В молчании она вернулась в дом, надела шубку, сапожки, отыскала Ниночку, расцеловала ее, заглянула в баню, попрощалась там наскоро с теткой, взяла свою сумку и побежала к дороге. На парня она больше не смотрела, но видела краем глаза, что он все стоит на крыльце и смотрит в ее сторону. Захлопывая за собой калитку, Вера последний раз окинула взглядом расчищенные дорожки, темнеющий куст можжевельника, хорошо слепленного Деда Мороза в красном тулупе и горящие в ее честь фонари из пластиковых бутылок. Она хотела это запомнить. Никакая Испания, никакой Египет, где Вера была в туристических поездках, не могли сравниться с трогательной простотой русского зимнего дачного пейзажа. А уж что творилось в ее душе, Вера и сама не могла понять.

Ни единой машины на дороге не было в течение сорока минут. Похолодало. Верины сапожки промокли, и она отчетливо ощущала, как замерзают пальцы ног в тонких колготках. Под легкую шубку забирался взявшийся откуда-то по-зимнему пронзительный ветер, и он же трепал на макушке ее коротко подстриженные волосы.

Вера пошла, спотыкаясь, поскальзываясь, пешком в сторону станции. «Возвращаться нельзя!» – думала она, хотя глаза теткиного квартиранта, казалось, так и сверлили, так и прожигали ее насквозь через удалявшуюся улицу, через дома. Эти глаза на расстоянии звали ее, просили, приказывали: «Вернись!»

«Что за глупости, что за романтика! – говорила себе Вера. – Вернуться? С какой стати? Как я буду выглядеть в теткиных, в Ниночкиных глазах? Нина любит этого парня. Тетка нас провоцировала, специально рассказывала обо мне, хотела привлечь ко мне его внимание. Непонятно только зачем. Чтобы проверить его преданность Ниночке? Но при чем же здесь я? Почему на мне надо ставить дурацкие эксперименты? И наконец, чего это я так разволновалась? Что ж, он красивый, молодой, наверное, страстный. И что?»

Сзади дорогу наконец осветили фары. Маршрутка до-гнала Веру и сама остановилась.

– Садись до станции! – весело закричал ей водитель. Ему было скучно, маршрутка была пуста. Но, сама не зная почему, Вера вдруг махнула ему рукой:

– Проезжай, не поеду!

– А больше машин не будет до завтра, – закричал ей парень, – последний рейс, я еду домой!

– Проезжай! – опять махнула Вера.

Маршрутка поелозила колесами в колее, выбросила в ноги Вере фонтанчик мокрой снежной крошки и умчалась вдаль.

– Идиотка! – обругала себя Вера, перешла на другую сторону дороги и пошла обратно. Через минуту ее догнала какая-то машина, и вскоре как во сне Вера опять стояла у калитки теткиной дачи.

Во дворе ничего не изменилось, все так же горели фонари, тихо чернел можжевельник, а на перилах крыльца, свесив одну ногу, сидел квартирант в меховой телогрейке и смотрел в Верину сторону. Увидев Веру, он поднялся навстречу, но остался стоять на крыльце.

– Лида где? – спросила Вера без всяких приветствий.

– В бане.

– А Ниночка?

– Ей помогает.

– Я ноги промочила, – спокойно, как будто сообщила, что наступил вечер, сказала Вера. Квартирант взял ее за руку и повел. Сумки Вера бросила в коридоре. Стараясь не шуметь, крадучись, как будто кто-то мог ее видеть, хотя в доме, кроме нее и квартиранта, не было никого, она стала подниматься по скрипучим ступенькам на второй этаж. Квартирант неслышно, как кошка, ступал за ней. В его комнате горела старая настольная лампа под коричневым шелковым абажуром. Вера прекрасно знала и эту комнату, и эту лампу. Когда-то раньше она сама, набегавшись, нагулявшись, летними вечерами пристраивалась в этой комнате к шаткому столу с книжкой, а под абажур роем забивались прозрачнокрылые мошки. Они стучали о стекло лампы, трепыхались, сгорая и падая на черную блестящую подставку, а Вера смотрела на них и думала, что ее-то жизнь, молодая и прекрасная, вся еще впереди.

