Лежу, уснуть не могу, вспомнились события прошлой ночи. Или ночей? Я вообще ничего не понимаю, вроде в сознании был, а прошло почти десять дней. Как так-то? То, что дед меня как-то заколдовал, понятно, таких реальных видений и глюков не бывает, но вот как? Ха, глюков не бывает, а попадания в прошлое, что, бывают? Хоть смейся, хоть плачь.

– Ну, соскучился? – раздался уже знакомый голос справа от меня.

От неожиданности я с кровати свалился. Настолько напугал меня старик, что боялся нос высунуть из-за койки. Сижу, натягиваю на себя одеяло и глазами хлопаю.

– Ты как сюда попал? Ведь никто не входил, – выдавил я из себя и замолчал.

Старик был вновь при всех своих цацках, висюльках. И чего вырядился? Смотрит, сидит, спина прямая, как лом проглотил, откуда и сил столько, под сотню лет уже, а здоровья, видимо, больше, чем у меня.

– Да я и не уходил. Просто ты видишь меня только ночью. Ну что, готов к приключениям с твоими любимыми европейцами в главной роли? Прошлый раз быстро сбежал, не вкусил всей прелести плена. Поспеши тогда, вам же скучно жить, приключения ждут!

И вновь, не дав мне раскрыть рот для возмущения, темнота накатила с такой скоростью, что даже мысли исчезли.

Темно, холодно, сыро. Где я теперь? Прошлые разы вроде лето было, а сейчас не знаю даже. Вроде стены кругом, не понятно, что на улице происходит. В этот раз я, кажется, даже с любопытством обдумываю происходящее. Может, сказалось то, что никто меня не тащит никуда, не бьет и не орет?

Глаза потихоньку привыкли к темноте, и я стал осматриваться. Потолок… Нет, крыша над головой, была с дырами, хорошо хоть, дождя нет, а то промок бы уже. Лежу я на клочке сена, а под ним голая земля, сырая и холодная. На мне уже знакомая форма, красноармейская, ремня нет. Ноги в ботинках, обмоток нет, на голую ногу надеты. Все тело буквально зудело, и хотелось почесать себя целиком. Мне еще в прошлые разы удалось познакомиться с таким счастьем, как вши, вот и теперь чешусь так, что хочется просто содрать кожу. Начав ворочаться, получаю в бок тычок.

– Чего возишься? Спи давай! – рявкнули на меня сзади.

Только сейчас разглядел, что спим мы тут вповалку, народу много, как селедки в бочке.

Ко мне кто-то прижимается, тьфу… Блин, да тут даже не встать.

– В туалет хочу, – прошептал я в ответ.

– Ну, иди, ссы, там и останешься ночевать, стоя, – хмыкнули мне в затылок.

Рисковать не стал, сжался весь, терпеть буду. Но уже через короткое время все же встал и тут же рухнул на землю от удара по ногам.

– Сука, ты чего людей давишь?

Блин, наступил на кого-то. Немудрено вообще-то, места свободного тут нет. Обматерили меня знатно, аж завис на какое-то время. Осматриваясь и прислушиваясь, пытался прикинуть, куда идти, да сколько тут народа. Не вышло. В смысле не вышло посчитать людей. Много тут нас.

– Я ж не специально… – попытался извиниться я.

– Я тебе ноги сейчас вырву, не специально! – вновь огрызнулись на меня.

Но я был уже на свободном месте и тихонько пробирался к воротам, их я разглядел, было уже не очень темно, утро, скорее всего. Остановившись у выхода, начал крутить головой, разыскивая отхожее место. Вспоминая немногочисленные пребывания в камерах, ищу глазами бак или хотя бы ведро, оно всегда возле дверей. Но тут ничего такого не было. Блин, куда тут ходят-то?

Ответом на мои мысли оказался шорох сзади. Обернувшись, я увидел, как еще кто-то проделывает тот же путь, что и я. Неизвестный встал возле ворот и, вытащив прибор, помочился в щель между створками. Не успел я сделать то же самое, как в ворота с другой стороны ударили чем-то тяжелым. Звук не очень громкий, но стало страшно.

– Ссы быстрее, скоро придут! – пробасил неизвестный, что все еще стоял рядом.

– Кто? – не понял я.

– Немцы, конечно, – удивился неизвестный, – на работу поведут.

