Дмитрий Романов

Дмитрий Дмитриевич Романов родился в 1986 году в поселке Томилине Московской области.

В 2008 году окончил МИТХТ им. М. В. Ломоносова. В 2016 году окончил Литературный институт им. А. М. Горького (проза, семинар С. П. Толкачёва). Публиковался в журналах «Юность», «Сибирские огни», «Наш современник» и альманахах «Лёд и пламень», «Мир Паустовского», «Радуга», «Прозак». Сценарист сообщества исторических комиксов «Хронограф»

Летом 2017-го опубликовал роман «Из варяг в греки. Набег первый». Лауреат премии В. Катаева (от журнала «Юность», 2014). Лауреат Чеховского конкурса «Краткость – сестра таланта» (2013). Стипендиат от Союза писателей России в 2014 году. Пьеса «Отречение 1917» исполнялась на сцене и рекомендована к принятию в репертуар Московского Губернского театра С. Безрукова.

Алтайские записки

(фрагмент)

08.07.13

Наконец-то, озеро Аккем. Тяжело даже лезть в рюкзак за блокнотом – так бы и лежал себе на холодных камнях, глядя в молочную высь.

Чёрные, словно обожжённые высятся пики гор над седым зеркалом. Деревьев почти нет – изредка чахлые ели, да низкий смолистый кустарник. Из земли, словно нунатаки [1] ушедших под землю шпилей Атлантиды, торчат камни; то и дело туманный саван над ними рвётся, сменяясь солнечным небом. Но уже не жарко, и теперь будет всё прохладнее, тянет дрожь северный ветер.

И всё это на фоне белоснежной стены. За ней, наверное, ничего нет – нет там никакого Казахстана. И даже не алтайский край там – там край Земли. Гора Белуха. Отсюда она с тремя своими пиками – мифическая великанша, устремившая лик к небу, вскинувшая две руки в белом саване. В ней и освобождение камня от пут земли, от её тяжести в стремлении к чистому небу, и восхваление неба, молитва самой Земли.

«И что с этим всем делать?» – спрашиваю у пространств, в трансе созерцания.

И если веками тут молится сама Царица гор, то есть ли смысл описывать состояние нашего духа? Тело измучено, телу больше ни шага, оно никнет к холодной земле. Дух – как никогда ранее возносится вдоль ясных каскадов и каменных осыпей в сине-серебряную мглу.

Ручьи млечноводной Аккем со всех сторон, но основные источники воды – родники, в них вода без голубой глины. Только серебро. Говорят, в этом году воды в озере мало. Хотя ледник тает обильнее обычного. Воды мутно-молочные. Дно глинистое, рыбы нет – при четырёх градусах тепла воды в озере ей тут не жизнь. А с октября всё промерзает насквозь. Нет даже водорослей. При такой температуре у воды наибольшая плотность. Такой плотности она обычно в водоёмах сразу подо льдом – вязкая, почти лёд, особая. Подумать только – и вода плотная! Плоть гор, плоть ледника, плотнит, закаляет.

Обилие ходоков – дремучие альпинисты, походники, есть даже с детьми, алтайцы с лошадьми, учёные с грудами приборов. Да и вообще Белуха обрастает инфраструктурой. Есть баня и даже гостевые домики на метеостанции. Держат лошадей на росистых лугах. Хотя конюхи опасаются сдавать животных в аренду туристам – нескольких лошадей с грузом потопили этим летом на реке, на насыпях опасно.

На метеостанции алтаец печёт лепёшки. Человек печёт лепёшки. Это его жизнь – печь вкуснейшие лепешки и созерцать гору. Из года в год, уже восемнадцать лет. «А зимой занимаетесь промыслом?» – «Не, зимой отдыхаю… весной, осенью». Ну что ж, сетуете на туристов?

Контрасты.

