Для радикалов хуту и правящей клики Арушское соглашение явилось безусловным доказательством невозможности достижения удовлетворяющего их политического решения «этнической проблемы». С точки зрения экстремистов, это соглашение не оставляло им иного выбора, кроме насильственного и конфронтационного. Для окружения президента его реализация подразумевала полную утрату власти. Однако Арушское соглашение было негативно воспринято и многими умеренными хуту, и оно таким образом способствовало дальнейшей радикализации этнического большинства. По утверждению Багосоры, «чрезвычайно невыгодные переговоры <в Аруше>, навязанные Руанде извне, предопределили изменение политического пейзажа в Руанде и раскол руандийского общества на две части»^[142].

В этих условиях давление западных кредиторов Руанды и оппозиционных политиков-хуту, имевшее целью добиться демократизации, только усугубляло ситуацию, обостряя у этнократической системы инстинкт самосохранения и усиливая позиции наиболее экстремистских групп в общине хуту. В 1991–1993 гг. постепенно активизировались силы, призывавшие к «окончательному решению» этнической проблемы^[143]. Формировались организационные структуры, дающие возможность реализовать это «окончательное решение»: одни исполняли функцию организационных центров, другие – исполнителей^[144]. Основными центрами, помимо КЗР, легальной политической партии радикально-националистического толка, стали два тайных общества «Аказу» и АМАСАСУ, тесно связанные с правящим режимом президента Хабьяриманы.

«Аказу» (двор, круг) представляло собой группу, объединявшую экстремистски настроенных военных и политических деятелей из ближайшего окружения президента, в том числе его ближайших родственников^[145]. Центральной ее фигурой была первая леди страны, супруга Хабьяриманы Агата Канзига («мадам Агата»). Самыми влиятельными членами «Аказу» являлись Проте Зигираньиразо («господин Зед»), шурин президента, префект Рухенгери в 1974‒1989 гг.; Эли Сагатва, шурин и личный секретарь президента; Серафэн Рвабукумба, шурин президента и крупный бизнесмен; Лоран Серубуга, бывший начальник ГША; Жозеф Нзирорера, бывший министр и национальный секретарь НДДРД^[146]. «Аказу» контролировало не только армию (прежде всего через Серубугу), правящую партию и административный аппарат (в первую очередь с помощью Сагатвы), но и имело сильные позиции в финансово-экономической сфере (в немалой степени благодаря Рвабукумбе): в Национальном банке Руанды, в Африканском континентальном банке, в Коммерческом банке Руанды, в Банке Кигали, в государственных предприятиях, занимавшихся экспортно-импортными операциями, производством и продажей кофе («Сантраль», «Рвандэз», «Агротек»)^[147]. Они также финансировали деятельность наиболее влиятельных радикально-националистических СМИ.

Тайное общество АМАСАСУ^[148] возникло в армии в начале 1992 г. Членами его стали офицеры-экстремисты, сторонники непримиримой борьбы с РПФ. Самыми влиятельными из них были Багосора, Серубуга, Нтабакузе, начальники отделов ГША и МО Грасьен Кабилиги и Атанас Гасаке, начальники отделов ГШЖ Теофиль Гакара и Поль Рваракабиже, префект Кигали Тарсис Рензахо, командующий ОС Гисеньи (с июня 1993 г.) Анатоль Нсенгийюмва; офицер, а с апреля 1994 г. командир батальона президентской гвардии Протэ Мпиранья, начальник полиции Кигали Эмманюэль Ньямухимба^[149]. Эти офицеры в большинстве своем были выходцами из северо-западных префектур и имели тесные связи с окружением президента. Целью АМАСАСУ, свидетельствовал бывший майор военно-инженерной роты Бернар Ндайисаба, было «…энергично бороться против Арушских соглашений. В него входило большинство командиров батальонов и соединений из лагеря Каномбе… Эти люди не стеснялись публично называть президента Хабьяриману “предателем” только за то, что он подписал это соглашение. Они обвиняли его в том, что он продал страну РПФ. Эта группа организовывала утечку такого рода информации в газету “Kondiga”, чтобы распространять ее среди населения. Они разбрасывали листовки на улицах и особенно в военных лагерях, чтобы настроить военных против Хабьяриманы. Они писали в них имена офицеров, подозреваемых в сотрудничестве с РПФ.

