– Когда закажут, тогда и будем думать, – отмахнулся Дмитрий. – Там помимо проводки столько всего понадобится, десять раз успеем заказать.

– Ага, – фыркнула девушка.

– Что смешного?

– Да названия смешные, то кобели, то про водку.

– Обхохочешься.

– Ой, – спохватилась девушка, взглянув на старые ходики, висящие на стене. – Пора чайник ставить.

По заведенному Будищевым порядку его работники столовались прямо в мастерской. Утром им полагался чай с хлебом, в обед и вечером щи или каша, приготовленные Стешей. Бывший детдомовец сам когда-то хлебнул шилом патоки, и, наверное, поэтому проявлял настоящую заботу о своих подопечных. Кормил, заставлял учиться, при надобности покупал одежду и обувь. Это не было благотворительностью. При случае Дмитрий строго спрашивал за промахи, мог и наказать, но заставлять детей работать по двенадцать-четырнадцать часов за сущие копейки, как другие фабриканты он не мог. Во всяком случае, пока.

Сейчас как раз было время вечерней трапезы. Оставив на время работу, мальчишки по очереди мыли руки, дурачась при этом и плеская друг на друга водой. Затем занимали место за общим столом и терпеливо ожидали свою порцию. Каждому полагалось по миске каши, жестяной кружке круто заваренного чая да по четверти фунта хлеба. Раздавала всё это, разумеется, Стеша, накинувшая поверх своего щегольского наряда холщовый фартук. Первыми как обычно получили единственные взрослые работники мастерской гальванер Ефим и медник Архип. Заняв место во главе стола, они степенно работали ложками, снисходительно поглядывая на учеников. Те, напротив, мгновенно сметали всё съестное и озирались вокруг, чего бы ещё урвать. Сегодня, впрочем, даже они вели себя относительно пристойно. Всё-таки присутствовал хозяин.

– Будете есть, Дмитрий Николаевич? – спросила Стеша.

– Нет, я не голоден, – отказался тот. – Но от чаю не откажусь.

Получив такую же кружку, как и все, он присел за общий стол и выложил на него ещё один кулек с конфетами со словами:

– Налетай. Подсластите свою горькую жизнь!

Мальчишки, проявив не свойственную им деликатность, поделили угощение на всех, не забыв старших товарищей и Степаниду. После чего бросились дуть чай с карамельками.

– Балуете вы нас, – хмуро заметил Архип, закончив с едой.

– Тебе что, плохо? – шикнул на него недавно женившийся гальванер, пряча конфету в карман.

– Мое дело сторона, – пожал плечами медник. – А вот мальцам, как подрастут, туго придется. В прочих местах с ними нянчиться не станут.

– Хорошие мастера везде нужны, – усмехнулся Дмитрий, шумно прихлебывая чай.

– Всё одно, баловства терпеть не станут!

– Ну, я же тебя терплю?

Будищеву и впрямь иногда приходилось «терпеть» Архипа. Мастер от бога, он обладал желчным и неуживчивым характером, а также злым языком, отчего не раз терял работу. Однако имея весьма востребованную профессию, тот и не думал исправляться, продолжая резать всем вокруг правду-матку, или точнее, то, что понимал таковой. Дмитрий тоже ценил его, особенно за умение понять с полуслова, что от него надо и тут же изготовить требуемое, не задавая лишних вопросов.

– Дозвольте закурить? – подобострастно спросил Ефим, доставая кисет.

– В специально отведенных для этого местах! – отрезал хозяин.

Поскучневший гальванер неохотно поднялся со своего места и оправился в «курилку» – огороженное место во дворе, вокруг которого стояли ящики с песком для окурков. Вообще, с пожарной безопасностью вокруг царил полный мрак. Поначалу казалось, что ей вообще никто не заморачивался. Рабочие дымили, где хотели, тут же бросали окурки, иной раз не озаботившись затоптать. Угли при чистке печей тоже вываливались где попало. Опасность, разумеется, осознавалась и даже существовали известные правила по складированию горючих материалов и допуску к ним, но на практике никто на это не обращал внимания, отчего пожары случались с удручающей регулярностью, но воспринимались большинством народа как кара Божья.

Дмитрий в своей мастерской первым делом завел строгие порядки на этот счет и требовал их неукоснительного соблюдения. Как ни странно, желчный Архип воспринял их как само собой разумеющееся, а вот Ефим, похоже, считал господской блажью.

