Беглец нырнул под состав,
Пальцев коснулись колеса,
На реке стоит ледостав,
Сгоревшая яхта у плеса.
Белая длинная яхта,
Дым висит над кормой,
Ночная больничная вахта,
В коме лежит больной.
За вагон зацепилась одежда,
Остались на рельсах два пальца,
Душу согрела надежда,
Не нужны заключенному пяльца.
Яхта горела всю ночь,
Лиха досталось подонкам.
Отомстил за погибшую дочь,
Прошелся по многим шконкам.
Подтянулся здоровой рукой,
Ноги закинул на ось,
Короткий явился покой,
Продувало ветром насквозь.
На подъеме стучали колеса,
Сбавили резко ход,
Скатился быстро с откоса,
Поезд ушел в поворот.
Сгоревшая белая яхта,
У плеса стоит беглец,
Больничная длинная вахта,
На воду смотрит отец.
Жизнь прожил на две трети,
Написана длинная повесть,
За многое был в ответе,
Мучила часто совесть.
Как с почты идут извещения,
Выплывали в сознании грешки,
Просил он за них прощения,
Это были только вершки.
Мерещился белый экран,
Криминальное крутили кино,
Возникали корысть и обман,
Уходил с вещами в окно.
Принудил в юности девушку,
Умоляла не трогать, просила…
Он готов был разбить башку, –
Просьбу скомкала сила.
Прошлое лишало покоя,
Не прочесть даже повести,
Может, пришла паранойя,
А, может, приступы совести.
Решился идти на исповедь,
Грехи написал на бумаге,
Не прятаться больше за изгородь,
Набрался силы, отваги.
На высокий поднялся мост,
Вверх поднимала сила,
На просторах – Великий Пост,
Смело шагнул за перила.
Прожита жизнь на треть,
Не ставятся в храме свечи,
Согрешить еще можно успеть,
О покаянии нету речи.
Посмотрел на высокое небо,
Невозможно с грехами жить,
Большим злодеем он не был,
Но не мог прощения просить.
Заранее закрыл глаза,
Пробежала по телу дрожь,
Пронеслась за лесом гроза,
Крупный закапал дождь.
Он лежал на мокром шоссе,
Машина сбила, – решили,
Жизнь бушевала во всей красе,
Люди смеялись, грешили.
К сердцу прижал бумагу,
Боялся расстаться с грехами,
Никто не оценит отвагу,
Гром прогремел верхами.
Мне прощения не надо,
Мне бы жбан веселой браги,
Здесь тюремная ограда,
Здесь поймут меня бродяги.
На дело шли гурьбой,
Порой хрустели косточки,
Все делили меж собой,
Костыли и тросточки.
Двадцать восемь паспортов,
Все как один – чужие,
На пирсе западных портов
Кореша свои служили.
На ценные вагончики
Наносились мелом точки,
Выгружали на перрончики
Ящики, мешочки.
Под покровом ночки
Дремали наши кореша,
Мешки, ящики и бочки
Увозили, не спеша.
Года пятидесятые,
Застойный криминал,
Бараки сплошь дощатые,
Бандитский сериал.
Прокололися подельники,
Сколь веревочке ни виться,
Знали, будут понедельники,
В неволе будем бриться.
На страницах книги мудрой
Все про внутренний вопрос,
Красит дама пудрой
С похмелья красный нос.
Летят, как с фронта сводки
(Врага стремится лава),
В пути машины с водкой –
Крепить быстрей прилавок.
Толпа вкатилась в зал,
С ментов летят пилотки,
Кто глупости сказал,
Что в России нету водки?..
От водки много зла,
Вгоняет в стресс и кому,
Решила новая метка
Объявить войну спиртному.
Страна не вышла из запоя,
С утра – похмельная болячка,
В головах от перепоя
Бродит белая горячка.
Ходят винные талоны,
Пьют любую гадость,
Дихлофосные баллоны
Алкашам являют радость.
Две бутылки в руки,
Чтоб не разевали часто рот,
Чтоб исчезли глюки,
Чтоб просветлел народ.
Стаканов слышен звон,
Только плотно закуси,
Не пройдет сухой закон,
Вечно пили на Руси.