АМАСАСУ даже организовал покушение на премьер-министра Дисмаса Нсенгийяремье, которого он обвинял в поддержке РПФ, как раз после подписания протокола о слиянии двух армий. Майор Нтабакузе отправил солдат с поручением убить премьер-министра Нсенгийяремье, но это дело не было доведено до конца из-за вмешательства генерала Нсабиманы… <…> Эти люди могли, не колеблясь, устранить Хабьяриману, чтобы сорвать выполнение Арушских соглашений. Багосора открыто говорил, что Хабьяримана больше неспособен править и что нужно найти иное решение»^[150].

Что касается исполнителей, то на эту роль предназначались полувоенная милиция партий президентского лагеря, «эскадроны смерти» и силы гражданской самообороны (ГС). В декабре 1991 г. НРДДР приступило к созданию милиции интерахамве с отделениями в центре и на местах^[151]; она имела вертикальную структуру, во главе которой находился национальный комитет из пяти человек во главе с Робером Кажугой^[152]. Главным источником пополнения для интерахамве являлась безработная молодежь столицы и ее окрестностей, среди которых было немало беженцев^[153]. Первый взнос в кассу организации сделал сам президент Хабьяримана, выделивший на покупку униформы и транспортных средств 500 тыс. руандийских франков^[154]. В 1992 г. свою милицию импузамугамби, хотя и значительно уступавшую интерахамве по численности, создала также КЗР. Интерахамве и импузамугамби были вооружены, проходили военную подготовку и рассматривались как вспомогательная сила руандийской армии. Военные и гражданские власти по всей стране контролировали обучение милиционеров, в том числе в военных лагерях, и обеспечивали их оружием^[155]. Интерахамве и импузамугамби тесно сотрудничали: они вместе участвовали в акциях против тутси и оппозиционных политических деятелей, правозащитников и журналистов.

«Эскадроны смерти» действовали в Руанде с 1991 г.^[156] Руководила ими группа, именовавшая себя «драконы» («абакози»)^[157], которые, по всей видимости, были членами «Аказу», но возможно также, что «эскадроны» представляли собой одно из подразделений АМАСАСУ, поскольку главными «рулевыми» этой сети, которая насчитывала более 76 членов, являлись радикально настроенные офицеры – Багосора, Кабилиги, Нтабакузе, Нсенгийюмва, Серубуга, Сагатва, Рвагафилита, командующий президентской гвардией Леонард Нкундийе и др^[158]. По данным, полученным руководством Миссии ООН в Руанде в начале 1994 г., именно Багосора был ее «сердцем»^[159]. Задача таких «эскадронов» заключалась в том, чтобы ликвидировать наиболее опасных противников этнократического режима, создать атмосферу страха на всех уровнях руандийского общества, углубить противоречия между оппозиционными группировками, сорвать и дискредитировать процесс демократизации.

В отличие от АМАСАСУ, «эскадроны смерти» представляли собой небольшие группы хорошо обученных людей, которые должны были исполнять приказы «драконов»^[160]. Они существовали не только в столице, но и в других городах страны. По некоторым данным, рядовой состав «эскадронов» рекрутировался, по крайней мере частично, из солдат парашютного батальона и членов президентской гвардии; в них также входили отдельные интерахамве^[161]. Одной из форм деятельности «эскадронов» стали похищения и пытки противников режима. Оппозиционно настроенного журналиста и музыканта Бонифаса Нтавуйирушинтеге били молотком по коленям и плетью по ступням ног так, что с них сошла кожа^[162]. Одну журналистку в присутствии Багосоры пытали током, чтобы вырвать у нее обещание не писать статей с критикой режима^[163]. Политиков умеренного толка убивали чаще всего в результате террористических актов, используя яд или инсценируя грабеж со стрельбой. Но самый главный вклад «эскадронов смерти» в подготовку геноцида 1994 г. заключался в разжигании этнической ненависти к тутси и провоцировании кровавых вспышек этнического насилия. Именно «эскадроны», действовавшие по указаниям «драконов», организовали нападения на тутси в Мурамби в конце 1991 г., в Бугесере в марте 1992 г., в Кибуйе в августе 1992 г. и «микрогеноцид» багогве в январе – феврале 1991 г.^[164]