Семён появился вскоре после ужина, уставший, голодный, но при этом ужасно довольный. Похоже, клиенты не обидели парня с чаевыми, и теперь он чувствует себя добытчиком.

– Где же ты столько времени пропадал, горе моё? – напустилась на него Стеша.

– Работал, – солидно пожал плечами тот и тут же жалобно спросил: – Поесть-то оставили?

– А как же, – начала хлопотать девушка, – только остыло уже всё!

– Ничего! – повеселел юный монтажник. – Хоть не обожгусь.

– Жуй давай, да домой пойдем, – улыбнулась она и показала на часы: – Смотри, который час!

– Кстати, о часах, – спохватился Дмитрий и достал из-за пазухи небольшой сверток.

– Что это?

Будищев, загадочно улыбаясь, развернул его, и там оказалось настоящее чудо – маленькие часы, сделанные заодно с серебряным браслетом. Щелчок и замочек защелкнулся вокруг Стешиного запястья.

– Какая красота! – ахнула девушка. – Где ты их взял?

– Где взял, там нет! – усмехнулся тот. – Нравится?

– Ещё бы!

На самом деле, эти часики ещё совсем недавно были женским кулоном, и его, в числе прочего, предложили Дмитрию, когда они с Гесей выбирали ей подарок. Гедвиге Генриховне они не приглянулись, и она остановила свой выбор на другой модели, более дорогой и презентабельно выглядевшей. А вот Будищев сумел оценить украшение и купил его позже. Затем был визит к ювелиру, а тот, в свою очередь, изготовил к нему изящный браслет. Подарок получился на загляденье.

– Я не могу его принять, – замотала головой Стеша.

– Что так?

– Они очень дорогие и вообще…

– Прекрати, – отмел возражения наставник. – Ты принимаешь клиентов и должна выглядеть на все сто! Такие вещи сейчас не делают, я узнавал. Дамы носят часы как кулоны, да к тому же частенько их даже не заводят. Так что у тебя будет вид модный и деловой.

– Ты с ним такая красивая, – подключился к уговорам Сёмка. – Даже лучше, чем Гедвига!

– Только при ней это не ляпни! – ухмыльнулся Будищев.

Степанида ещё некоторое время посомневалась, но браслет так хорошо сидел на руке, что отказаться от подарка казалось выше её сил.

– Нет, не возьму! С чего такие подарки, чай не праздник…

– Вот что, Степанида! – разом прервал все более слабые возражения начальник. – Это тебе не безделушка какая-нибудь, а рабочий инструмент. И нужен он не для того, чтобы перед кавалерами форс держать, а производить благоприятное впечатление на потенциальных клиентов. А если непременно нужен праздник, то пожалуйста. Сегодня какой день?

– Какой?

– Ну, здравствуйте! Поминовение Стефании Дамасской^[16]. Именины у тебя, солнышко!

– Ой, и правда. А я и забыла, столько всего случилось в последнее время…

– Это верно, – вздохнул Дмитрий и с нежностью провел рукой по волосам девушки. – Тяжелый выдался год у нас. Я бы сказал насыщенный. Надеюсь, следующий будет легче.

Стеша в ответ благодарно обняла его, но сама подумала, что следующий 1880 – год високосный, и от него, как известно, добра не жди^[17]. Но она была девушкой умной, а потому говорить ничего не стала.

* * *

Паровоз был похож на огромное чудовище из сказок. Он пыхтел, отдувался, иногда оглушительно гудел, отчего сердце Фёдора всякий раз замирало. Да и как тут не испугаться? Оно, конечно, приходилось ему и прежде добираться до места на поездах, да и на войне он всякого навидался, а только разве к такому привыкнешь? К тому же приехал он не куда-то, а в саму столицу! Санкт-Петербург, понимать надо!

Народу вокруг было – пропасть! И все куда-то шли, спешили, непонятно как умудряясь не сталкиваться между собой. Чисто муравейник. Однако деваться некуда, и ему тоже нужно идти. У кого бы спросить только, как добраться до этого самого переулка? Адрес у Феди был записан на листочке бумаги, который он, чтобы не потерять, завернул в чистую тряпицу и положил за пазуху.

