Быстро очухался, гадина, с сожалением подумала Надя. Она отвела от глаз ладонь, но, кроме ослепительной вспышки, ничего не увидела и опять прикрыла глаза.

– Лезь, падла, я сказал.

У нее мелькнула мысль броситься на колючую проволоку и умереть, чтобы не оказаться вновь в руках бандитов. Она повернулась лицом к забору и в тот же момент от сильного рывка за косу упала на спину и заскользила по траве. Голова ее нырнула вниз, за ворот жакета, и под блузку залилась холодная вода, затем голова поползла вверх. Её ноги самопроизвольно начали отталкиваться от земли, а руками она уцепилась за косу, чтобы уменьшить натяжение и ослабить боль в голове.

Возле самой дороги ее схватили за руки, за ноги и головой вперед впихнули в машину. Там ей сунули в рот ту же вонючую тряпку, и она услышала злобный шепот Рыжего:

– За тобой два должка, падла.

Он больно ущипнул ее за сосок. На его морде виднелись кровавые подтеки.

Также за руки и ноги ее вытащили из машины и бросили на землю. Стас приподнял ее голову за волосы и начал хлестать по щекам, пока из ее глаз не полились слезы, и не стало мутиться сознание.

– А ну прекратите сейчас же!

Властный, несмотря на женскую тональность, голос принадлежал сбежавшему с крыльца дома толстому человеку в ярко-красном халате, распахнутом на огромном голом животе.

Стас демонстративно еще раз ударил Надю и, нагнувшись, шепнул:

– Будешь паинькой, если хочешь остаться живой. – Отшвырнув ее, он подошел к толстяку и сказал:

– По дороге прицепилась одна. Привезли тебе на всякий случай, может, сгодится. Совсем свежая, но буйная, блядь. Ты любишь таких.

Альберт, слишком резво для его тучного тела, подскочил к Рыжему, скользнул взглядом по крови на лице и перевязанному пальцу, также бегло взглянул на фонарь под глазом Кролика и с удивлением уставился на сидевшую на земле Надю с поджатыми ногами. Еще не совсем пришедшая в себя от избиения, с растрепанными волосами, застывшими воспаленными красными глазами на грязном лице, в вылезшей из-под юбки грязной кофте и рваных колготках, она представляла жалкое зрелище и совсем не понравилась Альберту.

Чтобы получше рассмотреть ее лицо, он нагнулся, для чего ему пришлось широко расставить ноги-тумбы, приподнял за подбородок ее голову. Возникшая было у нее с его появлением слабая надежда тут же исчезла, едва она подняла на него глаза. Его волосатый живот мешком висел над ней, едва не касаясь пахом ее лица. Она в ужасе отпрянула к машине. Но Альберт уже не видел этого. Он выпрямился и визгливо закричал на Стаса:

– Сколько раз я предупреждал тебя, чтобы ты не привозил сюда уличных шлюх. Хочешь приключений на мою жопу? Я тебе сказал, кто у нас сегодня. А если она и с ним сотворит тоже самое? Немедленно убрать! Как можно дальше и без последствий. Этого еще мне не хватало!

Восприняв слова Альберта как приказ ее отпустить, Надя быстро, как сумела, поднялась и попятилась в сторону. Но Стас преградил ей ногой дорогу.

– Боюсь, нельзя ее отпускать, – сказал он Альберту. – Этот кретин, – он указал на Кролика, – успел лишить ее невинности пальцем, чего она ему не простит, а заодно и нам. А что касается шлюхи… – Он рывком сорвал с Нади жакет вместе с кофтой и, заломив ей за спину руки, повернул лицом к Альберту. – Ты много видел таких шлюх?

Альберт подскочил вплотную к Наде и уставился на ее грудь. Он поиграл пальцами с сосками и вдруг суетливо стал снимать с нее юбку, дергая вниз. Руки Нади были заломлены за спину, она подняла ноги и толкнула Альберта в живот. Не ожидавший этого, он отпрянул назад, не устоял и, смешно взмахнув руками, сел на землю. Кролик хихикнул и вместе с Рыжим и еще одним стриженым парнем в спортивном костюме кинулся его поднимать.

– Пустите меня! – закричала Надя. – Не имеете права меня держать! Я не хочу с вами.

Еще сидя на земле, Альберт повернул голову к дому, затем к Наде, прикрыл рот ладонью, показывая, чтобы она замолчала. Но она продолжала кричать:

– Отпустите меня! Я не хочу! Помогите!

Когда Альберта подняли, он приказал свистящим шепотом:

– Запереть! И чтобы мне без звука! Завтра я сам с ней разберусь. До меня к ней не прикасаться! Шкуру спущу!

