Огромный вклад в мое воспитание внесло общение с бабушкой и дедами. Бабушка по отцовской линии, Евдокия Петровна, умерла еще до моего рождения, потому воспоминание о ней – лишь фото, на полке шкафа в зале.
С бабушкой по линии матери, Раисой Михайловной, у меня связаны одни из самых приятных воспоминаний детства. Я не знаю, как ей это удавалось, но она могла одинаково сильно заинтересовать занятием четверых совершенно разных по характеру внуков (троих сестер и меня, с максимальной разницей в возрасте семь лет). С бабушкой Раей мы играли в индейцев, ходили в походы, собирали грибы, издавали газету, печатая ее на механической машинке, рисовали, играли в карты!.. Именно она научила меня играть в козла (постоянно вспоминал это, когда впоследствии учил своих друзей). Даже сбор ненавистных колорадских жуков вместе с бабушкой превращался в веселую игру. Сейчас, когда годы уже не позволяют чувствовать себя хорошо каждый день (а мне не позволяет химия, или ее последствия), созваниваясь, мы все равно решаем, что «надо держать хвост пистолетом» и смеемся. Всем бы таких бабушек, мир был бы добрее и интереснее. И не надо было бы столько раз объяснять правила игры в козла!
Сейчас я бы многое спросил у обоих своих дедов. Как ни спросить, один, дед Леша, в свое время заведовал всем транспортом в Рязанской области, на постах ГАИ его машине отдавали честь, фронтовик, лично знал Озерова. Дед Вова – заслуженный изобретатель СССР, конькобежец, призер чемпионатов СССР, в войну был мальчишкой, но умудрился где-то обзавестись шмайсером (MP 38/40) и гранатами… Владимир Григорьевич, дед – заводила за любым праздничным столом, отлично пел (правда, для меня любая песня давно минувших дней звучала очень грустно) и рассказывал интересные истории. Летом, в деревне, дед обеспечивал наш «отряд» (двоюродных сестер и меня) луками, стрелами, рогатками, удочками. В общем, всем необходимым для крайне активного детского отдыха. Именно он научил меня косить (настоящей косой, той, что всегда подрисовывают костлявой подруге в балахоне) и поделился фразой, подходящей под самые тяжелые жизненные ситуации: «все приходящее, а музыка вечна!».
Тогда горсткой нейронов, гоняющих возбуждение исключительно по поводу женских форм, осознать всю ценность общения с прародителями было невозможно.
Дедушка по линии отца, Алексей Иванович Успенский – единственный человек, с которым я был знаком, рожденный во втором десятилетии двадцатого века (в 1916-м). Я прожил с ним от рождения до третьего курса института. Жил бы и дальше, но дед умер.
Абсолютно седой, с густой шевелюрой, для меня лет пяти, дед был интересен татуировкой (якорь не правой руке – хотел в мореходное училище, но не срослось) и тем, что из ушей у него росли волосы. Дед сначала забирал меня из садика, потом из начальной школы, попутно пересказывая дневную серию «Богатые тоже плачут». Именно он определил меня в бассейн, водил на соревнования, летом недели проводил в домике на лодочной станции.
Дед Леша очень тепло относился и к моим друзьям, что, впрочем, было обоюдно. Помню, как однажды, в том самом домике на лодочной станции, дед застал нас крайне невыспавшимися и до нитки промокшими, после неудавшейся утренней рыбалки. За окном мерзкий дождь и пронизывающий ветер, а на душе у каждого разочарование и осознание перспективы полчаса переться до остановки в такую вот погоду.
Неспешно разбирая сумку с продуктами и наполняя чайник, он приговаривал: «Молодцы, ребята, давно дружите, не бросаете друг друга. Это хорошо… И дальше будете дружить, помогать друг другу. Это очень хорошо. Будете вместе расти… Если только мир не взорвется к ЕБЕНЕ МАТЕРИ!!!» Расхохотались мы тогда знатно! День наладился…
Самой большой материальной ценностью, которой я обладал класса до второго, был велосипед. Велик для мальчишки в то время – это центр вселенной. Без велосипеда ты был социально изолированным никем. Конечно, можно было пробовать быстро бегать за своей пацанской велобандой, но даже в нежнейшем возрасте 6—8 лет, когда тело питает неведомый термоядерный реактор, догнать двухколесную «пулю», умчавшую на колонку попить – задача не из легких. Потому безлошадные парни перемещались на дворовые лавочки и ждали своего часа.
Первым двухколесным велосипедом у меня был «Друг». Обычная конструкция с маленькой рамой и толстыми колесами, типовая. Единственной нетиповой деталью в комплекте оказались дополнительные маленькие колеса, которые крепятся к раме сзади для баланса. В моем случае «Друг» то ли из-за резьбы, то ли по каким-то другим причинам, категорически отторгал этот рудимент. В итоге единственным вариантом покататься на велосипеде был тот, при котором я сразу бы поехал на двух колесах.
Отлично помню этот день. Осень, дождь был позавчера, но лужи еще остались. Блестящий, новенький велосипед, на раме сияет свежая заводская наклейка с изображением щенка, «Друг», как никак! Картинка – одним словом. Я в коричневой чистой куртке (тоже блестящий и новенький). Позади меня старшая сестра и пара ребят из нашего подъезда с четкой задачей – научить ездить здесь и сейчас.
Судя по моим детям, процесс отторжения балансировочных колес происходит за лето, иногда чуть дольше. Сейчас люди не учат плаванию, выбрасывая свое чадо из лодки посреди озера, вместе со спортинвентарем покупают защитные комплекты, я уж не говорю о детских креслах в машине. В нашем детстве за безопасность отвечали рефлексы.