«Так я опять в плену, что ли?» – осознал наконец я.

Выдохнув, все же сделал я свое грязное дело, правда, под конец чуть не подпрыгнул от нового удара в ворота.

Когда полегчало, стало чуть веселее, голова начала соображать. Значит, поведут на работу? Надо попробовать заговорить с немцами, рассказать, что из будущего, думаю, можно их заинтересовать и получить что-то за это. А что? Да хотя бы уговорить, чтобы не трогали и дали спокойно жить, больше мне и не надо ничего. Думаю, я смог бы стать полезным. Если покопаться в памяти, глядишь, и вспомню чего, им это поможет, коммунисты проиграют войну, а я буду жить в Европе, в цивилизации! Мысли о хорошей и спокойной жизни взбудоражили мое воображение, и кажется, я даже начал улыбаться сам себе.

– Выходите! Быстрее, свиньи! – О, я опять понимаю, что говорят немцы.

Стоявшие возле открытых ворот два солдата с винтовками приказывали всем выйти и построиться. Вышел в первых рядах и застыл. Это был какой-то двор, ферма или что-то подобное, не знаю. Вокруг какие-то бараки, наподобие того, в котором я очутился ночью. Слышится собачий лай, какой-то шум ударов по железу. Зябко поежился, видимо, осень, холодно, под ногами жидкая грязь.

– Опять лопатой махать, – послышался шепот за спиной справа.

Чуть скосив глаза, увидел говорившего.

– Главное, чтобы недалеко погнали. Вчера что-то про мост говорили. Это плохо, туда топать два часа, все ноги стопчешь, пока дойдешь…

– Свиньи, ваши большевистские друзья разбомбили железнодорожные пути, их срочно нужно восстановить. Кто будет хорошо работать, получит еду, – проговорил еще один подошедший немецкий солдат. Кажется, званием выше, даже фуражка на голове.

– Господин офицер, мне нужно вам кое-что сообщить… – начал я.

Сзади тут же последовал удар в спину. Черт, коммунисты бы эти не забили.

– Ты знаешь язык? – с удивлением посмотрел на меня офицер.

– Да, знаю, я много чего знаю…

Я осторожно начал двигаться вперед, боясь получить чем-нибудь по спине.

– Приведите его ко мне! – обратился офицер к солдатам и пошел прочь.

– Сука фашистская, ты что делаешь? – загомонили вокруг, и затем мне прилетел удар в лицо.

Было больно, но хоть зубы не выбили, и то хорошо. Однако и солдаты стояли не просто так, они не дали меня избить. Действуя прикладами винтовок, они отогнали пленных от меня и приказали идти с ними. Остальных, кстати, тут же загнали обратно в барак.

– Лучше не возвращайся сюда, падаль! – услышал я вслед.

Да уж, меньше всего мне хочется возвращаться назад в барак, удавят сразу.

Меня завели в маленький домик, где всего одна комната была. Посредине – небольшая печь, возле которой стояли стол и несколько табуреток. Давешний офицер стоял возле печи и грел руки. Действительно, холодно было.

– Что ты хотел рассказать, большевик? – тут же последовал вопрос.

– Господин офицер, я не местный, попал сюда из будущего, я много знаю и могу быть полезен Великой Германии, – начал я.

– Да что ты говоришь? – усмехнулся офицер. – А я не из будущего, зато могу рассказать, что тебя ждет. Хочешь?

– Зря вы так, господин офицер. Моя информация очень поможет вам в войне. Благодаря моим сведениям вы не проиграете…

– Что? Что ты сказал, сволочь? Мы – проиграем? Вы уже разбиты нами, ваша армия разбежалась, ты сам в плену, видел, вон там вся ваша армия!

А дальше офицер подскочил и так въехал мне в челюсть, что я упал. Блин, как ему доказать? Ну как?

В комнату вбежали два солдата, офицер их позвал и приказал преподать мне урок. Те уже начали пинать меня, когда я все же умудрился выкрикнуть:

– Проверьте меня, ведь это же легко!

Получив вновь в челюсть, теперь уже носком сапога, я отключился.

Очухался вполне быстро, так как на меня вылили ведро воды. Колотило так, что зуб на зуб не попадал, да и боль во рту была ужасной.

