Глава 10

Два следующих дня Кунцевич ходил как мешком по голове ударенный. У него все валилось из рук, он практические ничего не ел. На третий день утром Быков подошел к уставившемуся в потолок товарищу и потормошил его за плечо:

– Мечислав! Мечислав!

– А? – Кунцевич очнулся.

– Спишь, что ли? Мечислав, я смотрю, тебе делать нечего, а у меня наоборот, дел по горло. Не поможешь?

– С удовольствием. А что делать-то надо?

– Будь другом, слетай на Надеждинскую угол Бассейной в трактир Владыкина, передай от меня буфетчику вот эту записку. Мне с ним срочно нужно повидаться, но ко мне, как назло, по одному важному делу люди пришли. Съездишь? Вот тебе три двугривенных на извозчиков.

Когда сыскной надзиратель, выполнив поручение, вышел из трактира, на него буквально налетела какая-то барышня. Налетела, ударилась и упала.

– Мама! Мамочка! – закричала барышня, схватившись за ногу.

– Что с вами, сударыня? – взволнованно спросил Кунцевич, склонившись над ней.

– Нога! Болит ужасно! Ай!

– Господи! Сейчас! – Мечислав Николаевич стал вертеть головой в поисках извозчика. Увидев невдалеке санки, он сунул в рот два пальца и свистнул.

«Вейка» подлетел мигом.

– Вы как, встать сможете? – обратился надзиратель к барышне, протягивая руку.

Та оперлась об его руку, попыталась подняться, но лишь застонала.

– Нет, не могу!

Кунцевичу ничего не осталось делать, как взять даму на руки и нежно опустить в сани. Только теперь он разглядел ее внимательно. «Какая хорошенькая!» – восхитился сыщик.

– Гони в больницу! – приказал Мечислав Николаевич чухонцу-извозчику.

– Нет, – подала голос барышня – Никаких больниц. Терпеть их не могу. Везите меня домой. Я здесь неподалеку проживаю, на Кирочной.

Доехали быстро – за каких-то десять минут. Барышня идти не могла по-прежнему. Сыщик мужественно донес ее до квартиры в четвертом этаже. Мадемуазель, представившаяся Надеждой Григорьевной, приказала поставить самовар – сама она ходить не могла, а прислугу не держала. Сначала пили чай, потом Мечислав Николаевич сбегал за мадерой. Когда он вернулся, нога у Наденьки уже совершенно не болела. А потом! Потом…

Быков хоть и ругался, но сердитым не выглядел:

– Ты что, решил на извозчике сэкономить, пешком ходил? Так все равно уже давно должен был обернуться.

Кунцевич сконфуженно молчал.

– Вот что, брат, пойдем-ка в трактир, пообедаем.

В трактире Митя приказал хозяину выделить им отдельный кабинет и спиртного к обеду нынче не подавать.

Дождавшись, когда половой плотно прикрыл за собой дверь, старший товарищ обратился к младшему:

– Послушайте меня, пожалуйста, внимательно, коллега, послушайте, и прошу, не перебивайте, пока я не кончу. Договорились?

Кунцевич кивнул.

– Значит так. После того, как ты мне о своих изысканиях рассказывать отказался, я решил самостоятельно о них узнать. Поинтересовался у дежурного, чем ты перед тем, как к Серенко пойти, занимался. Среди прочего он мне о вызове тебя к следователю сообщил. От Вебера я узнал про Мельникову, а от Беллочки – о твоем интересе к ее служащей.

– От какой Беллочки? Постой, ты мадам Паперне, что ли, имеешь в виду?

– Что, удивлен, что я Изабеллу Людвиговну Беллочкой зову? А почему, скажи на милость, я ее так звать не могу, коли я ее тыщу лет знаю? Я с ней, брат, познакомился еще тогда, когда она совсем другим способом на хлеб насущный зарабатывала. Обязана она мне кое-чем, потому и была со мной откровенна. Все, что мне было интересно, рассказала. Потом я съездил в меблирашки, где твоя ненаглядная продавщица жила, поговорил с хозяином и прислугой, узнал про твои визиты, и все мне стало ясно. Понял я, чем ты заболел и как тебя от этой болезни избавить. Да, тяжело, наверное, голубую кровь иметь? Нам, людям от сохи, намного проще живется! А ты, небось, весь истерзался: «Как же так! Я ее люблю, и пусть она трижды убийца, но говорить о ней не буду!» Угадал?

Кунцевич сжал кулаки.

– Погоди, погоди. Не спеши со мной драться, а лучше ответь, понравилась тебе Наденька?

– Что?

– То! У тебя, прости за нескромный вопрос, до сего дня когда последний раз женщина была? Впрочем, можешь не говорить, и так все ясно. Так вот, брат, не любовь у тебя к этой Кате была, это тебе семя в голову ударило. Увидел бабенку смазливую и голову потерял из-за похоти. А сегодня увидел другую и опять влюблен. А завтра – в третью влюбишься. Ну, а теперь скажи, стоит такая любовь карьеры? Да Бог с ней, с карьерой, стоит ли эта Катька того, чтобы невиновный в каторгу пошел? Подумай! А чтобы тебе легче думалось, я тебе еще кое-что скажу: не ты у Катерины Степановны герой романа, есть у нее настоящий предмет, и я думаю, что он-то нам и нужен. Половой! – неожиданно крикнул Митя. – Человек!