В подтверждение своих слов он подскочил к Кролику, взмахнул вверх-вниз руками, как при рубке дров, и, не глядя, как тот осел на колени, скрылся в двери.

Брыкавшуюся и кричащую Надю подняли и отнесли в пристройку слева. Там ее бросили на кровать, прижали к матрацу. Боясь, что ей опять заткнут рот вонючей тряпкой, он больше не кричала. Голая лампочка на потолке била ей прямо в глаза. Не имея возможности заслониться от света, она плотно зажмурилась, но глаза ее открывались на миг, и она видела жадные взгляды, устремленные на ее нагое по пояс тело. Наказ толстяка не трогать ее вселял в нее надежду, что они скоро уйдут.

Вдруг чьи-то руки стали стягивать с нее юбку. Это делал спортсмен. Вырвавшийся у нее крик Рыжий тут же прервал, зажав ей рот твердой, как кирпич, ладонью. Юбка не поддавалась, и спортсмен разорвал ее по шву. Снять с нее колготки и трусики ему помог Стас. Минуту ее молча разглядывали. Затем Стас сказал:

– Пошли. Голая она быстро присмиреет.

Дверь закрылась, свет погас, и Надя оказалась в полной темноте.

***

Она вскочила и, шаря по стене руками, стала искать выключатель. Его нигде не было. Не отыскала она и одежду, а нагота подавляла. Охватившая ее паника усилилась, когда она не обнаружила на кровати ни одеяла, ни простыни, чем можно было бы прикрыться, – один голый матрац. Она подошла к двери и потихоньку надавила на ручку. Убедившись, что дверь заперта, она залезла на кровать и сдвинула занавеску. Звездное небо было в клетку, как в тюрьме. Только там врагом номер один является время, а здесь – люди.

О том, что она не во сне, она знала. Для этого не нужно было щипать себя: слишком явственна была физическая боль, причиненная ей бандитами, особенно Кроликом, не затихавшая ни на минуту и постоянно напоминавшая о том, что самое непоправимое уже произошло. Но еще большие страдания причиняла мысль о родителях. Уже завтра вечером, не дождавшись ее с Костей, они станут сходить с ума от беспокойства и побегут в полночь звонить ей. О Косте она по-прежнему старалась не думать, ведь перед ним она виновата больше всего. Ах, какая она дура! Зачем она с ними поехала? Галя ведь ее предупреждала.

Она упала на кровать животом и стала бить по матрацу сжатыми кулаками. Вдруг ей показалось, что скрипнула дверь. Она вскочила, подбежала к двери и вцепилась в ручку. Простояв так с сильно бьющимся сердцем минуту-две, она отыскала стул, воткнула ножку в ручку и задвинула ее как можно глубже.

Заглянув в замочную скважину, она увидела метрах в пяти стену дома. Казалось, вокруг не было ни души. Она постучала костяшками пальцев по двери и по глухому стуку догадалась, что дверь была массивная, но не железная. Царапая колени, она облазила весь пол в поисках гвоздя или чего-нибудь острого, чем можно было бы вырезать замок, но ничего не нашла. Поняв, что побег отсюда невозможен и надежд на спасение нет, она опустилась на кровать. Силы стали оставлять ее. Ей стало холодно. Особенно мерзла спина. Она расплела косу и прикрыла спину волосами. Но это мало помогло. С каждой минутой становилось все холоднее. Вскоре ее начала бить дрожь. Сорвав занавеску, она накинула ее на себя и тут же сбросила: синтетика обожгла холодом. Она заставила себя бегать вдоль стены, поднимая поочередно руки и ноги. Немного согревшись, она залезла на кровать, встала на колени, нагнула голову и накрылась занавеской. Она подоткнула ее края под ноги и локти, образовав подобие палатки. Постепенно стало тепло внутри, хотя и трудно стало дышать, зато согрелась и стала не такой жесткой занавеска.

Согревшись, она выпрямилась и плотно обернула ноги занавеской. Взглянув на часы, она не поверила глазам. С момента ее выхода из дома не прошло и трех часов, а ей казалось, что минула вечность.

Часы ей подарил дядя Алеша на ее пятнадцатилетие. Он уже давно называл ее дочкой. Она тоже всю жизнь считала его родным, потому что он был Костин папа. Может, лучше, что его не хоронили, подумала она сейчас, в ее памяти он навсегда останется живым. Костя не переставал верить, что он вернется домой.