– Чем ты можешь подтвердить, что ты из будущего? – услышал я вопрос, но вот открыть рот не смог, похоже, мне челюсть сломали.

– М-м-м, – промычал я и увидел ухмылку офицера. Глаз тоже у меня был только один, второй, скорее всего, заплыл.

– Что, свинья, говорить разучился?

– Лейтенант, а вы зачем ему челюсть сломали? – услышал я еще один голос.

Этот был спокойным и властным, да и, судя по интонации, его обладатель был старше званием, чем этот офицер.

– Ребятки чуть-чуть перестарались, герр майор…

– И что мне с ним делать теперь? Он же не может ничего сказать.

– Да врет он все, герр майор! Какое будущее?

– Вот и нужно было сначала выслушать, а затем делать вывод, Кенске! Вы получите от меня выговор, а если его информация окажется верной, то вас ждет трибунал!

– За что, господин майор? – офицер, тот, что меня бил, кажется, чуток обделался.

Голос майора был жестким и требовательным, наверняка лейтенанту не поздоровится теперь. Главное, начать говорить, а я не могу. О…

– Что такое? – спросил майор, увидев, как я делаю руками неопределенный жест. – А, можешь написать? Хорошо! Посадите его за стол!

Два солдата схватив меня за руки, грубо дернули за руки, отчего я взвыл, и челюсть заболела еще сильнее, и буквально кинули меня на табурет. Чуть не сполз обратно на пол от боли и слабости, но меня поддержали. Да и майор прикрикнул на солдат.

Сфокусировав взгляд на столе, увидел лист бумаги и карандаш. Пальцы были в порядке. Медленно протянув руку, я взял этот огрызок.

Интересно, а я смогу написать по-немецки, или нет?

Однако рука машинально начала писать в левом верхнем углу, и, что удивительно, на немецком! А писал я вопрос: какой сегодня день, месяц и год.

– А что, сам не знаешь? – удивился майор.

Помотав головой, отчего в ней что-то стрельнуло, дал понять, что не знаю.

– Двадцать седьмое сентября сорок первого года… – Немец остановился, увидев, что я начал писать.

– Какой Бабий Яр? – немец так смешно выговаривал это русское название… – А, так это в Киеве? Да, ты не мог об этом узнать здесь…

Конечно, не мог, откуда бы я в плену смог узнать о расстреле в Бабьем Яру? Просто помню это еще со школы, правда, не совсем уверен в дате, но что в последних числах сентября, это точно.

– Что значит, армии нужны теплые вещи? Какой?

Я писал, хоть и было очень больно буквально всему телу.

– А, нашей армии под Москвой нужны теплые вещи, а то солдаты мерзнут… Так скоро вашу столицу захватим и будем греться в ваших же квартирах…

«На днях вы начнете операцию „Тайфун“, но она закончится неудачно. Сталин снимает сибирские дивизии и перебросит под Москву. Вы ее не возьмете. Очень много солдат погибнет от холода, и вы отступите. Война не кончится, но Москву вы так и не возьмете…» – писал я.

– Так, лейтенант, – начал отдавать приказы майор, – одеть его – и ко мне в машину. Надо доставить этого русского в штаб армии. Тьфу ты, если бы не ваше излишнее рвение, он мог бы говорить. Теперь когда еще челюсть срастется?

– Вы думаете, герр майор, что он говорит правду?

– Это мы узнаем чуть позже. Но он прав в одном: теплой одежды у вермахта нет, если мы в ближайшее время не захватим Москву, это будет очень плохо. Наша армия не готова к зимней войне…

– Неужели так может быть, ведь мы уже их победили… – На лейтенанте не было лица от волнения.

– Я не знаю, Кенске, но то, что он говорит, следует выслушать и проверить.

«Похоже, все налаживается», – мелькнула мысль. По крайней мере, сейчас меня не убьют, а уж когда начнет сбываться то, что я расскажу…

Везли меня долго. В машине майора кроме него были водитель и один солдат, наверное, адъютант какой-нибудь. Майор всю дорогу смотрел на меня, думая о чем-то своем, но ничего не спрашивал. Да и не мог я ответить, слишком больно было даже языком шевелить, не то что рот открывать. Только к вечеру, когда уже стемнело, машина наконец остановилась. В окно было видно дома, причем вроде как каменные. Интересно, а где я?

