Отметив выше ряд негативностей, возникших в ходе исторического развития социума, позволю себе – чтобы, опять же, не быть голословным – сослаться на собственный опыт восприятия некоторых (личных) негативностей, которые натолкнули на соответствующие действия.

1). С чего все началось, так это с того негативного фактора, что нет знания о том, что такое красота. И, как потом обнаружилось, красота есть проявление нами воспринимаемой – по большей части на бессознательном уровне – идеи, заложенной художником в произведение искусства того или иного рода. (Об этом в нашей книге «Метафизика возникновения новизны», Главы 2-4).

Отсюда прямая дорога к тому, чтобы разобраться в самой идее:

– какое воздействие на наши чувства и ум оказывает понимание смысла, положим, эстетической идеи, или внове явленной в наше сознание инсайтной идеи технического или научного характера,

– какова её (идеи) структура,

– в какой функциональной связи находятся элементы (сущие), её составляющие,

– когда и в каких видах мышления и на каких этапах обнаруживаются те или иные её элементы,

– что является «главным» сущим при создании идеи,

– с помощью какого сущего осуществляется «работа» самой идеи,

– каким должен быть результат этой «работы»?

Ответы на эти вопросы были нами изложены как в указанной выше книге, так и в Статьях, опубликованных в Интернете.

2). Другим негативным фактором стала Потребность разобраться в том, что такое изобретение, в чем его смысл и что является действенным элементом в самой формуле изобретения? И, как оказалось, смысл изобретения в том, чтобы обнаружить, исходя из смысла заложенной туда идеи, то недостающее искомое сущее, идеальный вид которого нам надо сначала сформировать в своём уме-представлении, а затем по его идеальному образцу и по определённой технологии изготовить материальное его воплощение в виде подручного средства, которое и является так называемым предметом изобретения. А вот имея последнее, мы уже можем осуществлять смысл изобретения путём внедрения его в практику жизни.

3). Следующим негативным фактором стало уже, опять же, личное желание распространить методологию технического изобретения на «изобретение» любого вида Новизны: научной, нравственной, социальной, эстетической, религиозной, Природной и т. д. И, как нами было обнаружено, любой вид Новизны возникает по одной и той же методологии:

– выявляется определённый комплекс исходных сущих, на основе которого создаётся идея;

– манипулирование этими сущими и взаимосвязями между ними приводит к инсайтному явлению самого смысла идеи в наше сознание;

– далее, в процессе раскрытия этого смысла формируется определённого вида искомое сущее,

– материализация которого приводит к тому, что с помощью последнего – в виде подручного средства –

– уже можно осуществлять в социуме новый род деятельности по изготовлению нового вида Продукции.

4). Ещё одним негативным фактором стала заинтересованность в вопросе, не причастно ли возникновение Новизны к тому, что в философии принято называть Бытием? (Ведь Бытие как основной вопрос философии есть вопрос существования всего сущего, а возникновение Новизны есть то, чем «питается» все внове создаваемое и далее существующее сущее).

От этого вопроса прямая дорога к тому, что Бытие «создаёт» Необходимость, (Нужду, по Хайдеггеру) в обновлении. И эта, последняя, проявляется, как нами было предположено, через негативные факторы, способные воздействовать на чувства и ум человека, способного их воспринимать и соответствующим образом на них реагировать. А действенным способом реагирования является создание идеи-истины соответствующего вида, того вида, который отвечал бы на запрос самого социума, «произведённый» в процессе События-1, то есть в процессе самоорганизации «ткани» социальной материи.

5). Далее, исходя,

– во-первых, из действенной способности человека создавать идеи,

– а во-вторых, из тех весьма ощутимых интеллектуальных ощущений, которые сопровождают спонтанное проникновение смысла идеи в наше сознание,

возникло подозрение (как негативный фактор), что Необходимость раскрытия смысла спонтанно возникшей идеи и оформления его в каких-либо знаках культуры, стало в глубокой древности, по крайней мере, одним из стимулирующих факторов (побуждением) к развитию речи как языка, дающего наименования (существительные) предметам, и тем действиям (глаголы), которые мы должны производить с этими предметами.

6). Ещё одним негативным фактором стала неопределённость в вопросе самого Бытия:

– является ли оно само «источником развития» всего того, что существует в этом Мире,

– или в основе того, что названо Бытием, лежит какой-то процесс, – свойственный любой живой и неживой материи – о котором мы мало чего знаем, но который лежит в фундаменте всего сущего.