В феврале 1993 г. Багосора предпринял первую попытку создания сил ГС из женатых мужчин, «которым есть, что защищать», а также заслуживших доверие людей из числа беженцев. Они должны были получать военную подготовку по месту жительства/пребывания, а в качестве инструкторов планировалось использовать или коммунальных полицейских, или отставных военных. В каждой коммуне предполагалось создать отряд из шестидесяти ополченцев. Треть личного состава сил ГС следовало вооружить ручными гранатами, винтовками и автоматами Калашникова, остальных (ввиду нехватки огнестрельного оружия) – копьями, луками, стрелами и мачете. Однако министр обороны Гасана воспротивился этому замыслу. Но накануне заключения Арушского соглашения экстремисты активизировались и вынудили Гасану 20 июля 1993 г. уйти в отставку^[165], что позволило членам АМАСАСУ в конце 1993 – начале 1994 г. развернуть деятельность по созданию ГС^[166]. К весне 1994 г. она распространилась на префектуры Кигали, Сельское Кигали, Бьюмба, Рухенгери и Гисеньи^[167], которые рассматривались как наименее защищенные от нападений РПФ и происков его агентов. Главными задачами сил ГС были: 1) обеспечивать безопасность населения; 2) вдохновлять его на защиту страны от нападений отрядов РПФ; 3) охранять государственную инфраструктуру и собственность; 4) получать информацию о действиях и присутствии врага в каждом населенном пункте; 5) доносить об агентах и сообщниках врага; 6) нейтрализовывать любую вражескую акцию до вмешательства вооруженных сил; 7) исполнять функцию «антенн» для армии и национальной жандармерии^[168]. ГС имела вертикальную иерархическую структуру, которая пронизывала все территориально-административные уровни от национального до секторального; руководил ею Национальный координационный комитет во главе с министром внутренних дел; в него также входили министр обороны и начальник ГША^[169]; фактическим ее главой был Багосора. Основным источником формирования сил ГС были «молодые люди из политических партий с республиканскими убеждениями» и добровольцы; их подготовкой занимались жандармы, коммунальные полицейские и резервисты^[170]. Члены ГС рассматривали себя как теневую армию, создаваемую ввиду «разоружения» официальной армии в результате Арушского соглашения. Система ГС позволяла АМАСАСУ и «Аказу» координировать деятельность интерахамве и импузамугамби и осуществлять массовую военно-политическую мобилизацию гражданского населения^[171]. Основным их оружием были мачете, которые в больших количествах закупались за границей. С января 1993 по март 1994 г. в Руанду под непосредственным патронатом «Аказу» (особую роль в этом играл родственник президента Фелисьен Кабуга) была импортирована приблизительно 581 тыс. мачете – количество, достаточное для вооружения одной трети взрослых мужчин хуту^[172]. Тот факт, что силы самообороны имели преимущественно традиционные виды оружия, возможно, указывал не только на нехватку огнестрельного оружия, но и на то, что главной их мишенью считались гражданские противники внутри страны, а не боевые подразделения РПФ^[173].