Глаза Нади налились слезами. Как ни пыталась она думать о Косте, он ни на секунду не выходил из ее головы. У нее разрывалось сердце оттого, что над их любовью, принадлежавшей только им двоим, так безжалостно надругались подонки. Но почему именно с ней это случилось? Девчонки из их класса ездят в Москву, как они говорят, на подработки в ночную смену, охотятся на дороге за водителями и жалуются, что приезжают домой, не отоварившись. А на прощальном вечере после выпускного бала, по общей договоренности еще год назад, их класс устроил групповой секс, и только они вдвоем, Костя и она, ушли домой. Их даже не уговаривали, так как знали, что они любят только друг друга. Даже слово «любят» было в их понятии совсем другим, не связанным с любовью. «Он тебя хоть целовал?» – спрашивали не раз ее девчонки и почему-то смеялись.

Да, целовал, уже могла им ответить она сейчас. Она никогда не забудет, как сладостно у нее закружилась голова, когда соприкоснулись и словно прилипли друг к другу их языки. По ее телу тогда пробежала и овладела им незнакомая ранее горячая и сладкая волна, отдавшая ее полностью во власть Кости. Не было ничего на свете, что бы она не сделала для него в те минуты. Она жадно ловила каждое движение его рук и едва сдерживала себя, чтобы не помочь им коснуться ее груди. А когда он коснулся, она испытала несказанное блаженство и расстроилась, когда он вдруг отпрянул от нее. Никогда прежде она не видела его таким счастливым, возбужденным и растерянным. Когда на следующий день он сделал ей предложение и она прильнула к нему, надеясь, что их поцелуй повторится, он лишь нежно коснулся губами ее щеки, избегая смотреть ей в глаза. Глупый, милый ее Костя. За это она еще больше его любила и, конечно, не сердилась на него. Но ей было бы сейчас в тысячу раз легче, если бы это произошло у них тогда.

Она вообще не помнила, когда они ругались, разве только когда он приходил с тренировки с травмой или с синяками. Слава богу, теперь в институте ему будет не до тренировок. Это тебе не школа, где он на приготовление уроков тратил не больше получаса. Жаль, что теперь они не смогут видеться каждый день. Если вообще когда-нибудь увидятся.

Она поднялась и заметалась по комнате, натыкаясь на холодные стены. Запутавшись ногами в соскочившей с плеч занавеске, она упала и больно ударилась о стену затылком. Долго лежала на полу, жалея, что не разбилась насмерть.

Вдруг ей невыносимо захотелось писать. На мгновение у нее мелькнула мысль, что она во сне, когда ей вот также хотелось по маленькому, и она обязательно после этого просыпалась. Она даже ущипнула себя. Увы, были все та же темнота и тот же холод.

Терпеть стало невмоготу, она скрестила ноги и засучила ими. Первой ее мыслью было постучать в дверь. Но, представив, как они будут ржать, стоя рядом, она решила, что лучше умрет, чем унизится перед этими нелюдями.

Она вспомнила, что стоявшая в углу комнаты тумбочка забита газетами. Когда-то у них был котенок, и он ходил в коробку с кусочками бумаги. Она поборола в себе стыд, представив вместо газеты морды бандитов.

Она слышала, как несколько раз подъезжали и отъезжали машины. На этот раз шум послышался под окном. Она глянула в него и увидела припаркованную машину с включенными задними фонарями. Это был «Мерседес». Она посмотрела на номер и несколько раз повторила его. Из машины вылезли двое: Стас и …Надя не поверила глазам… Орест с умкой через плечо. Почти бегом они направились к входу. Только тут Надя обратила внимание на вторую машину. Ее номер разглядеть не удалось Машина тоже была иностранная. В их марках Надя не разбиралась. Она только знала, что у папы «Москвич», а у дяди Алеши была «Волга», которую сожгли.

Господи, как круто изменилась жизнь в последнее время, подумала она, садясь на кровать и обертываясь занавеской. Она прекрасно помнит, когда папа и мама приходили домой веселыми, строили планы на будущее. Много денег у них никогда не было, но они несколько раз ездили на юг и в Прибалтику, могли бы чаще, если бы не дача, где им больше нравилось. Ей каждое лето предлагали путевки в пионерлагерь, но им с Костей тоже нравилось отдыхать на даче. Они только два раза были в пионерлагере: под Рязанью недалеко от дома Есенина и в Артеке. А какие детские кружки были? Любые, только выбирай и успевай ходить в них. Она хорошо помнит, когда они были бесплатными. Костя ходил в пять и она – в пять, только в разные. А сейчас, куда ни сунься, стали требовать деньги и какие! Их как раз совсем не стало хватать сначала на отдых, затем на одежду, а сейчас даже на бензин и еду. О театрах и музеях они забыли думать. А дяде Алеше, когда тетя Оля заболела, врачи прямо заявили: «Бесплатно ее лечить никто не будет. Думайте, где доставать деньги или готовьтесь к самому худшему». Вот он и надумал уехать в эту Африку.

