– Э, опять старая за свое, – добродушно зевнул Захар. – Петя, останови за мостом. Пойду гляну лед на речке. Тонкий еще, наверное.

Петр скрипнул тормозами.

– А вы, девчушки, не слушайте. Бабы наши обижены на весь белый свет, вот и болтают почем зря, – Захар весело подмигнул девочкам и, кряхтя, вышел.

– Ходят тоже… знатоки, – баба Зина зыркнула в сторону Захара, когда за тем закрылась дверь. – А потом хороводы с русалками водят.

На повороте, у своей избы, старушка подалась к выходу:

– Ты чего это, Петр Сергеич, грустный? – аккуратно положила она монеты на коврик. – Часом, не заболел?

– Порядок, бабуль. Погода грустная, чего веселиться?

– Ты погоди чуток, порадуешься. Дай-ка руку-то погляжу.

– Ну тебя, бабуль, я сам как-нибудь, – усмехнулся Петр.

– Дай руку, не гневи лешего, – баба Зина схватила его ладонь, когда Петр хотел забрать плату за проезд.

Девочки смешливо улыбались. Старушка мельком глянула на ладонь и повернула к Петру тревожный взгляд.

– Что там, тоже черти? – Петр вырвал руку и открыл ей дверь.

– Ты бы, милый, зашел вечерком, я бы отварчику травяного навела, – внимательно смотрела на него баба Зина.

– Ты, бабуль, конечно, сохранилась – дай бог каждому, – Петр весело подмигнул девочкам. – Так я не младшой черт по званию, отвык ночами по девкам бегать.

Девочки прыснули со смеху. Баба Зина плюнула в сторону, махнула рукой и, причитая про бестолковый люд, вышла, охая и волоча за собой пакеты.

Поднялись в гору и свернули на площадку конечной остановки. Пучеглазое, в два этажа, здание школы выглядывало из оголенного сада. Выскользнули из автобуса девчушки. Петр собирался на перекур. Кособочась, подошел Витя, взглядом спросил огня. Они стояли, дымили в морозный воздух. Молчали, смотрели на село, лежавшее перед ними на протяжном берегу реки. Слова давно кончились, все было понятно. Витя притушил бычок, с чувством дыхнул перегаром.

– Ну ладно.

Пожал Петру руку и, скособочившись и оттого представляясь еще тоньше и слабее, чем был, побрел краем дороги. Петр смотрел Вите вслед и ощущал покой.

– Петр Сергеич! – послышалось со стороны школы. – Привет! – махая издалека рукой, к нему спешил директор школы, прижимая от холода полы старомодного пальто.

– Здорово, Сергей Николаевич, – Петр загодя протянул директору руку.

Они года два как познакомились. Петр бесплатно подвозил детей и учителей в город. Директор пособничал соляркой и придерживал для Петра обеды в столовой.

– Слушай, у тебя выезд минут через сорок? – спросил директор.

– Где-то так.

– Помоги шифер в школу довезти. Тут недалеко совсем. На «семерку» мою не погрузишь, а старших нет у меня теперь.

Петр кивнул и отщелкнул бычок.

– Когда ж вам машину дадут? – спросил с шуткой, выруливая на дорогу.

– Да ну что ты, – смеялся Сергей Николаевич. – Когда школа полная была, все клянчил, коньяк в департамент возил. И то не дали. А как оптимизировали нас, че уж тут. Вот сюда, налево, – он показал на небольшой беленый домик.

Во дворе Сергей Николаевич подхватил лестницу. В скудном, неухоженном хозяйстве директора проглядывало мужское одиночество. Из обрывков автобусных пересудов Петр знал: жена директора еще бог знает когда уехала в город. Выросшие дети – тоже. А он остался.

Директор приставил лестницу к сараю.

– Отсюда будем снимать, – он резво вскарабкался на крышу.

Петр за ним. Осторожно ступая по гребням шиферных листов, директор подкладывал кусок мягкой резины под тяжелый гвоздодер и вынимал длинные, сотенные гвозди.

– А сарай как? – наблюдал за ним Петр.

– Ничего, у меня рубероид подложен. Зимой не протечет, а весной придумаем что-нибудь.

Петр заметил, что с другого края крыши уже не хватает нескольких листов.

– Бери с лестницы, – махнул директор.

Петр ухватился за край большого листа, они неторопливо спустили шифер на землю. В автобусе лист поставили в проходе, директор сидел и держал его.

В школе было тихо, уроки недавно кончились. Длинные пустые коридоры точно состояли из слоев воздуха. Поднялись на второй этаж.