Вот по левую руку: пейзаж русской умеренно-гористой местности с еловым лесом на чубе холмов. Бежевая трава, и стоят в ней гнедые да белые кони. А повернёшь голову – и там эти чугунные хребты, пришельцы из снов – пики «Акаюк», «Броня», «Борис». Чёрные в серых лентах осыпающихся русел. Растягиваются в свинцовом небе (чуть левее оно ясно-синее!) еле отличимые от него дуги, накрывают дуги этой субстанции три пирамиды Белухи. Можно подумать, уже сумерки, но Белуха горит слепяще. Так и определяем время – рассвета и заката горы не знают.

Там, слева – Алтай, а тут же, у Белухи – иное пространство, вне планеты. Непокорённая, овеянная мифами, порой мрачными легендами, издающая странный постоянный шум. Гора гудит, гора поёт гортанно.

Позже к вечеру Белуха сбрасывает тень и напитывает себя розовым отражённым светом облаков. Вода-пар-снег-отражение-солнце. Да где это мы?

09.07.13

А бывает, Белухи не видно неделями! Пока шли, переживали, что не увидим. Но вот вчера встречала нас, как милая хозяюшка, открытой душой. А сегодня с самого утра опять занята своими делами – скрылась за облаками, видны лишь сколы да выступы, а остальное в хлябях.

И дождь. Укрыли дрова. Дрова в этом месте настоящая редкость – и удивительно, что баню топят круглые сутки. Готовим на газу. Через пять минут ливень перестал, через пять – снова пошёл… снова перестал. Так с утра до вечера.

Дальше озера, ближе к Белухе у самого ледника маленькая лачужная часовенка. На стене её список погибших альпинистов и строки песни Высоцкого. Удивительно стоит она тут, спичечная, не боясь ледника. Не важно, мал или велик – важен смысл, который несёшь.

Две с половиной тысячи метров. Бирюзовая чаша, в которую стремится ледниковый водопад. Художник Чорос-Гуркин дал ему название «Озеро Духов». О нём писал и фантаст Ефремов. В долине перед насыпями, за которыми покоится чаша, иная реальность. Звенят в ней под камнями ручьи – идёшь по бесконечному мосту через невидимую реку. По камням ковёр вороники, можжевеловые сети, всюду жимолость и сморода. Собираем горный лук. Причудливые флейты ветра скользят по колокольцам незримых водопадов, да пищуги устраивают перекличку, выглядывая из кустов и прячась за валунами.

Поднимаясь по насыпи от белухского ледника, обливаемся потом – в одних футболках. Но под ногами поймы со снегом. Это даже больше ледяное крошево. Но всё же, откуда берёт снег нужную температуру? Что тут под камнями, какие энергии в кристаллах недр?

Скалы когда-то осыпались, застыли в трескучем беге огромные валуны, ждут весны, чтобы снова понеслись по ним потоки, увлекая вниз. А гора остаётся горой – осыпается, а всё остаётся той же. Какой же маленькой ролью обладает тут тело! Какое умиротворяюще ощущение незначительности. Возможно, только глаз значим. Глаз, да рука художника.

Но в том находишь значимость, в этом трагизме мизерности восходит солнце доброты и сострадания. Я смотрю на вас, друзья, и вот оно, солнце!

10.07.13

Ночью дождь. Очень выручает газ, дрова сырые. К полудню снова всё заволокло, Белухи словно и нет – седой провал меж потянутыми дымкой пиками ледника.

Остался в лагере залечивать ногу.

Природу сновидений разгадывать тут не место, не место тут открывать связи психического и – здесь в первую очередь – физиологического состояний организма. Однако феномен необычных сновидений в горах Алтая, кажется мне достойным упоминания.