– Постарайтесь не сломать ему что-нибудь еще, – услышал я приказ майора. Тот был на улице и приказывал солдатам у какого-то дома вытащить меня и сопроводить в помещение.

И ведь вытащили, бережно, даже удивился, хотя это же нормальные люди, не наши совковые костоломы! Меня провели, поддерживая под руки, в дом, затем была какая-то комната, где я разглядел медицинское оборудование. О, блин, ненавижу зубных врачей! А привезли меня, похоже, прямо к стоматологу. Ну, правильно, чем быстрее мне вправят челюсть, тем быстрее я смогу говорить.

– Док, осмотрите его, похоже на перелом, – услышал я.

То, что было дальше, можно смело назвать пыткой. Держали меня те же двое солдат, что и несли в дом, а здоровый такой мужик в белом халате и маске на лице осматривал мои травмы. Когда он взялся правой рукой за мою челюсть, а левой уперся мне в лоб, я выпучил глаза и от вспышки дикой боли потерял сознание.

О, господи, сколько же еще мне мучиться? Так больно, что просто сил нет терпеть. Голова – словно колокол, пульс такой, что кажется, как будто мне по голове бьют молотком.

– Ты меня слышишь?

Я попробовал открыть глаза, но вновь сумел открыть только один, да и тот не мог сфокусировать на говорившем.

– Я сделал ему укол, сейчас уснет, а когда очнется, сможет говорить, – услышал я и практически сразу вновь отключился, на этот раз погрузившись в сон.

…Сколько прошло времени, не знаю, но когда очнулся, я чувствовал себя лучше. Боль оставалась, но уже не такая острая. Попробовал пошевелить языком, во рту было очень сухо и мерзко.

– Как ты себя чувствуешь? – услышал я голос. – Врач вправил тебе челюсть, повезло, перелома не было, только вывих. Поболит, конечно, но тебе дадут обезболивающее, будет легче.

– Танке, – прошипел я машинально на немецком языке.

– Отлично. Если ты тот, за кого себя выдаешь, то все будет хорошо. Поедешь в Германию, на войну тебя никто не отправит. Ты ведь этого хотел?

– Да, господин офицер, – слова давались с огромным трудом, челюсть все еще очень болела, да и боялся я говорить пока.

– Вот и хорошо. Ты смог бы сейчас что-нибудь сообщить, написать, например, что дало бы нам возможность поверить тебе?

Черт, почему я не изучал эту гребаную войну? Ведь знаю-то всего ничего! Мне всегда была противна пропаганда наших совковых правителей, потому что считал, что вокруг только вранье. Но кое-что общее, конечно, помню. Что вдалбливали в школе, ЕГЭ-то пришлось сдавать, а там были темы о войне.

– А где мы сейчас? – спросил вдруг я.

– Недалеко от населенного пункта Вязьма… – Майор название этого города произнес очень смешно.

– Сейчас у вас все вроде должно быть в порядке, но вот дальше… Гитлер уже обращался к солдатам? – это я помнил, даже не знаю, откуда. Скорее всего, из того же ЕГЭ, там какой-то документ изучали, но текста уже не помню.

– Нет, а должен?

– Обратится в начале октября, кажется. Что касается морозов…

– Ты реально считаешь, что война столько продлится? – нахмурился офицер.

– Она продлится больше трех лет, – у офицера глаза выскочили из орбит. – А по ближайшим событиям… Как я и писал, нужны зимние вещи, солдаты будут очень сильно мерзнуть, также предстоят проблемы с техникой. Смазочные материалы вермахта не подходят для сильных холодов. Морозы ожидаются сильные, часто будет ниже минус тридцати.

– По расчетам командования, война не продлится всю зиму… – Все еще не въехал в мои слова немец.