Через несколько секунд дверь в кабинет открылась, и на пороге появился услужающий.

– Вот что, братец, отдумал я всухую обедать. Неси-ка нам водочки!

Кунцевич опрокинул рюмку, закусил соленым огурчиком и продолжил рассказ:

– После того, как я увидел Мельникову в здании судебных установлений и узнал, что она меня обманывает, у меня как будто пелена с глаз спала. И чем больше я над этим делом думал, тем больше убеждался в том, что лакей не виноват. Во-первых, с места происшествия изъято два орудия преступления – топор и молоток. Выходит, и злодеев было два? Тогда кто второй, спрашивается? Ну ладно, можно предположить, что Чистов привлек к нападению неизвестного нам соучастника. Но ведь дворник в тот день видел во дворе его одного! Это я совершенно точно выяснил. Далее. Со слов дворника, Чистов приходил в дом к генеральше поутру, около восьми. Дворник ему еще в укор это поставил: где это видано, чтобы генеральские жены в такую пору с постели вставали. Чистов же ответил, что на сей раз пришел не к генеральше, а к самому его превосходительству и хотел застать его перед уходом на службу. Дескать, одна надежда на генерала осталась, коль жена его расчет отдать не желает. Но дворник им с генералом встретиться не дал – взашей вытолкал и наказал подручным более его в ворота не пускать. После того, как Вебер мне сообщил, что Чистов кровь на носке дракой объясняет, я решил это проверить. Съездил в участок по его месту жительства, поговорил с приставом и выяснил, что действительно была драка! Подрались пьяные мещане в трактире на Витебской да так друг друга отделали, что до полиции дошло. Околоточный протокол составлял. И из этого протокола следует, что Чистов в драке принимал активное участие, за что вместе с другими буянами и был доставлен в участок. Делу хода давать не стали – ни от кого из пострадавших жалоб не последовало. Стало быть, мог Чистов в крови вымазаться! Квартирохозяйка бывшего лакея утверждает, что в день убийства он ушел из дому в семь утра, а вернулся около четырех, сильно пьяный. Я пошел в тот трактир, откуда Чистова накануне в полицию забирали, и выяснил, что он там пьянствовал часов с десяти до часу. Генерал обнаружил трупы жены и горничной в три часа дня. Мельникова мне сказала, что приходила к Штрундманам в половине одиннадцатого. Ее словам, конечно, веры нет, но мадам Паперне мне подтвердила, что отправила Катю к генеральше в десять часов. Врач сказал, что смерть потерпевших наступила не ранее, чем за три часа до осмотра трупов. Осматривал он их в половине пятого, стало быть, убить их могли не позже часу-двух дня. Получается, что убийство произошло в промежуток между половиной одиннадцатого и часом-двумя после полудня. Подручный дворника мне сообщил, что ежедневно в одиннадцать часов забирает в кухне генеральши ведро с помоями и приносит дрова. В этот день он приходил к квартире в обычное время, долго стучал, но ему так никто и не открыл, чему подручный был сильно удивлен. Потом вспомнил, что кухарка генерала хвасталась, что ее отпустили со двора, и решил, что барыня с горничной тоже незаметно для него из квартиры отлучились. А раз они никуда не отлучались и дворнику не открыли, значит, к тому времени их уже убили! Понимаешь? В момент убийства лакей в трактире водку пил! Алиби у него, инобытие! Потом я узнал, что Катя и у Марсельской-Лебедевой в день убийства была, и понял, что она и есть подводчица! Ну не бывает таких совпадений! Да и от меня она этот факт скрыла. Стала бы она это делать, будь у нее совесть чиста? Получается, что она ходила по клиентам, все вынюхивала, все узнавала, а потом сообщала своим дружкам-налетчикам. А может, даже и двери им открывала!

Быков одобрительно кивал:

– А ты хотел все это скрыть, хотел, чтобы невиновный всю оставшуюся жизнь соболей ловил. Ладно, кто старое помянет… Кстати, свезло тебе, что ты Катю в Окружном суде встретил – Кобыльский дело то об убийстве давно прекратил, в связи с нерозыском преступников. Но недавно прокурор его решение отменил и вернул дело на дополнительное следствие, дав указание передопросить некоторых свидетелей, в том числе и твою ненаглядную. И надо же было такому случиться, что Кобыльский ее вызвал практически в то же время, что Вебер тебя! Счастливая случайность! Ну, а теперь слушай, что я узнал. После того, как Катеринин квартирохозяин сообщил мне, что не ты один к ней захаживал, я стал устанавливать личность ее милого дружка. Мне описали его молодым человеком, лет двадцати трех – двадцати пяти, прекрасно, дорого и со вкусом одетым. Он носит длинное, по последней моде английское пальто, бархатный новенький цилиндр, белые перчатки, трость. В общем, его описание подходит под половину «веселящегося Петербурга». И пришлось бы нам его искать очень долго, если бы не моя опытность и знание дела. А точнее – если бы не мое прежнее знакомство с Изабеллой Людвиговной, из-за которого она не может мне ни в чем отказать. Собрала она всех своих барышень, а служит у нее их без малого десяток, и все как на подбор хороши, чертовки. Знаешь, мне только сейчас в голову мысль пришла – а уж не прежним ли своим ремеслом Беллочка занимается вместе с торговлей? Уж не содержит ли тайный притон разврата? Надобно проверить. Ну так вот, закрыла она магазин, собрала продавщиц и велела им быть со мной предельно откровенными. Барышни все что бутоны, у всех, без исключения, есть поклонники, а мест у нас в столице, куда господину определенного положения даму отвести не зазорно, не так много. И волей-неволей в таких местах постоянно встречаешься со знакомыми. Вот я и спросил у шляпниц, не приходилось ли им встречать Катерину Степановну с описанным мной человеком в увеселительных местах. И половина из них ответила, что, дескать, да, приходилось, и неоднократно. А на мой вопрос, нет ли у кого-нибудь общих знакомых с этим молодым человеком, одна из барышень, некто Дусенька Сомова, вспомнила, что летом она видела, как Катенькин воздыхатель раскланялся в «Ливадии» с неким месье Диксоном Вильгельмом Морисовичем. Дусенька раньше состояла с этим Диксоном в связи и поэтому знает и где он живет, и чем он занимается. Оказывается, он содержит тайный игорный дом.

Кунцевич поморщился, как от зубной боли. Митя аж засмеялся:

– Не бойся, я узнал, Диксон градоначальнику ничего не платит. Так все законспирировал, что один только околоточный да местный пристав об этом клубе-то и знают.

– Так давай навестим этого Диксона и спросим у него про Катькиного хахаля! – с жаром предложил Мечислав Николаевич.

– Э, брат, смотрю, выздоровел ты окончательно. Уже «Катька»! Молодец. Навестить-то, конечно, можно, только вот станет ли он с нами разговаривать? Станет ли рассказывать про своих друзей? Нет, нам надобно сначала поймать его на чем-то, а уж потом условия ставить. Если его притон во время большой игры накрыть, то он намного сговорчивее будет, да и деньжат на этом деле мы сможем заработать.

– Деньжат? Ты предлагаешь его отпустить за взятку?

– А ты предлагаешь отпустить его за просто так?

– Я думал, что мы привлечем его к законной ответственности!

– Законник хренов. Ты как себе это представляешь – мы накрываем притон, все оформляем по закону, а потом начинаем расспрашивать Диксона? И какой тогда ему резон нам что-то рассказывать? Нет, разговорить мы его сможем, только если пообещаем что-то взамен. А что мы можем пообещать? Только одно – порвать протокол. Кстати, а какова она, законная ответственность, ты знаешь?

Кунцевич отрицательно помотал головой.

– У! Не знаешь, а говоришь. Статья девятьсот девяносто Уложения: «Кто в своем доме или ином каком-либо месте устроит или дозволит устроить род заведения для запрещенных игр, тот за сие подвергается: в первый раз денежному взысканию не свыше трех тысяч рублей». Три тысячи рублей maximum! Эти деньги Диксон за месяц обратно вернет. Это если его осудят. Только осудят ли? Он официально в этой квартире – никто, нанимает ее совсем другой человек, сапожник-пьяница. Так что оправдают его присяжные. Да какие присяжные, прокурор вряд ли обвинительный акт составлять будет.

– Тогда зачем ему с нами откровенничать?

– А затем, чтобы перерыва в работе притона не было. У него каждый день – на вес золота. Знаешь, какие деньги он там зарабатывает? Дунька, вон, до сих пор сокрушается, что Вильгельм Морисович ее бросил. В конце концов, ты что, не хочешь убийство трех человек раскрыть?

Поколебавшись секунду, Кунцевич сказал:

– Я согласен. Как действовать будем? Я так понимаю, что Вощинину мы об этом ничего не скажем?

– Естественно, не скажем. Впятером справимся – ты, я, Тоша, участковый агент Петровский, ну и Алексеева привлечем. Ему сейчас денежки ох как нужны. Говорят, неделю назад он в одном трактире птичек из трехрублевок делал и по зале пускал.

Притон располагался на Шестой линии Васильевского острова во втором этаже трехэтажного доходного дома. Быков надел свой лучший костюм, одолжил у знакомого купца пальто последней моды и попытался туда сунуться без рекомендаций. Но дальше порога его не пустили – открывший дверь угрюмый детина вежливо попросил его покинуть дом. Когда Митя отошел от парадного, то сразу обнаружил, что за ним началась слежка. Еле оторвался. Поэтому решили действовать другим способом. Кунцевич и Тоша по очереди три вечера подряд дежурили на чердаке противоположного дома и вычислили одного из постоянных посетителей клуба.