И, как мы полагаем, таким процессом является самоорганизация материи любого вида: космической, Природной, социальной, физической, химической, нейронной, геномной и т. д. (Более подробно об этом в Разделах 10 и 15). И на эту идею натолкнуло то, что наша способность создавать идеи основана на способности живой нейронной материи нашего мозга спонтанно самоорганизовываться в актах инсайта (озарения, прозрения) и выдавать готовые смыслы идей в наше сознание.

А решающим фактором в таком взгляде на материю стало знакомство как с работами И. Пригожина с сотрудниками, так и с нейрофизиологическими экспериментами, изложенными в книге С. Деана «Сознание и мозг. Как мозг кодирует мысли». Более того, к этому же подвигло множество проведённых в последнее время экспериментов по исследованию эффекта «Ага» («Aha»!), который возникает при внезапном понимании сути ранее непонятной ситуации, и который авторы этих опытов связывают с озарением и инсайтом.

Но если такая самоорганизация свойственна и неживой, предметной материи, – как, положим, при возникновении неустойчивости Бенара, «химических часов», галактик и т. д. – то тогда, по аналогии со спонтанной самоорганизацией нейронной материи нашего мозга в актах инсайта, вполне можно предположить, что акт спонтанной самоорганизации материи любого вида является «умственным» актом самой материи. (Об этом далее в разделе 10). Поскольку в этом акте возникает такая же Новизна, какая возникает и в процессе продуктивной деятельности нашего мозга.

Как видим, негативности личностного характера могут исходить от самого человека. Но они имеют исследовательский характер, характер «прощупывания» того направления, в котором может – или не может – пойти развитие или познание той или иной системы.

Но следует тогда выделить ещё один вид – и вид достаточно многочисленный – негативностей потребительского характера, характера избыточного приобретения того, что не является необходимым в жизнеустроении как человека, так и самого социума. И эти негативности можно было бы назвать лже-негативностями, теми, что вводят в заблуждение и самого человека и сам социум, поскольку они входят в противоречие как с тем, так и с другим. (Но об этом ниже в Разделе 13, пункты 5-8).

Вот те всего лишь некоторые негативности, которые могут возникнуть как на уровне исторического развития социума в целом, так и на личностном уровне отдельного продуктивно мыслящего человека. Как видим, Нужда и генерируемые «тканью» социальной материи негативные факторы являются движителем развития социума в том или ином направлении. Развиваться может только та открытая система, у которой есть Нужда в обновлении. А поскольку Нужда (как Бытие) свойственна всему существующему, то нет того, что бы не развивалось. И об этом свидетельствует развитие материи на всех уровнях её существования.

6. Что такое истина, по Хайдеггеру?

1. Положения, из которых исходил Хайдеггер в своём понимании, что такое истина.

Исходя из предложенной нами во Введении трактовки всего лишь некоторых терминов Хайдеггера, уже можно сказать, из каких положений он исходил в своём понимании, что такое истина. И таковых положений, на наш взгляд, три.

1. Истину нельзя выдумать – она должна явиться нам сама.

2. Явление её должно быть внезапным.

1. «Форма», в которой она должна явиться – это форма самосокрытия самой себя.

Поясним сказанное.

1. Истину нельзя выдумать потому, что её нельзя создать путём последовательного рационального, логического мышления. Создание её – прерогатива мышления иррационального, инсайтного, того мышления, к которому причастна спонтанная самоорганизация нейронной материи нашего мозга.

2. Спонтанная же самоорганизация, возникающая в нашем бессознательном на уровне материальных нейронов нашего мозга, не сообразуется с нашим идеальным сознанием – она не доводит до сознания факт своей готовности предстать пред очи нашего сознания. А потому явление истины из бессознательного (уже в виде смысла идеи)  в наше сознание всегда внезапно.

3. Далее, явившись в сознание в виде, как мы полагаем, «голого» смысла, то есть смысла, не облачённого в одеяние культурных знаков, эта истина должна быть раскрыта, то есть оформлена в эти общепонимаемые знаки.

Но здесь всё не так просто. Не так, чтобы мы могли сразу же либо изложить этот смысл на бумаге, либо поделиться этим только что явленным смыслом с кем-либо из окружающих. Дело в том, что явившийся в наше сознание на краткое время смысл идеи имеет неумолимую тенденцию забываться в те моменты, когда мы, отвлекаясь от этого смысла, пытаемся подобрать в нашей памяти те слова, которые бы адекватным образом могли его выразить, то есть облачить в одеяние слов и выражений.

И это попеременное обращение то к вспоминаемому нами смыслу, то к словам, его выражающим, это и есть то, что Хайдеггер характеризовал как процесс явления самой истины, смысл которой способен самоскрываться в том просвете, в котором он же является в наше сознание. (И, как можно себе представить, этот же процесс у Бергсона именовался «длительностью» потока сознания).