– Куда прикажете, ваше степенство? – улыбаясь во весь рот, крикнул с облучка краснощекий извозчик в лаковом цилиндре и добротной шубе. – Только скажите, мигом домчим!

– А до Мошкова переулка, к примеру, сколько будет? – осторожно поинтересовался парень, по простоте принявший это предложение на свой счет.

– Сущие пустяки, господин хороший. За пятерку домчим со всем нашим удовольствием!

– Сколько? – задохнулся Фёдор от несуразности запрошенной суммы.

– А ну посторонись, деревенщина! – басом рыкнул господин в богатой шубе и бобровой шапке.

Отскочивший в сторону от испуга Федя едва не растянулся под всеобщий смех, а напугавший его купчина плюхнулся в возок и велел кучеру:

– Трогай!

– Куда же ты, сиволапый, со свиным рылом в калашный ряд лезешь? – почти сочувственно поинтересовался непонятно откуда взявшийся городовой.

– Так я это, – только и смог ответить парень, разводя руками.

– А пачпорт у тебя имеется?

– Конечно, – засуетился тот и полез за пазуху, отчего пола нагольного полушубка распахнулась, открыв внимательному взгляду полицейского георгиевский крест и медаль на потрепанном мундире.

– Воевал?

– Так точно! Сто тридцать восьмого Болховского полка ефрейтор Шматов.

– Демобилизован?

– Вчистую.

– А в Мошков переулок тебе за какой надобностью?

– Друг у меня там проживает. Звал к себе, обещался с местом помочь.

– Друг, говоришь, – насторожился страж порядка.

– Ага. Воевали вместе.

– Тоже кавалер?

– Бери выше, бантист!

– Ишь ты. Тогда понятно, как он в таком месте поселился. Швейцаром должно или ещё кем…

– Не знаю, господин городовой.

– И города тоже не знаешь?

– Как есть, не знаю!

– Тогда слушай. Ступай во-о-он туда. Там извозчики попроще стоят. К лихачам не суйся, у тебя на них всё одно не хватит. Сторгуй кого-нибудь вашего крестьянского звания. И смотри, больше двугривенного не давай!

– Благодарствую, – поклонился парень, и, подхватив свой мешок, бросился куда было указано.

– Вот тюха, – с усмешкой подкрутил ус полицейский. – А ещё кавалер!

Последовав совету, Шматов вскоре добрался до нужного ему адреса и с опаской вошел во двор. То, что простым людям в парадное лучше не соваться, потому как не про них этот вход, он уже знал. Чай, не совсем дурак. И тут же наткнулся на коренастого круглолицего татарина, чистившего снег деревянной лопатой.

– Тебе чего? – поинтересовался тот и, расплывшись в улыбке, отчего и без того узкие глаза превратились в щелочки.

– Мне бы товарища повидать, – робко спросил Федя. – Живет он здесь…

– Какого товарища?

– Графа…

– Что-то ты напутал, парень. Я в этом доме всех знаю, не живет тут графов. Подполковник есть. Колежский советник тоже есть. Купцы первой и второй гильдий. Опять же. Был, правда, барон, но помер года три назад, а вот графов с князьями нету.

– Ой, – чертыхнулся про себя Шматов. – Граф это прозвище, а фамилие его Будищев.

– Дмитрий Николаевич? – изумился татарин.

– Ага. Митька… в смысле Дмитрий.

– Эх ты, валенки! – покачал головой дворник и, отставив в сторону лопату, велел: – Ступай за мной, провожу.

Поднявшись на второй этаж, провожатый скинул варежку и ткнул заросший рыжими волосами палец в какую-то диковинную кнопку на стене. Раздалась резкая трель, отчего Федька вздрогнул и едва удержался от желания перекреститься. Обитая коричневой кожей дверь бесшумно отворилась и на пороге появилась какая-то очень красивая барышня.

– Что случилось, Ахмет?

– Да вот, Степанида Филипповна, человек господина Будищева спрашивает.

– Доброго здоровьичка, – поклонился Федор, стянув с головы треух.

– Здравствуйте. Только Дмитрия Николаевича теперь нет.

– Вот незадача, – огорчился Шматов. – А скоро ли будет?

– Не знаю. А вы по какому делу?

– Да повидаться хотел…

– Вы знакомы?

– Стеша, кто там? – спросила барышню подошедшая из глубины квартиры дама и, выглянув наружу, удивленно воскликнула: – Федя?