В корне ошибаются историки:
Россия – родина пирамид.
Готовы подопытные кролики,
Пока веселый, трезвый вид.
Среди вертлявой публики
Прорицатели, гадалово,
Сменили блат на рублики,
Разводы и кидалово.
В стране сплошные пирамиды,
По ветру деньги дует,
Разворовали деньги гниды,
Назад получишь х…
Пирамиды гранями на запад,
Пустой кассой на восток,
Не берут ищейки запах,
Короткий больно поводок.
Перепутали все карты,
Исчезли главные тузы,
Голодовки и инфаркты,
В болоте ползают низы.
На солнце сохнут стебли,
Остудят день закаты,
Стоят живые кегли,
С годами выцвели плакаты.
Готовы красить и белить
Виртуальное жилье,
Только б ордер получила,
Найти прогнившее жулье.
Общение – сплошь знакомые,
Получит каждый богадельню,
Успокойтесь, насекомые,
Сегодня понедельник.
У московских обывателей истерика,
Страх охватывает массы,
Грабит Пашка Америка
Магазины, квартиры и кассы.
Пашке нравилось Чикаго,
Любили гангстеров в народе,
Охраняла важная бумага,
Служит Пашка моде.
Америка – московский модельер,
Ночью – безжалостный налетчик,
Не принимает милиция мер,
Налеты накручивает счетчик.
Отведена большая роль
В списке авторитетов роковых,
Пашка Америка – король
Конца лихих сороковых.
Сгубила Пашу карманница,
Сцена любовная постельная,
Предала его избранница,
Испугала статья расстрельная.
Наболтали Пашке четвертак,
Чтоб забыл надолго Националь,
В промерзший лагерный барак
Понесли этапы вдаль.
Занесло на сахалинский берег,
Падал пушистый мягкий снег,
У берегов двух Америк
Потерялся Пашкин след.
Родилась Сура под Варшавой
В еврейской серой голытьбе,
Воровской обласканная славой,
Соня очень нравилась себе.
Девушка простая Сура
Не хотела жить спросонья,
Привлекала девушку халтура,
По душе ей имя Соня.
Жизнь казалась пошлой,
Бросила родного мужа,
Рассталась смело с прошлым,
В душе гуляла стужа.
Воровала с улыбочкой, красиво,
Без насилия, страха и крови,
Была в этой жизни сила,
Соня не хмурила брови.
Дерзкие кражи и шмоны,
Чистила Соня карманы,
Ждали Соню прогоны,
Любовь, тоска и обманы.
Сонька – золотая ручка,
В восторге малина воровская,
Червонцев золотая кучка,
Сонька, фартовая такая.
Разводила смело господина,
Лохи, господа бездельники,
Золота досталась половина,
Половину заберут подельники.
Сонька – золотая ручка,
Ювелиров, торгашей гроза,
Соня – дьявольская штучка,
Черные цыганские глаза.
Кража – сладостный наркотик,
Пожар, бушующий в крови,
Умело брошенный дротик,
Признание в горячей любви.
Соня прошлась по Европе,
Грустила у тихой воды,
В воровском безумном галопе
Оставляла всюду следы.
Объявилась воровка в Одессе,
Красиво закрыла страницу,
Сообщалось в местной прессе,
Отправили Соню в столицу.
Не тащила последнее Соня,
Не крала у бедных людей,
Ограблен огранщик Моня –
Ростовщик, хапуга, злодей.
У женщины было кредо,
Цели поставлены три:
Дети, любовь и победы,
Несгибаемый стержень внутри.
Судили открыто воровку,
Развеяло следствие тучки,
Накинули Соне веревку,
Золотые связали ручки.
Соню ждет Сахалин,
Огласили суровую долю,
У сердца спрятан ребенок,
Надеется каждый на волю.
Будет побег впереди,
Суровая будет отдача,
Устало сердце в груди,
Отвернулась от Сони удача.
Темный, холодный подвал,
Кандалы на Сониных ручках,
Трехлетний привал суровый,
Сахалинское небо в тучках.
