Толерантность

Две тощие кладовщицы сновали между стеллажами. На стеллажах, выстроенных вряд от пола до потолка, стояли ящики с запасными частями для автобусов. В углу, привалившись друг к другу, лежали камеры для колёс. На столе лежали пачки накладных и стопки журналов учета. Во всём, что происходило на складе, чувствовались размеренность, порядок и весёлость.

Каждые пять минут открывалась дверь, очередной посетитель протягивал бумагу подписанную начальством и просил выдать требуемое. Кладовщицы беззлобно огрызались и оббегая всё своё хозяйство безошибочно вытаскивали с полок то, что было необходимо в данный момент.

Затем они подбегали к столу, отмечали что-то в журнале, и вся канитель начиналось сначала.

Припорошенные снегом ворота автобазы со скрипом открывались и пропускали внутрь сошедшие с рейса автобусы. Водители, дотянув груду железа до мастерской с досадой плевались, а механики вспоминая мать всех необходимых запчастей, подписав требование шли на склад.

На складе было тепло, в углу не тумбочке посвистывал электрический чайник и в любую высвободившуюся минуту был готов предложить кипяток.

Минуток свободных не было, зато время не тянулось бесконечно, а в рабочей суете были смысл, ощущение важности и необходимость личного присутствия.

Коля приходил на склад ближе к перерыву, когда основной наплыв посетителей спадал, а кладовщицы могли присесть и вздохнуть свободно.

– Опять сидят! – весело почти кричал он вместо приветствия.

– Да вот только присели, – в один голос отвечали кладовщицы.

– Ишь, отдыхают, жо** себе наращивают, – продолжал Коля диалог обязательной фразой.

Кладовщицы смеялись, и не вставали, словно приклеились к стульям.

– В двери скоро не пролезете с такими толстыми жо**, – продолжал развивать тему жо** Коля.

– Когда полный список запчастей, согласно требования, привезёте? – кладовщицы знали на какую тему перевести разговор.

– Да вы своими жо** скоро стеллажи сбивать будете, – не унимался Николай.

Кладовщицы, привыкшие к его шуткам, смеялись и отшучивались, огромный склад с огороженной каморкой наполнялся звонкими голосами.

Коля уходил, а тощие кладовщицы еще долго улыбались парню вслед, потому что очень симпатизировали ему за его беззлобный нрав и отзывчивость.

Ночью мела метель. Ветер, подгоняя снежинки, складывал их в сугробы по-над заборами, и стенами, перемел дорожку от проходной к складу и закрыл белой шапкой огромный навесной замок. Утром, заледеневший, он едва открылся, предлагая кладовщицам долго согревать его своим дыханием.

Стеллажи, вытянувшись как на параде были готовы к очередному рабочему дню. Девушки разложили журналы, и в тот момент, когда одна из них ткнула пальцем в кнопку электрического чайника, дверь открылась и на склад вошла молодая, лет двадцати двух женщина. Она медленно, боком, протиснулась между полками и представилась: – Я ваш новый кладовщик, опыт работы имею.

– Вот теперь можно в отпуск идти, – произнесла одна из кладовщиц.

– Это ближе к весне, – поправила её подруга.

– Я буду работать со смещённым графиком, – предупредила новенькая.

– Да не вопрос, нам уже надоело по воскресеньям тут сидеть.

– Не сидеть надо, а работать, – новенькая выразительно посмотрела на закипающий чайник.

Чайник в ответ засвистел протяжно и громко.

– Похоже, далеко собирается идти, – тихо, вскользь заметила одна из кладовщиц.

– Я уже работала в аналогичном предприятии, – новенькая знала себе цену и как говорится «с порога» подавала себя как «товар лицом».

– Надо узнать, откуда к нам такая жар-птица.

– Сейчас узнаем, – тощая кладовщица завернулась в платок, ухватила со стола первый попавшейся бланк и выскользнула прочь.

Через полчаса уже было известно, что её привёл с собой нынешний заместитель директора. Этот факт воодушевил кладовщиц и как только на склад стали приходить механики Инну, так звали новенькую, наперебой начали гонять за запчастями, приблизительно называя номер стеллажа и номер полки. Инна двигалась медленно, не обращая никакого внимания на образовавшуюся очередь. Механики, у которых был план на весь рабочий день, нервничали и трясли накладными, однако её это не смущало, она ходила так, словно боялась расплескать себя. Впрочем, если бы она и захотела поторопиться, из этого ничего не получилось, потому что ходить по складу она могла только боком и никак иначе.