– Был же у вас Михаил по хозчасти, – припомнил Петр.

– Был да сплыл, – директор снял замок с чердачного люка.

– Инструменты, Сергей Николаевич, – подошла учительница лет шестидесяти, в строгом сером костюме. В руках она держала деревянный ящик.

– Ну чего вы, я бы сам принес, – директор достал из ящика стамеску и молоток. – Эх, в люк не пролезет, придется колоть надвое. А там волна на волну положим.

Петр покачал головой.

– С улицы бы поднять, по трубам.

– Вы, как обычно, в половину поедете? – спросила учительница с опаской, что Петр не поедет. – Таню возьмете?

– Где ж я тебе таких труб наберу? – откликнулся директор с чердачной лестницы. – Это ж метров по десять нужны. А у меня одни обрезки и хомуты, порывы закрывать.

– Да, в половину, – кивнул Петр учительнице. – Возьму, конечно, скажите Татьяне.

– Последняя наша надежда, – подхватил директор, когда тащили шифер на воркующий голубями, пахнущий теплой и сухой соломой чердак. – Английский, французский и компьютерная грамота – три в одном. Вот надоест ей к нам в глухомань наезжать – и туши свет, хоть школу закрывай. Департамент уже предлагал – нас прикрыть и в город на автобусе детей возить. Оптимизаторы хреновы.

Протиснулись в маленькую дверку и вылезли на крышу, где, уцепившись за конек, лежала длинная лестница. Предусмотрительный, – усмехнулся Петр. Директор забрался на лестницу, вынул гвозди из разбитого шифера и сбросил обломки на землю.

– Это такое дело, брат, – педагогика, – директор устраивал новые листы, подкладывал заготовленные отрезки мягкой резины и прибивал шифер блестящими гвоздями. Школа стояла на бугре, и поверх голых раскидистых яблонь, с крыши открывался вид на округу. Просматривалось село, цепью выстроенное по холму к реке. Поле за рекой покрывал рыже-коричневый бурьян. Под мостом теперь, должно быть, рыбачил дед Захар. Высокие бетонные опоры моста давно облупились. При взгляде на опоры отсюда, сверху, казалось, что мост держат мохнатые лешие, упираясь ногами в лед реки, и лишь потому мост еще держится.

– Похоже, снег будет, – директор показал на горизонт.

От дальнего перелеска наступали темные, вихрастые тучи. Они шли обширным фронтом, словно кто-то гнал их. Что-то быстрое и веселое было в этих тучах. Петру на минуту стало отчего-то радостно, точно от чувства движения и силы, которые нес в себе снеговой фронт.

– Пора бы. Уж столько все холод, холод, а снега нет. Земля вся вымерзнет.

Когда листы прочно встали на место, они спустились. Директор протянул Петру руку.

– Зайди еще в столовую, успеешь.

– Ехать надо. В другой раз.

Петр заглянул ему в глаза. Директор был крепок, тоска и нервность еще не продавили его.

Когда Петр подошел, Татьяна, учитель английского и еще двух предметов – три в одном, как рекомендовал ее директор, – в хорошеньком синем пальто, берете с аккуратной серебряной брошью в виде кошки и легких сапожках, стояла у автобуса, сжавшись и переминаясь с ноги на ногу от холода. Работала Татьяна только с начала года, и Петр толком ничего о ней не знал, кроме каких-то чудных слухов. Было ей двадцать с хвостиком, и она считалась едва не самым молодым учителем по району.

По-зимнему рано темнело. Выехали, собирая по пути редких селян. Они выходили на своих больных ногах к дороге и стояли, глядя на автобус.

Татьяна пересела к водительскому месту.

– Спасибо, что подвезли.

Она ездила с ним по два-три раза в неделю.

– Вы в город? – улыбнулся Петр ей в зеркало заднего вида.

– Нет, в Сады еще нужно. У меня там раз в неделю урок и еще надомник.

В Сады, мелкую деревню в стороне от дороги, Петр не заезжал. Некогда асфальтовую дорогу туда разбили, с годами рядом по полю прокатали грунтовую. Жителей там осталось десятка три, и чтобы добраться в город, они ходили два километра до остановки.

– Дойдете, по холоду-то?

– Все ходят, а я чего, – Татьяна взглянула на него в зеркало.

– Сколько же учеников там? – Петру хотелось поддержать разговор.

– Двое в этом году, – ей было приятно рассказывать о работе. – Пятый и шестой классы. Хорошие ребята, учат дедов в Интернете новости смотреть.

Подъехали к повороту на Сады.

