая русская революция началась как следствие неудачной войны. О желательности «маленькой победоносной войны» для успокоения общества говорил позже убитый террористами министр внутренних дел Плеве. Такая война между Россией и Японией началась в январе 1904 года и сразу оказалась крайне тяжелой. Цель войны была непонятна, а поражения и неспособность генералов – очевидны. Надвигались времена грозные для государства и династии. Жертвы народа должны были быть возмещены. Напряжение во всех сословиях достигло предела, а власть бездействовала. Еще оставалась надежда на царя. Но события 9 января 1905 года показали, что царь не идет навстречу народу. Возможно, Николай II и его жена Александра Федоровна не поняли значения шествия народной депутации к Зимнему дворцу и ее расстрела. Но это событие имело роковое значение. Уже с февраля начались активные выступления терявшего веру в царя населения.

Между тем русские войска потерпели поражение в 12-дневном сражении под Мукденом, а 14 мая 1905 года русский флот стал жертвой разгрома под Цусимой. К разворачивавшейся в разных формах (стачки, террор) революции присоединялись военные, а крестьяне стали поджигать дворянские усадьбы. Они требовали земли как компенсацию за отданные жизни близких. Испуганное правительство пошло на уступки, но эти уступки никого не удовлетворили. Наконец, в межпартийной, оппозиционной среде родилась идея общенациональной политической забастовки. Когда она началась, оказались парализованы железные дороги. Ненадежность армии не позволила царю ответить иначе, чем изданием 17 октября 1905 года манифеста о введении в России нового государственного порядка и демократических свобод. Это удовлетворило часть общества, но не всех. В декабре в Москве началось вооруженное восстание. Часть жителей города его поддерживала, но перед силой сразу готова была отступить. Возвратившая себе уверенность власть издала приказ, кончавшийся словами: «Патронов не жалеть».

Подготовка к выборам в Государственную Думу позволила развернуться всему многопартийному политическому спектру, который по сравнению с нашим временем поражает определенностью и ясностью программ. Особенно важна была аграрная программа. Крестьянство сильно изменилось за последние годы, стало смелее и грамотнее. Его ненависть к помещикам уже сочеталась с вниманием к партиям, от которых можно было ждать приемлемого решения земельного вопроса. Большинство видных представителей земской и университетской интеллигенции, адвокатуры и либеральной публицистики вошло в партию конституционных демократов (кадетов). Эта партия, обещавшая разрешение земельной проблемы, и одержала блестящую победу на выборах.

Сразу возник вопрос об «ответственном» перед Думой министерстве, что привело к немедленной конфронтации с царем, тем более что инициатор созыва Думы граф Витте был уже отправлен в отставку. Министром внутренних дел стал убежденный монархист и защитник дворянских привилегий П.А. Столыпин. Одновременно начались дискуссии по земельному вопросу. Кадетская аграрная программа предлагала отчуждение плохо используемых помещичьих земель за выкуп. Но правительство почувствовало силу и не шло на уступки, а думское большинство находилось между двух огней. За готовность к компромиссу оно подвергалось резкой критике со стороны «левых» публицистов. Пока царь колебался, Столыпин сам обвинил Думу в нежелании содействовать разрешению проблемы. И в ночь на 10 июля 1906 года Дума была распущена, а Столыпин сделан главой кабинета.

Народ и общество относительно спокойно встретили роспуск Думы, хотя на самом деле это была катастрофа. Путь свободного развития государства в демократическом духе был перекрыт. Как сказал лидер кадетов П. Милюков, «план людей, совершивших 9 июля, очевидно, рассчитан на низкую расценку общественной сознательности». Вторая Дума также была разогнана. Это был уже антиконституционный государственный переворот. Выбранная по другому избирательному закону III Дума была уже совершенно послушной царю и правительству.

Революция завершилась поражением, но события в деревне с ее «иллюминациями» показали, какие разрушительные силы скрывались за кажущимся спокойствием населения. Это потрясло и испугало большую часть интеллигенции. Иной была реакция Ленина, осознавшего, что только страшная сила крестьянского гнева способна изменить государственный строй России, и поставившего себе целью использование этой силы.