Ночуем в палатках, ночи прохладные, поверхность земли неровная, звуки ночи необычны: водопады, горные реки ледника, голоса животных и птиц, раскаты грома, преломлённые множеством эхо. Снится детство, снятся люди, окружавшие и давно из жизни исчезнувшие. Снятся родственники и друзья, в жизни присутствовавшие и присутствие которых формировало. Дед во сне вызывает чувство тревоги за собственную несостоятельность. С одноклассником, с которым просмеялись все школьные годы – смеемся вновь. Смеюсь так, что просыпаюсь от смеха. Лежу и не могу остановиться. Пришлось даже вылезти из палатки, чтобы никого не разбудить хохотом. Товарищ из общества, в котором последнее время вращался, вдруг говорит, что мне нет смысла более приходить к ним, не будет с ними общего интереса больше. Вижу во сне два варианта событий: если бы поехал в горы и если бы остался дома. Вот завариваю чай: пару капель коньяку в него, тёмный горький шоколад, какой-то фильм, что-то тёплое и мягкое, в поволоке душистого пара. Просыпаюсь, верчусь в спальнике, снова в провал. Следующее. Хотя нет, про следующее скажу только так: оказался в мире настолько ясном и живущем по законам столь очевидным, сочетающем такие живые и ясные цвета, звуки и запахи, которых мне не доводилось чувствовать ещё никогда. Даже по пробуждение думал некоторое время, что в сером холоде и шуме дождя, в вое ветра за трепещущим полиэстером палатки, я как раз нахожусь теперь в бреду, а вот там была реальность. Морок, шорох…

Как там было про Чжуан Цзы и бабочку – не мог он понять, то ли ему снится бабочка, то ли бабочке, что она – Чжуан Цзы.

Но довольно.

11.07.13

На сто восьмом прочтении мантры раздаётся протяжный громовой раскат. Мир соглашается!

За сбором грибов. Воздух пронзает страшный треск, словно небо рушится. Что? – Эхо от катящегося камня вдали.

Собрался дождь.

12.07.13

Решено ехать через перевал на лошадях. Тропу развело в глубокий грязевой ручей. Дождь шёл два дня, снег – две ночи. На метеобазе сказали о штормовом предупреждении, в Горно-Алтайске отменяют рейсы. А на Аккемском озере сейчас Солнце, но всё, что на нас, что в рюкзаках – сырое до нитки.

Белуха встречала нас открытой, открытой и провожает. Белую лошадь седлают. Хороший знак.

В ожидании конюха вспоминаем вчерашнюю ночь. У костра обсуждали парадигмы. Слышали бы нас учёные мужи, возможно, подошли бы у нашего огня погреться. Философия без чаши вина. Серебряные струи, пронзающие звёздное небо указывают направление мыслям. Что есть «ты» и есть ли «ты» после «смерти», и что есть сама «смерть», да и есть ли она, как нам представляется, в отрыве от состояния перехода. И что всё, начиная от сказочного электрона, обладающего спиновым вращением (вспоминаем школьную программу химии) и до галактик – вращаются. И само развитие процессов, как и обыкновенное вращение чёртова колеса есть всего на всего вращение. И нет кроме него других видов движения. И вся полярность – только наше представление, это движение производящее. Что модус, энергия сама по себе, сила, не хороша и не плоха. А добро и зло проявляются лишь когда есть люди. И если рядом с тобой хорошо – добро, отталкиваешь и напрягаешь – зло. Но и не ты «зло» и «добро», не в тебе. Где? – Подходите к костру, обсудим.

Пришли к драме. Товарищ спросил: нужно ли видеть мир через призму страдания, как тому учил, скажем, Будда? Неужели некий гипотетический человек, живущий в своё удовольствие в лоне природы, «нюхающий цветочки» и радующийся солнцу даже на смертном одре не прав в своём миропонимании через радость? А вышли к тому, что, коли так, то жизнь его не полна, и его внутренний «разлом» скрыт за шорами эстетического изобилия. А вот что если изначально тот «разлом» обнажить, очистить от веток и налипшей глины, заглянуть в него? Увидеть там драму мира, принять её в самое сердце бесстрашно, и научиться уже вместе с ней, памятуя о ней и слившись с нею, радоваться солнцу, довольствоваться дождём и «нюхать цветочки». «Святость что ли?».