Об этом же, о самосокрытии истинного знания («истинного мнения») знал уже Платон, который уподоблял ускользающий смысл идеи Дедаловым статуям, которые, в силу совершенства своего изготовления, способны были незаметным образом самопроизвольно исчезать с того места, где были поставлены. И это представление об истине как не-сокрытости (а-летейе), как о том, что само себя являет, было уже достоянием Античности.

Более того, как полагал Хайдеггер5, уже у Платона произошла переориентация, а вместе с ней и «девальвация» древнегреческой истины как не-сокрытости (а-летейи) в истину как правильность высказывания человека. Но почему произошла столь существенная и столь незаметная метаморфоза? Скорее всего, потому, что вместо того чтобы быть самой собой, ни от чего независимой, она, истина, стала достоянием человеческого разума.

Но почему она вдруг там оказалась? Да только потому, что у Платона она была «превосхождена» идеей Блага (как идеей всех идей), той идеей, которая оделяет несокрытостью все, что оказывается в его (Блага как солнца) свете. Так что истина как не-сокрытость оказалась под «игом» идеи. Потому что только с идеей (как образцом) человеческий разум теперь может сверять, может сопоставлять свои суждения о правильности и неправильности собственных представлений о тех или иных объектах действительности.

Можно сказать, что с «передислокацией» древнегреческой истины как несокрытости из сферы самоосуществляющегося и ничем не определяемого Бытия в сферу, определяемую человеческим разумом и восприятием, антропоцентризм сразу же, незаметно и без боя, завладел территорией философии. Уже у Аристотеля истина как соответствие и правильность берёт бразды правления в свои руки. Изменяется сам масштаб мышления. Если раньше истиной было то, что самовозникает и кажет само себя, не сообразуясь ни с чем человеческим, то теперь главенствующим стал принцип «своя рубашка ближе к телу», а потому только через разум человека будет определяться, что истинно, а что ложно. Человеческий разум стал мерилом всех ценностей. И даже «расположение» идей, ранее определённое Платоном в занебесном царстве, у Аристотеля – в виде форм – переместилось в то, что всего ближе к человеку, то есть в сами вещи, все свойства которых определяются этими формами.

Но Хайдеггер не соглашался с приписываемым ему пониманием истины как несокрытости. (Он не раз заявлял, что «истина не просто просвет, а как раз просвет для само-сокрытия». См.: «К философии. О событии». стр. 429)). Ведь несокрытость предполагает всего лишь то, что истина это то, что вышло из ранее бывшего сокрытым (леты) на свет обнаружения своей сущности (алетейи). А таковым может быть, просто-напросто, нечто ранее уже известное, а потом забытое. Да к тому же несокрытость должна быть наполнена каким-то существенным (сущностным) содержанием. Но с этим, последним, у Хайдеггера были большие проблемы, о которых речь у нас будет идти ниже в пункте 3.

Для Хайдеггера же принципиально важным было показать абсолютную Новизну смысла внове явленной истины. А таковая может быть представлена не только своим оригинальным смыслом, но и – в первую очередь, что особенно важно! – формой (можно сказать, манерой) своего предоставления. И эта форма характеризуется попеременным явлением в наше сознание то своего готового смысла (истины), то тех подбираемых нами слов, которые могли бы его выразить.

Но все дело в том, что наше продуктивное мышление устроено таким образом, что способ именно такого предоставления истины может исходить только из одного единственного случая, того случая, когда она, истина, является не путём последовательно происходящего логического мышления, а путём спонтанного образования в нашем бессознательном – то есть, на уровне нейронов нашего мозга – такого целостного «комплекса», внезапное (инсайтное) «проявление» которого на уровне нашего сознания вдруг сразу же оказывается самим смыслом нашей истины (то есть идеи).

Вот откуда доверие Хайдеггера к истине, образованной в результате спонтанной самоорганизации материи наших нейронов (смотри ниже Примечание 2), а не к той «истине», которая явилась результатом обыденного логического мышления и стала «соответствием мысли предмету» (истина, по Декарту). Первую мы не можем измыслить – она даётся нам свыше, единомоментно, единожды и в оригинальном исполнении. Вторую же мы можем «изготовить», исходя из наших представлений, а таковых может быть и во множестве и в самом разном виде, что не является характерным для истины. Истина незыблема – она даётся единожды как дар, а не как обыденное подношение.

Правда, справедливости ради следует отметить, что для того чтобы быть удостоенным такого дара, наше мышление должно изрядно потрудиться над разрешением интересующего нас вопроса на предварительном этапе рефлексии-1, который может растянуться на долгие времена. Можно сказать, истина это дар, но этот дар даётся не даром – за него надо заплатить, в буквальном смысле, муками творчества, то есть испытанием «на прочность» множества разного рода приходящих нам на ум гипотез.