– Остановите тут, – попросила она. Петр обернулся к салону:

– Эй, честной народ, махнем не глядя до Садов – учительницу чтоб не морозить? Делов-то на десять минут.

– Чего мы там не видели? – послышались сзади недовольные. – Туда и дороги нету.

Остальные жали плечами, ухмыляясь в стоячие воротники.

– Нету, так прокатаем, – буркнул Петр и так резко свернул на проселок, что сзади чуть не послетали с сидений.

Раскатанная в осенней распутице грунтовка задубела на морозе, и автобус зубодробительно трясся.

– Ну что вы, не надо, – запротестовала Татьяна. – Чего мучить всех из-за меня? И так зайцем с вами катаюсь.

– А то мы, милая, без тебя мало мучаемся, – поддал сзади старушечий скрежет, и его подхватил общий, с хрипотцой, смех.

Петр вырулил на скошенное поле, автобус пошел ровнее, шурша по белесой от изморози стерне.

– Во дожили! – скрипел сзади какой-то дед. – Полем-то ровнее всего выходит.

– Как же вы обратно? – спросил Петр.

– Обратно довезут, – улыбнулась заботливому вопросу Татьяна. – Еще отучить всех надо. У меня же там надомник, Алеша.

– Который не ходит?

– Да, родовая травма. Достали неаккуратно. Язык Алеша, считай, сам выучил, хотят уровень повысить, чтобы он переводами мог зарабатывать, через Интернет. Отец его очень просил заниматься.

– Интернет у нас теперь – всему голова, – откликнулись сзади.

– Отец этого Алеши очень просил, – сказала Татьяна.

– Знаю, Яков, кажется, – кивнул Петр. – Дельный мужик.

– Дельный! – подхватили сзади. – Хотел даже как-то в депутаты выйти – бардак разгрести маленько. Только не пришелся ко двору.

Поднявшись из лощины на бугор, автобус уперся фарами в заборы и дал тормоз.

– Вот здесь, здесь можно, – торопливо заговорила Татьяна. – Спасибо! – Учительница юркнула в дверь.

– Может, в город кого захватим? – пробуровил какой-то дед сзади.

– Да ты что, старый! – оборвала его соседка. – Для них тут автобус навроде летающих тарелок!

– А ничего англичаночка, Петр Сергеич, на вид мягонькая, – примостился рядом забулдыга, известный собиранием на выпивку у магазинов.

Не оборачиваясь, Петр дал газ, и автобус рванулся в поле.

– Эй, сизокрылый! Отстань и не булькай, – раздался сзади грозный бабий раскат. Забулдыга вмиг исчез.

– Да ты, товарищ шофер, не сердись, – примирительно зашептали пассажиры. – Мы тута все не без греха. А за учительницей без нас присмотрят, ухажеры почище.

– Это кто ж приловчился? – едко выспрашивал какой-то старичок.

– Так и Князева сынок – кто ж еще-то, видная девка-то, – ответили из угла салона.

– Это тот самый, что на броневике своем разъезжает?

Рявкнув двигателем, Петр вырулил на асфальт и не расслышал ответ. Закружились большие, сначала редкие, снежинки. Потом хлестнул ветер – и сразу зашлась метель. Все притихли, наблюдая, как снеговые заряды бьют в стекло и свет фар борется с вьюжной завесой. Петр не заметил, как проскочили Воронью пустошь, как выскочили из ямы, где высматривали кикимор. В городе разгорались уличные фонари, их тусклый свет после пустого, холодного поля обдавал теплом.

– Будто и смеркается, – послышалось сзади. – А еще четырех нет.

– Все, шабаш. Теперь до Нового года так. А потом уж дело к весне.

– До весны еще дотянуть надо…

Петр развез пассажиров по остановкам и завернул на автостанцию, пристроился рядом с такими же неловкими и квадратными, как и его, пазиками, в стороне от юрких грязных «газелей» и деловитых вытянутых импортных микроавтобусов, курсирующих до областного центра.

С полминуты Петр послушал двигатель – что-то постукивало под капотом, но не опасное. Спрыгнул в мокрый, липкий снег и направился в станционную столовую. К этому пропахшему едой заведению на совковый манер в точности подходило – общепит и совсем не годилось – кафе. Владельцы пытались осовременить его, но и через свежий декор, как и через самих владельцев, просачивался застойный общепит, который было не вытравить никакими новшествами.

Как обычно, столовая гудела разношерстным народом – кто во что горазд. Петр взял простой обед и только сел у окна, как из толпы к нему вышла бедно одетая женщина лет сорока, со впалыми щеками, ненакрашенным лицом и большими внимательными глазами.