Дабы не перегружать картину описанием падений в ходе обучения, сразу опишу результат. Момент осознания полного контроля над маленьким механическим мустангом.
Ободранный, как после встречи с самосвалом и камнедробилкой, со слегка свернутым рулем и порванным пополам щенком велосипед. Я в блестящей от грязи черной куртке, скрывающей распухшие от ссадин локти, моя довольная, с улыбкой от уха до уха, физиономия. Позади – насквозь мокрая, опухшая от падений попа и команда обучающих без изменений. Никаких уговоров, давай, мол, попробуем снять колеса, это не страшно. Ничего. Пара часов падений – и готово! Качественный тренинг, я считаю.
Сестра старше меня на семь лет и сейчас я четко представляю, как неохотно ей было, превращаясь в подростка, гулять с таким соплежуем, как я. Даже в компании с подругой, ей было некомфортно осуществлять мой выгул. Но однажды к ней пришло элегантное решение данной проблемы. В детстве я панически боялся дождевых червей. Моменты, когда после дождя эти безликие твари выползали из-под земли, вселяли в меня первобытный ужас, и я моментально бежал домой, на высокий диван (уж там-то они не достали бы). Так вот, как-то раз, когда сестрица отправилась погулять с подругой во двор школы, расположенной неподалеку, она получила меня в нагрузку от мамы. Обсуждение девичьих тем явно шло в разрез с неустанным контролем за неуправляемым существом, мной, которое нет-нет, да вымажется, либо упадет, либо порежется разбитой бутылкой (мы же все-таки на школьном дворе, учитывайте). Решение, к которому прибегла Яна, восхищает меня даже сейчас. То было не просто сиюминутное принятие мер, то была казнь, расплата за все испорченные прогулки! По обыкновению, незадолго до того был дождь, и в лужах еще сохранились пугавшие меня кольчатые черви…
Собрав по округе три прозрачных стакана (и снова да, это же школьный двор в девяностых, найти три лобастых стакана – тьфу!), сестра поместила в каждый по нескольку червей и обставила меня этим треугольником ужаса на хорошо просматриваемой асфальтовой площадке. Думаю, если бы была возможность посмотреть на ситуацию сверху, то стоял я строго в месте пересечения биссектрис того треугольника – равно удаленный от каждой скользкой твари в стаканах. Постоянный контроль слепых зон заставлял меня крутиться на месте, как волчок. Казалось, стоит отвлечься и черви моментально накинуться с неожиданной стороны! Довольная решением сестра, наконец, могла уделить все свое внимание подруге.
Я не могу точно вспомнить, сколько простоял в этой червячной тюрьме, дети по-особенному воспринимают время, скажу, достаточно. Достаточно для того, чтобы, наверное, первый раз в своей жизни совершить Поступок. Смелый, решительный. Выбрав момент, когда ужас от соприкосновения резинового сапога с телом червяка будет минимальным (читай – произвольный момент), я разбежался и ударил по одному из стаканов ногой! Жалкие твари в стекле ничего не могли противопоставить законам физики, потому послушно полетели прочь… И сейчас невозможно вспомнить, был ли это момент обретения «стержня», или просто сильно писать захотелось, главное одно – страх видеть и трогать червяков сапогом был преодолен. (трогать их руками мне было еще долго некомфортно, а полностью избавиться от брезгливости, получив возможность прикасаться к любой мерзости, я обрел только в мединституте).
Каждый год 19 октября в нашей школе был праздник – день лицея. Арендовался большой зал (чаще – МКЦ, пару раз, помнится, концертный зал им. Есенина), и в торжественной обстановке устраивался концерт. Помимо вполне ожидаемых песен и плясок, обязательными моментами программы было исполнение гимна лицея, посвящение первоклашек в лицеисты и вручение наград лучшим из лучших («парень, что надо», «девчонка, что надо» и т.д.).
Не обладая выдающимися сценическими способностями, в номерах я периодически все же участвовал. В основном, конечно, в составе хора мальчиков (прогуливать уроки под предлогом репетиций хора – еще одно идеальное преступление), или в массовке танцевальных представлений. Но однажды, классе в третьем, или пятом, мне довелось стоять на сцене в составе «квартета», более того, вещать на огромное пространство в микрофон.
Всех деталей я не помню, видимо мозг старательно прячет самые позорные моменты биографии, но то, что от нашего класса на сцену должны были подняться четыре дворника для чтения стихов – факт. Уже редактируя написанное, пришел к выводу, что выступление это было все же не в день лицея, но сути это не меняет. Так или иначе, но на сцене Муниципального Культурного Центра мы оказались…
Изначально в группу я не вошел, но почему-то присутствовал на репетициях и легко запомнил текст. Никогда не жаловался на память: на десятилетия затаить злобу великую, или выучить пару страниц – проще простого.
Итак, приближался день, когда дворники должны были поразить массы изяществом стихосложения, но внезапно один из участников номера заболел. Найти достойную замену (которая, главное, выучит текст) за столь короткий срок было крайне сложно, потому выбор автоматически пал на меня. Уже на первой репетиции я спокойно воспроизвел теперь уже свои строчки, чем немало порадовал классную руководительницу. Дело оставалось за малым – нужен был костюм.
Другие ребята знали о перевоплощении в дворников заранее, потому мамы изготовили им по-настоящему классные облачения. Были и валенки, и помятые кепки, и фартуки из грубой ткани…
Мой костюм представлял из себя советскую шапку-петушок на несколько размеров больше, старый свитер, мамин кухонный фартук, повязанный наизнанку и большущие кожаные сапоги, олицетворявшие валенки. Довершала образ метла – пять-семь побегов Американского клена, привязанные к швабре синей изолентой.
О проекте
О подписке
Другие проекты