Так что истина возникает только через самоорганизацию, потому что только самоорганизация одаряет нас такой Новизной, представление о которой – на логическом уровне нашего мышления – у нас никогда  не могло бы даже возникнуть. Вот об этой истине, истине, однажды явленной в своём оригинальном исполнении, явленной в виде открытости, которая способна на самосокрытие, как раз и шла речь у Хайдеггера в «Чёрных тетрадях».

Декларируя своё понимание истины в совершенно новом виде, в виде несокрытости, которая скрывается, Хайдеггер уходит не только от Аристотелевского понимания истины как правильности, но и от древнегреческого понимания истины как несокрытости. Тем самым он, полностью избежав первого, дополняет второе тем, что неотъемлемым свойством истины как несокрытости является ещё и свойство скрываться, то есть является форма подачи истины, манера её преподнесения. А это означает только то, что самосокрытие свойственно возникновению абсолютной истины, такой истины, которая является результатом однажды возникшей самоорганизации нейронов нашего мозга. Как видим, форма возникновения истины сыграла решающую роль в определении, если можно так сказать, истинности истины.

Кстати сказать, и в одной из самых главных своих работ «К философии. О событии»6, написанной им в те же годы (1936-1938), что и первые два тома «Чёрных тетрадей» (1931-1938), Хайдеггер на протяжении более чем пятидесяти страниц текста (408-458) характеризует истину как открытость, которой свойственно скрываться. Вот что он пишет по этому поводу:

«Истина таким образом не есть лишь просвет, а сутствует как сокрытие равным образом исходно и глубоко вместе с просветом. И то и другое, просвет и сокрытие, это не два момента, а сутствие единого, самой истины. Тем, что истина сутствует, становится истиной, событие становится истиной. Событие о-сваивает (Ereignis ereignet), есть не что иное как: Оно и только оно становится истиной, становится тем, что принадлежит к событию, так что именно истина есть сущностно истина бытiя». (Там же, стр. 435).

Но он нигде не поясняет, какова причина того, что истина обладает столь оригинальным свойством. А проще говоря, он не называет

– ни причины того, что позволяет истине открываться в просвете Бытия,

– ни причины того, что именно «заставляет» её скрываться в этом же просвете.

А как мы уже установили, причиной первого («раскрытия») является инсайтное проникновение в наше сознания (из бессознательного) готового смысла идеи-истины, «образованного» в акте спонтанной самоорганизации нейронной материи нашего мозга.

В то время как причиной второго феномена является «забвение» («сокрытие») самого смысла истины в те моменты, когда мы пытаемся найти в нашей долговременной памяти те слова, те культурные знаки, которые могли бы адекватным образом выразить смысл внезапно (инсайтно) явленной в наше сознание («голой») идеи-истины, ещё не облачённой в одеяние культурных знаков.

Но тогда, следуя логике наших рассуждений, получается, что главной «виновницей» (причиной) возникновения истины является произошедшая на уровне нейронов нашего мозга самоорганизация этих нейронов. Но мы не знаем, – и вряд ли скоро узнаем – как и когда в процессе нашего продуктивного мышления может произойти эта самоорганизация. Поскольку мы даже не знаем, когда наступает предшествующая инсайту инкубационная фаза созревания смысла идеи в нашем бессознательном. При положительном исходе, мы узнаём уже результат инкубации в виде инсайтно явленного в наше сознание смысла идеи.

Тогда нам остаётся одно: попытаться узнать, какие предпосылки предшествовали возникновению самой самоорганизации, то есть, что именно привело к столь кардинальному событию – событию приведения нейронов нашего мозга в самоорганизованное состояние, состояние, приведшее к инсайтному явлению смысла истины в наше сознание.

Другими словами, возникает вопрос, почему произошла эта самоорганизация? Вот тогда то, что привело к самоорганизации нейронов нашего мозга, мы уже с полным правом можем считать причиной спонтанной самоорганизации, а заодно, и причиной возникновения смысла идеи-истины. В таком случае, не является ли истиной не столько то, что получается в результате самоорганизации, сколько та констелляция обстоятельств, которая приводит именно к этой самоорганизации?

Как видим, истина имеет кровное «родство» с причиной своего возникновения.

Довольно-таки странный вывод мы можем сделать:

– с одной стороны, причиной возникновения истины является произошедшая в нейронной сети нашего мозга самоорганизация, приведшая к образованию такого «комплекса», инсайтное проявление которого на уровне сознания вдруг оказалось самим смыслом истины;