Таким образом, к весне 1994 г. в Руанде уже был создан разветвленный механизм с целью массовой мобилизации хуту, который мог быть использован для физической ликвидации нелояльных политических групп (полицида) и для геноцида тутси. Одновременно разворачивалась идеологическая подготовка геноцида. Были созданы новые СМИ, нацеленные на разжигание этнической ненависти^[174]. Еще в мае 1990 г. появился радикальный журнал «Kangura». Его создателем и главным редактором стал один из основателей КЗР Хасан Нгезе. В финансировании «Kangura» принимали участие военная разведка, а также ряд деятелей правящей партии – лидер интерахамве Кажуга и генеральный секретарь НРДДР Нзирорера. Журнал имел тесные связи и с «Аказу» (через Нзирореру и Рвабукумбу), и с АМАСАСУ (через Багосору). 8 апреля 1993 г. по инициативе Фердинанда Нахиманы, бывшего директора Руандийского информационного агентства, была основана радиостанция «Свободное телерадио “Миль колин”^[175]» (СТМК), которая начала вещание в июле того же года. Среди 50 основателей станции было 39 членов НРДДР и 2 члена КЗР. Руководящий комитет из шести членов возглавил Фелисьен Кабуга. Главным редактором в июле 1993 г. был назначен Гаспар Гахиги. Самыми крупными акционерами СТМК являлись президент Хабьяримана, Кабуга, Нзирорера и Багосора. Роль главных идеологов выполняли Нахимана и Жан-Боско Бараягвиза.

Главная задача, которую выполняли «Kangura» и СТМК – демонизация образа тутси. В декабре 1990 г. «Kangura» опубликовала «Десять заповедей хуту»^[176] – своеобразный «Символ веры» экстремистов хуту, носивший открыто расистский характер. Одним из его мотивов стала идея о недопустимости расового смешения хуту и тутси и любых иных отношений с тутси. «Ключевые посты – политические, административные, экономические, военные и в органах безопасности, – говорилось там, – должны доверяться бахуту»^[177]. «Вооруженные силы Руанды должны состоять исключительно из хуту»^[178]. Начиная с февраля 1991 г. на титульном листе «Kangura» фигурировало заглавие: «Голос, который будит и защищает народ-большинство» (people majoritaire); сам Нгезе называл свою газету «Голос хуту».

«Kangura» внушала читателям мысль, что тутси готовят геноцид хуту, причем такого масштаба, чтобы «не осталось выживших». «Kangura» уверяла, что тутси – истинные правители Руанды: «…50 % правительственных чиновников – тутси. В частных компаниях и корпорациях они составляют 70 %, в международных организациях и посольствах их более 90 %, причем на самых важных постах, тогда как их число не превышает 10 % всего населения»^[179]. Журналисты СТМК в духе нацистской антиеврейской пропаганды также постоянно говорили о несправедливом распределении богатства и экономических привилегий в пользу тутси и в ущерб хуту. 25 октября 1993 г. Ноэль Хитимана сообщил в эфире: «Сегодня утром мне позвонили, кстати, это была женщина. Она просила меня не говорить по нашему радио СТМК, что тутси владеют 70 % такси в этой стране… Я ответил ей, что никто не может помешать тому, чтобы эти данные стали известны». 17 декабря 1993 г. Кантано Хабимана восклицал: «Хотя они [тутси] говорят, что с ними обращаются несправедливо, именно они богаты. Некоторые люди видели список клиентов Сберегательного банка, и они утверждают, что большинство из них как раз тутси или даже женщины тутси»^[180].

В месяцы, непосредственно предшествовавшие геноциду, «Kangura» стала активно муссировать идею о том, что новое нападение РПФ неизбежно спровоцирует резню невинных тутси внутри страны, ответственность за которую ляжет на инкотаньи. «Если инкотаньи начнут убивать нас, – писал Нгезе, – истребление станет взаимным»^[181]. Благодаря своему экстремистскому и сенсационному характеру сообщения «Kangura», по выражению одного очевидца, «распространялись, подобно огню»^[182]. Столичный прокурор Франсуа-Ксавье Нсанзувера даже назвал ее «колоколом смерти»^[183].