Острога ветхого остов
В прошлое нас зовет,
Стал ей могилкою остров
На память о Соне живой.
У прокурора жена – судья,
В постели принимают решения,
Не поможет невиновному скамья,
Отклонят вежливо прошения.
Далеко бегать не надо,
Решение лежит под боком,
Невиновный сидел за оградой,
Мелким отделался сроком.
Вещает секретарь демагог
Про наш независимый суд,
Бедолаге готовят урок,
Отсиженный срок дадут.
Защищать честь мундира
До последнего будет законник,
Другу нужна квартира,
Сядет надолго заходник.
Осудить задумали банду,
Стали факты вдруг зависеть,
На халяву жрали баланду,
Мне жалобы будут писать.
Невиновным – Сибирь и стужа,
Муж нашептал приговор,
В постели большая лужа,
Утром хорош прокурор.
Жена не подставит мужа,
Подумаешь, невиновный сидел,
В отношениях не появится стужа,
Не зря муженек потел.
Нужный огласит приговор
Судебно-прокурорский трест,
Не нарушит судья договор,
Бесполезно писать протест.
Отволок пятерик незаконно
В порядке, скорей, назидания,
Прокурор отвечает казенно:
«Были на то основания».
Пишу лихому писаке:
Состава нет преступления,
Понятно бродячей собаке –
Надо прислать извинения.
Прыщ отвечает в мундире,
Из сталинской вышел шинели:
«Ты мишенью был в тире,
Мажут иногда по мишени».
В прокуроры идут кровожадные,
Законы здесь не при чем,
Судьи лишают неладные
Главным стать палачом.
Не давят погоны на плечи,
Слаба прокурорская честь,
В суде сомнительные речи,
Лицемерных наветов не счесть.
Покажите мне прокурора,
Который скажет в суде:
«Ваша честь! Не того судим вора,
Сажают его по вражде».
Пена катит изо рта,
Невиновного надо прибить,
Нет у обвинения креста,
Любой ценой посадить.
У законников свой чердак,
Все замкнулось на крыше,
Прокурор в суде, как дурак, –
Посадить приказали свыше.
Наехал плотно рейдер
На жирный, лакомый кусок,
Сгребает в кучу грейдер
Золотой рассыпанный песок.
Наглые проходят поглощения,
Наметит контур рейсфедер,
Мягко прошло хищение,
Неподсуден хищник рейдер.
Заводы глотают акулы,
Готовы всегда пионеры,
Сводит от страха скулы,
Разинули рты акционеры.
Бросит рейдер лимон
На подкуп, охрану, захват,
Прибыли получит вагон,
Огромен жирный охват.
Захватил поля и пашни,
В район несется конник,
Снесли водовзводную башню,
Молчит местный законник.
Получил законник мзду,
Ставит сельчанам препоны,
Не может накинуть узду,
Под рейдеров точит законы.
Бедолаги ходят по кругу,
Их объявили врагами,
Недвижимость продали другу,
Судиться будут годами.
Умер тихо Марик,
Привычный не нарушил быт,
В руках держал словарик,
Учил пацан иврит.
Сидел за кражу Марик,
Ограбил будто дачу,
Хилый, щупленький очкарик
Попал под полную раздачу.
Портит графики висяк,
Признаки – царица доказательств,
Запорет следствие косяк,
Не счесть пыток, издевательств.
Писал надзору жалобы:
Закралась здесь ошибка;
Читали жалобы жлобы,
Блуждала хитрая улыбка.
Жало пишут тонны,
Шлют ответы под копирку,
Не устранит надзор препоны,
До звонка не снимут бирку.
Кому ты нужен, Марик?
Оставил злобный мир,
Погас один фонарик,
Твой папа не банкир.
Глотал малышка гадость –
Стекло, железо, гвозди,
Попасть в больничку – радость,
Как сходить на воле в гости.
Висят покойника штаны,
Бычки в карманах телогрейки,
Живем под знаком Сатаны,
Жизнь не стоит ни копейки.
Прочтет раввин Талмуд
В далекой тихой синагоге,
На погосте кол вобьют,
Не вспомнят здесь о Боге.
О проекте
О подписке
Другие проекты