– Ваше командование грубо ошибается. Да вы и сами помните, раньше они вообще говорили, что война займет несколько недель, а что вышло? Да, скоро вы подойдете к Москве очень близко, буквально три десятка километров останется, но очень сильный контрудар заставит вермахт отступить. Местами красные откинут вас на двести километров. Это будет первое серьезное поражение немецкой армии. Дорог, я думаю, уже сейчас нет, в связи с этим у вас имеются трудности, но вермахт должен подготовиться к удару красных, в противном случае все снова пойдет так, как мне известно. На протяжении всей войны вермахт не будет так близок к победе, как сейчас, вот что самое главное должны учесть ваши командующие. Лучше даже пренебречь каким-либо направлением и давить Москву сейчас. Если не сейчас, то позже уже никак. Сталин развернет новые заводы на Урале, плюс союзники наладят поставки. Новые части из Сибири будут неожиданностью и проблемой для Германии. Убыль у вас большая, а резервы не безграничны. У Сталина их явно больше, а уж когда начнутся поставки техники…

– Звучит как-то бессистемно…

– Ну, извините, я не занимался стратегией и проблемами поражения вермахта. Рассказываю то, что сыграло ключевую роль в войне. Ведь я вырос в стране, которая победила, а не наоборот, хотя мне очень бы хотелось, чтобы победили именно вы…

– Думаешь, Сталин признает поражение после захвата Москвы?

– Нет, не признает, – покачал я головой, – уедет в тыл, а наш упертый и зомбированный народ все одно будет ложиться под ваши танки, пока не остановит. Но господину Гитлеру нужно уметь останавливаться. Вовремя останавливаться и переварить то, что съел, иначе это просто распыление сил и средств. Да и захват столицы – это для вас цель, а для Сталина – ничто. Страна большая, они будут отступать долго, быстрее кончатся силы вермахта.

– Извини, но я думал ты принесешь больше пользы. Дальше с тобой будут работать другие люди, и мне жаль тебя, – закончил майор резко, но беззлобно.

Понятно, он сразу поверил мне, несмотря ни на что, но мой уровень знаний не дает мне шансов вылезти из этой ямы. Я все это прекрасно понимал, паника нарастала, а уж когда в помещение вошли сразу четыре немецких солдата…

– Подождите, господин майор, я просто не могу вот так просто что-то вспомнить. Но я же учился в школе, кое-какие знания есть, просто они забылись. Мне нужно время…

– В СССР остались школы? Наверное, ты и правда не врешь, на раба, какими вы должны быть, ты не похож, речь правильная к тому же. Но, как я и сказал, этого слишком мало.

– Я правда могу быть вам полезен, неужели вы сами не хотите победы рейха? Подождите…

– Приступайте! – отдал приказ солдатам майор, покачав головой и выйдя из комнаты.

Почему он так поступил, мне было непонятно, я никак не ожидал такого, и что делать дальше, не знал.

Черт, дайте мне уже сдохнуть! Две недели ежедневных издевательств превратили меня в овощ. Меня не кормили, не давали ходить в туалет, а просто методично пытали. Простое избиение в лагере показалось зарядкой после того, что мне приготовили тут. Ни на руках, ни на ногах у меня не было ногтей, все было сорвано, и раны уже начинали гноиться. Я был голым, допрашивали также в голом виде в присутствии девушки стенографистки. Стеснялся? Да после первых же ударов мягкой резиновой дубинкой (куда там нашим омоновцам!) я обделался и мог только выть. Мне срезали мочки на ушах, сломали пальцы на ногах и одной руке. Вся спина в ожогах от окурков. И у нас говорили, что это в страшном КГБ были ужасные допросы? Не знаю, пока не испытал этого на себе, но здесь – ад!

А ведь немцам нужно было только правильно спросить. Может, я и вспомнил бы какие-то даты, события или еще что-то. Но нет, они требовали какие-то цифры, численность войск Красной Армии на указанном участке фронта, вооружения. Требовали рассказать о новых образцах оружия, а я откуда мог это знать? Пока мог хоть что-то говорить, пытался объяснять, а потом бросил это занятие как бессмысленное. Говорю же, спрашивали совсем о другом, а я не знал ответов. Видимо, немцы решили поступить так, как считали нужным, банально выбить показания, а не ожидать, когда я что-то поведаю сам…

Внезапная моя отключка привела к тому, что я оказался вновь в палате. Дома. В смысле в будущем. Господи, как я мечтал вернуться! Но не успел я даже сообразить, что к чему, как лицо деда, перекошенное от гнева, возникло рядом.

– Что, гаденыш, попробовал договориться с фашистами? Понравилось? Ума-то нет, здесь так же живете, только в интернете своем и сидите, а сами уже не знаете, сколько будет дважды два. Надо же быть таким глупцом, чтобы пойти на такое! Сколько смог продержаться на допросах?

– Пожалуйста, оставьте меня в покое? – взвыл я.