Те же мотивы доминировали в передачах СТМК. Его сотрудники активно развивали тему о намерении тутси вернуть власть, утраченную в 1959 г. – 16 % содержания всех передач^[184]. В эфире периодически звучала печально знаменитая песня популярного эстрадного певца Симона Бикинди «Я ненавижу хуту», ставшую «гимном массовых убийств»: в ней о хуту, сотрудничавших с РПФ, говорилось как о «хуту, которых купили, чтобы убивать». СТМК проповедовало необходимость организации самообороны большинства (хуту) и предупреждала РПФ, что в случае возобновления им военных действий пострадают мирные тутси.

Кристаллизации образа тутси как исконных врагов хуту способствовали, однако, не только пропагандистские усилия правящей элиты – они падали на благоприятную социально-психологическую почву, канализируя глубокое социально-экономическое недовольство рядовых хуту против мнимых «виновников» их бедствий. Следовательно, в нарастании конфликта «этносов» свою роль сыграли и потребность правящего режима в политическом выживании, и потребность основной массы населения в физическом выживании.

Демонизация тутси в общественном сознании хуту сочеталась с демонизацией их «сообщников» (ibyitso), в роли которых выступали хуту – сторонники оппозиции. И «Kangura», и СТМК периодически публиковали списки «инкотаньи и их пособников», фактически призывая население самостоятельно «разобраться» с «врагами нации». Особые усилия экстремистские СМИ направляли на дискредитацию лидеров умеренной оппозиции, в том числе Твагирамунгу, Увилингийиманы и Ндасингвы. Именно в этот период генетическая связь между авторитаризмом и этнократией проявилась наиболее отчетливо. По сути дела, «этнический критерий» утратил монополию при определении понятия «враг», давая место другим критериям – политическому и отчасти социально-экономическому. В образе врага соединялись и «этнический» враг всей общины хуту – тутси, и политический враг правящей элиты – оппозиция, и социальный враг фрустрированных групп – имущие. Расширение образа врага, наличие в нем разных, порой противоположных характеристик, безусловно, способствовали дерационализации насилия и выходу его из-под контроля и за рамки «социально приемлемой» модели. Однако до определенного момента потенциальная возможность этнического взрыва сдерживалась рядом социально-политических «предохранителей», и прежде всего самой природой этнократии: полная ликвидация подавляемого этноса, этноса-врага, наличие которого позволяет постоянно поддерживать самоидентификацию господствующего этноса, была чревата разрушением этнократического порядка, ибо уничтожалась сама основа (и политическая, и идеологическая) его существования.

Тем не менее уже в конце 1990 – конце 1993 гг. страну захлестнула волна пока еще локальных погромов и убийств, направленных против тутси, самые крупные из которых можно назвать «микрогеноцидами» (17, по подсчетам Дефорж^[185]); число их жертв превысило 2 тыс. человек^[186]. Наиболее массовыми стали резня тутси в коммуне Кибилира (Гисеньи) в середине октября 1990 г. и в регионе Бугесера в марте 1992 г., а также багогве (одна из подгрупп тутси) в нескольких коммунах префектур Гисеньи и Рухенгери в конце января – середине марта 1991 г.^[187] Эти «микрогеноциды», однако, были ограничены районами, где были сильны позиции НРДДР, велика доля тутси и высока плотность населения^[188]; 14 из них произошли в Рухенгери и Гисеньи^[189]. Как правило, «микрогеноциды» осуществлялись по одной и той же модели: распространяется слух, что тутси убили или намереваются убить хуту; появляются «идеологи», подстрекающие местных хуту к резне тутси; экстремистски настроенные представители власти организовывают «митинги ненависти»; молодежь и интерахамве отправляются грабить и убивать тутси, не щадя ни женщин, ни стариков, ни маленьких детей. Убийства совершались как форма «умуганды» – обязательного коммунального труда, который был институционализирован в 1975 г. Хабьяриманой, что позволяло местным властям проводить оперативную мобилизацию крестьянского населения^[190]. Обычно нападения на тутси были согласованы с центральной властью, с окружением президента^[191]. «Военные руководители, – считает Дэвид Ньюбери, – вынесли два урока из этого опыта: что такие акции осуществимы и что они не вызывают серьезной реакции со стороны зарубежных государств»^[192].