– Госпожа Берг, – расплылся в счастливой улыбке парень. – Так точно, я это.

– Вы его знаете? – уточнил всё ещё сомневающийся дворник.

– Ну, конечно! Это же Федя Шматов. Они вместе с Дмитрием Николаевичем служили в Болховском полку. Феденька, заходи! Только валенки свои отряхни веником, пожалуйста.

Заявившийся примерно через час Будищев, казалось, совсем не удивился появлению армейского приятеля.

– Здорово, дружище! – весело воскликнул он, крепко обнимая Федьку. – Ну что, не замордовали тебя на службе?

– Не-а, – улыбнулся во весь рот Шматов. – В Болгарии хорошо было, а как нас в Рассею вернули, так и срок мой вышел. Демобилизовали.

– Добро, коли так, – усмехнулся Дмитрий и, обернувшись к своим женщинам, спросил: – Красавицы, вы нас кормить сегодня будете? А то я устал как чёрт, да и замерз к тому же.

Напоминание, впрочем, оказалось излишним, поскольку Геся и Стеша уже суетились, накрывая круглый стол посреди гостиной. Завидев супницу, из которой доносился аромат щей, фаянсовые миски и мельхиоровые столовые приборы, Федька оробел и не знал, куда себя девать. Но гостеприимный хозяин, не обращая внимания на его стеснение, усадил однополчанина рядом с собой и тут же наполнил хрустальные рюмки водкой из запотевшего графинчика.

– Давайте за встречу!

Все, кроме Степаниды и Семёна, которым выпивка не полагалась по малолетству, дружно выпили.

– Хороша! – крякнул Будищев, и, заметив выразительный взгляд Геси, с хитрой улыбкой добавил: – Особенно с мороза.

– Это верно, – поддакнул порозовевший Шматов.

– Кушайте, пожалуйста, – налила ему полную тарелку Стеша и, вернув половник в супницу, присела рядом с усиленно работающим ложкой мальчишкой.

– Благодарствуйте, хозяюшка, – отозвался парень и принялся за еду.

Поскольку в доме Будищева все работали, приготовление пищи лежало на прислуге – улыбчивой вдове лет сорока пяти по имени Авдотья. Официально она числилась кухаркой, но вдобавок к заботам на кухне закупала продукты, убиралась в доме и вообще вела хозяйство. Иногда ей помогала Степанида, да и Гедвига Генриховна, бывало, баловала своих домашних тельной закуской из сельди или запеканкой^[18], но в основном та прекрасно справлялась сама, тем более что её хозяева были людьми непривередливыми.

– Знаменитые щи! Наваристые, – похвалил Федька с блаженной улыбкой.

– Это ты ещё солянки в исполнении нашей поварихи не пробовал, – заметил Дмитрий и пододвинул к приятелю рюмку, – давай вздрогнем, и расскажешь, как там наши?

– Слава богу, все живы, – начал обстоятельный рассказ Шматов. – Северьян Галеев на сверхсрочную остался, сказывали, уже в фельдфебели метит. Как чувствовал, что мы встретимся, велел кланяться. Степка Егоров, что артельщиком был, как и я, демобилизовался. Говорил, трактир откроет.

– Этот сможет. А офицеры?

– По-разному. Их благородие господина Гаупта перевели в штаб, Михау тоже куда-то черт унёс. А вот Всеволод Михайлович служат ещё.

– Это ты про Гаршина, что ли?^[19]

– Ага. Хороший офицер, с понятием. А вот господин Малышев в отставку подали.

– Понятно. А теперь расскажи, где ты шарахался до сих пор?

– Так домой в деревню отправился.

– И что там?

– Худо, – не стал скрывать Фёдор. – Мамка ещё прошлой зимой померла. Один я остался. Избенка без пригляду совсем худая стала, скотину мир разобрал, так что хозяйства почитай, что и нету. Я сперва на заработки подался в Рыбинск. А уж там барчука нашего встретил.

– Лиховцева?

– Его.

– Ну и как он?

– Бедует.

– Прямо-таки бедует?

– Известное дело. Хоть и благородный, а без ноги трудно!

– Тоже верно.

– Так вот он мне твой, то есть ваш, адрес и дал!

– Я так и понял, – покивал Будищев, потом с сомнением оглядев наряд однополчанина, обратился к Гесе: Гедвига Генриховна, счастье моё, ты видишь, как одет наш друг?