Вспыхнувший свет вырвал из темноты цветастые обои на стене. Еще ничего не видя как следует, Нина бросилась к двери и вцепилась в дверь руками.

– Не понял, – услышала она голос. – Ты что, заперлась? Чем? Опять нарываешься? А я Борис. В спортивном костюме, помнишь? Не бойся, открой, я тебя не трону. Ты же слышала, что шеф запретил к тебе прикасаться. А он у нас на расправу крут. Как Держиморда. У Кролика теперь уши долго лопухами висеть будут. Толяну, я имею в виду твоего рыжего приятеля, шеф при мне два раза проходил по ушам. Уж как тот ни хочет тебя, а когда раздели, даже смотреть боялся. А я, извини, оторвать взгляда от тебя не мог. Такой красивой фигуры и особенно грудей я не видел. Если ты отсюда выйдешь живой, мы могли бы встречаться. Все зависит от шефа, насколько ты ему понравишься. Я имею в виду как женщина. Он может тебя озолотить. А если будешь так же себя вести, как раньше, то дела твои могут быть, мягко говоря, хреновыми. Слушай, может, откроешь, а? Поболтали бы о том, о сем. Глядишь, и время быстро пройдет. Мне ведь тоже не сладко одному. Они там баб трахают, а я их оберегаю. Обычно меня Толян сменяет, но сегодня он не совсем работоспособный. Ты ему чуть последние мозги не вышибла. С ним, я уверен, ты бы не захотела поболтать. Да и о чем? Он читает по слогам. А я стихи люблю. Их сейчас в стране никто не читает, а я сам сочиняю. Хочешь послушать? Только что сочинил, глядя на луну и думая о тебе:

 
Ночь опустилась на шумную землю.
Саваном лунным поляна накрыта.
Мирно живое все спит или дремлет.
Только одни мы не спим, мы… убиты.
 

Это я пошутил, просто не подыскал рифму. А вот это повеселее. Извини, меня зовут. Я скоро вернусь.

Пока он говорил, от света в окне Наде удалось прочитать номер и второй машины.

Услышав за дверью голоса, она прислушалась.

– Как закрылась? – закричал Стас. – Мандой что ли? Тащи лом или топор.

– Я ломать дверь не буду. Пусть Альберт мне прикажет.

– Твое дело. Ты у нас комендант.

Стас подошел к двери, подергал за ручку, сказал громко:

– Я тебя предупреждал. Теперь пеняй на себя.

Взгляд Нади упал вниз, и она увидела кровь на ноге повыше колена. Она нагнулась и поняла. Её лицо исказила ненависть. Она сжала голову кулаками и закрыла глаза. Когда она их открыла, света уже не было, а за дверью послышался голос Альберта:

– Вон все отсюда! Чтобы вашего духа здесь не было! – Застучали и остановились у дверей шлепанцы. – Надюша, голубушка вы моя. Вы меня хорошо слышите?

– Выпустите меня отсюда! Вы не имеете права меня захватывать, как чеченцы! И верните мою одежду! – одним духом выкрикнула она.

– Как же мы вас выпустим и вернем одежду, если вы закрылись? Что вы испугались? У меня сауна, прекрасный бассейн. Чудесно проведем время. У меня там две прелестные девушки, познакомитесь с ними, определенно подружитесь.

– Не нужны мне ваши девушки. Я хочу домой!

– Хорошо, хорошо. Не хотите – не надо, воля ваша. Как говорится, скатертью дорожка. Вот ваша одежда. Открывайте и уходите. Ничего не бойтесь. Ребят я отправил, вы слышали. Я тоже ухожу. Дверь снаружи открыта. До свидания. Счастливо добраться домой.

Надя не знала, что делать. Не верь ему, шептал разум, а замерзшее тело, стремление вырваться из этой темноты и побежать домой побуждали выдернуть ножку стула и распахнуть дверь. Но стоило ей представить бандитов и голого Альберта, как она сжималась в комок и предпочитала это заключение и даже смерть встрече с ними.

Вдали хлопнула дверь. Молотком отзывалось сердце в висках. Она приникла к дырке в двери и увидела свою юбку, кофту и даже сумочку, лежавшие в метре от нее. «В случае чего успею схватить их и захлопнуть дверь», – мелькнула мысль.

Как можно тише она выдвинула ножку стула, отодвинула засов, надавила на ручку и рывком распахнула дверь.

Они выросли перед ней, словно из-под земли, и страх парализовал ее. Больше всего она испугалась Стаса. Ей заломили за спину руки и повели к крыльцу, на котором Альберт придерживал открытой дверь.