Чайник на тумбочке загудел и предупредил о наступлении перерыва. Механики чертыхаясь ушли, девушки сели за стол и в дверях появился Коля.

– Опять сидят!

– Да вот только присели, – диалог шёл по шаблону.

– Ишь, отдыхают, жо** себе наращивают, – как конь заржал Коля.

Инна слегка смутилась.

– В двери скоро не пролезете с такими толстыми жо**, – тема жо** была не исчерпаемой.

Тощие кладовщицы знали, как перевести разговор в другое русло, но молчали и наблюдали за изменениями на лице Инны.

– Да вы своими жо** скоро стеллажи сбивать будете, – не унимался Николай.

Инна отодвинула чашку с чаем и положила на блюдце надкушенный пирожок.

– С чем? – Коля широко раскрыл глаза, – Неужели с джемом?

– А то! – кладовщицы поставили на стол большую пластиковую миску до краёв наполненную пирожками.

Коля словно щипцами подхватил тот, который лежал сверху и отправил в рот; прищурился, причмокнул и потянулся за следующим.

– Вот куда им столько, – он обратился к Инне, – разъедаются как коровы, как слонихи. К лету в платья не залезут.

Инна смотрела на свои колени, в её голове медленно формировалась мысль, что нахала надо посадить на место, но как она пока не знала.

Коля умял третий пирожок, – Вас от ожирения спасаю, – прокомментировал он, запивая его чаем.

– А мы еще напечём, – подыграли ему кладовщицы.

– Ну вы и жо**, от вас мужья сбегут.

– Не сбегут.

– Да, – согласился Коля, – Если вы в дверном проёме встанете. Вы скоро по автобазе как пароходы по реке плыть будете, для автобусов места не останется.

Перерыв закончился, закончились шутки про пирожки, хороший аппетит и толстых женщин. Коля ушёл. Кладовщицы переглянулись и пошли снимать остатки ГСМ, Инна черной тучей осталась сидеть за столом.

Серое утро легло на сугробы. Рассеянный солнечный свет лениво освещал административное здание, механики, протоптав дорожку, столпились у входа на склад, на двери которого висел амбарный замок. Кладовщиц не было, возникшая было в их адрес ругань, сменилась тревогой и разными предположениями.

В это время, в кабинете главного инженера моргала потолочная лампа, сам он стоял у окна и смотрел на толпящихся у склада механиков. У стены, подперев её спиной, стоял Коля, рядом с ним стояли кладовщицы, все трое они с большим интересом рассматривали облупившийся серый потолок. Инна сидела поодаль и тоже рассматривала потолок с не меньшим усердием. Молчание затянулось, лампочка еще раз моргнула и потухла.

– С чего же начать, – инженер слегка прикусил губу.

– Какого ему надо, – пытался догадаться о причине собрания Николай.

Инна сидела, надувшись и слегка приподняв правую бровь, сверкала глазами то на кладовщиц, то на Колю, и так по кругу. Инженер, поймав ее выжидательный взгляд, кашлянул, и произнёс: – Тут сигнал на вас поступил.

Кладовщицы встрепенулись, но инженер, не дав им открыть рта, добавил: – Лишаетесь премии, вы трое.

– За что? – Николай выпучил глаза.

Это был сложный вопрос, у инженера запершило в горле, и он еще раз кашлянул: – С приказом ознакомьтесь в приёмной директора.

Чтобы прекратить разговор он вспомнил о неотложном деле и первым торопливо вышел из кабинета, остальные последовал следом.

В приёмной, увидев входящего мужчину и трёх женщин, секретарша прыснула в кулак, порылась в стопке бумаг достала необходимую, показала глазами на Инну и протянула бумагу с приказом Николаю.

В приказе черным по белому было написано что Николай и кладовщицы получают выговор с лишением премии за отсутствие толерантности к коллеге.

12.09.2014

Волгоград

Старик и морда

Когда шёл дождь Мартин садился у окна и, открыв створки, вдыхал морской воздух. Голова начинала кружиться, память доставать и показывать ему давно забытые картинки из прошлого, в котором тоже были летний дождь, морской берег и белые в голубых розочках занавески.

Обеденный стол стоял у окна, и когда отец садился обедать, на фоне голубых розочек его чёрная шевелюра казалась почти синей; он поправлял волосы и задавал всегда один вопрос: – Учишься?

– Наш Марык самый умный, – отвечала мать.

Отец кивал головой, кудри встряхивались, и обед дальше шёл в полном молчании.

Мать никогда не называла его самым красивым, так как это было бы совсем не правдой, а вот называя умным и талантливым, она почти не грешила против истины.

Конец ознакомительного фрагмента.