– Как крестьянин, – отозвалась та, сделав вид, что не поняла намека.

– А разве это хорошо?

– Смотря для чего.

– Для жизни в большом городе!

– Дмитрий, что ты от меня хочешь?

– Блин, я тебе конкретно намекаю, что надо бы его приодеть!

– Ты думаешь, ему подойдет отделанная кружевами кофточка из розового муслина?

– Из какого нафиг муслина, и почему кофточка?

– Господи, Будищев, а ничего, что у меня мастерская по пошиву дамского платья?

Услышав это, Стеша с Семёном чуть не поперхнулись от смеха, а раскрасневшийся от выпитого Фёдор только растерянно хлопал глазами, не понимая толком, о чём идет речь.

– Молчать, женщина, – шутливо пригрозил пальцем своей половине хозяин дома. – Твой день – восьмое марта!

– Я серьезно, Дима. У нас и ткани и фурнитура рассчитаны для дам, причем весьма небедных. Разумеется, мне и моим работницам достанет квалификации пошить мужской костюм, но сам подумай…

– Не надо, – попробовал робко возразить Шматов, но бывший унтер на корню пресек дискуссию.

– Федя, извини, конечно, но ты выглядишь, как последнее чмо! А в Питере, брат, везде встречают по одежке. Стало быть…

– И эта одежка не должна сидеть как на корове седло, – мягко прервала сожителя Геся. – Я вполне согласна, что нашему другу нужно обновить гардероб, но это не значит, что ему немедля следует пошить фрак!

– И что ты предлагаешь?

– Вообще-то существуют лавки готового платья. Но если это не подходит, то своди его завтра к Анне и дело с концом.

– Ты про Виртанен?

– Именно. Она хорошая портниха и работает быстро.

– Ладно, уговорили, – нахмурился Будищев, – завтра сходим к Аннушке.

– А кто это? – осторожно поинтересовался Федя.

– Завтра узнаешь. Хотя нет. Завтра не получится, нам с Барановским нужно в Кронштадт.

– Зачем? – насторожилась Геся.

– По делам.

– Это понятно, но какие у тебя дела с флотом?

– Самые разные, солнце моё. В основном по пулеметам, ну и у минеров тамошних какие-то неполадки. Просят помочь.

– Минеров?!

– Не пугайся так. Просто у нас на флоте именно они и заведуют всей электрикой.

– Я могу отвести Фёдора к Анне, – неожиданно вызвалась Стеша. – Нам с Семёном все равно надо на Выборгскую сторону. Вот и проводим.

– А ведь верно, – обрадовался Дмитрий. – Сходите, а заодно и Аннушку проведаете. Передавайте привет. Сто лет её не видел.

– Хорошо.

– Вольно же тебе каждый день проделывать такой путь, – покачала головой Геся, не одобрявшая работу девушки в гальванической мастерской. – Да ещё в такой холод…

– Ничего страшного, – не согласился Будищев, – возьмут извозчика и мигом будут на месте.

– Как знаете, – не стала спорить та и повернулась к гостю: – Федя, хочешь чаю?

– Вот только чаю нам и не хватало! – заржал Дмитрий и снова взялся за графинчик.

– В таком случае можете продолжать, – пожала плечами Гедвига Генриховна. – А мне рано вставать, так что я вас оставлю. Это и вас касается, молодые люди!

Услышав нетерпящий возражений голос, Сёмка со Стешей послушно поднялись и отправились к себе в комнату. Точнее, это была комнатка Степаниды, а мальчик обычно ночевал на диване в гостиной, но сегодня это место отвели гостю, так что девушке пришлось потесниться, а чтобы она не смущалась, туда перенесли из спальни большую ширму.

Оставшись одни, приятели с удовольствием выпили, после чего продолжили разговор.

– Слушай, Граф, – замялся Фёдор. – Выходит ты и впрямь в благородные вышел?

– Пока нет, – усмехнулся Будищев.

– А барчук, правда, у тебя управляющим?

– Да.

– Чудны дела твои, Господи! А с сестрой Берг вы как встретились?

– В лесу случайно. Грибы собирали.

– Какие грибы?

– Подосиновики.

– Смеешься?

– Ты ещё обидься!

– Чего мне обижаться, чай, не барин. А Стеша с Сёмкой, они тебе кто?