Как была, в шубке, Вера опустилась на узкую, застеленную мохнатым клетчатым пледом кровать. Парень опустился перед ней на корточки и снял с нее мокрые сапожки. Растер ей ступни, расстегнул шубку. Вера легла, он завернул ей ноги свободным краем пледа. На столе стояли электрический чайник, чистый стакан, ложка. Парень подошел к нему, стал хозяйничать. Через минуту чайник уютно зашумел, а в стакане наготове темнела кучка заварки, в блюдце янтарем желтел мед. Вера закрыла глаза.

«Век бы так лежала, не думая ни о чем. Глупо? Да. Бессмысленно? Да. Но встать не могу, и пусть будет что будет».

Освещение в комнате было неярким, но Вера отчетливо видела каждый сучок на досках желто-коричневого деревянного потолка, мелкого паучка на тонкой ниточке паутинки, дремавшего до весны, пучок зверобоя, повешенный на гвоздик в углу. На деревянном некрашеном подоконнике рядом с пачкой старых газет лежали две погасшие палочки от бенгальских огней.

– А это зачем? – Вера показала на палочки.

– Просто на память. О том, что ты приезжала. – Парень подошел к кровати со стаканом ароматного чая, и пока Вера пила, молча сидел рядом с ней и смотрел, как она, обжигаясь, дует на чай, приподнявшись на локте. Потом он свернул и подложил ей под голову мехом наружу свою телогрейку, и Вере почему-то уже не было ни странно, ни неудобно и даже казалось, что она знает этого парня целую вечность.

– Мне все равно, что подумают обо мне тетка и Ниночка, – вдруг хрипло сказала Вера. – Но их пока нет. Ритуал вечернего мытья у них затягивается надолго, я знаю.

– То, о чем ты думаешь, вовсе не обязательно, – сказал парень. – Тем более что ты этого и не хочешь.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю. Ты замерзла, устала и хочешь просто лежать в тепле. В крайнем случае тебе будет приятно, если я буду держать тебя за руку.

– Ты меня недооцениваешь, – сказала Вера. – Я еще хочу, чтобы ты меня поцеловал.

Он наклонился и поцеловал ее нежно. От него пахло чем-то мужским, запах жженой резины смешивался с запахами одеколона, сухой травы, дерева. Все это создавало ощущение спокойствия, силы.

– Я не буду ничего портить. Мне нравится просто смотреть на тебя. Ты как фарфоровая куколка. У тебя такое же личико, маленькие хорошенькие ручки и ножки, – стал нашептывать он ей в розовое ухо. – Я весь вечер украдкой смотрел, как ты движешься. Как маленькая фея. И эта шубка тебе очень идет.

Вера широко раскрыла глаза. Внимательно посмотрела на парня.

– Несмотря на молодость, ты хорошо знаешь женщин. У тебя было много любовниц?

– Сколько было, все мои, – улыбнулся он. – Но не беспокойся, зачем мне тебя соблазнять. Для того, о чем ты думаешь, есть много других. В моем городке строгие правила, но здесь у вас девчонки свободно гуляют с парнями, и я могу иметь любую из них, какую захочу.

В его голосе послышалось что-то вроде пренебрежения к свободным нравам и ко всем здешним устоям жизни. Вера протянула руку и пальцем провела по его лицу. Между носом и углом рта, вдоль сухощавой щеки, у него уже ясно обозначилась морщинка.

– Никто не виноват, что так получилось, – сказала она. – В том, что ты приехал сюда. Ты еще очень молод. Тебе надо выкарабкиваться в жизни, учиться.

– Я мужчина, ты женщина, – сказал он. – Возраст не имеет значения. Не давай мне советы, я знаю все сам.

– Ты типичный мужчина, – усмехнулась Вера, убрала руку, подложила ее себе под голову и стала внимательно рассматривать его лицо. Не укрылись от нее несколько небольших шрамов над левой бровью, длинные пушистые девичьи ресницы, обрамлявшие темные, изнутри горящие глаза, вылепленные четко скулы, прямой нос с острым кончиком хрящика и хорошей формы продолговатые губы, сложенные в спокойную улыбку, без превосходства, без насмешливости.

– Я хотел, чтобы ты вернулась, – сказал он. – Я хотел, чтобы ты лежала здесь, вот так просто, на этой кровати. Ты – чужая женщина. Мне это нравится.

– А Ниночка? Она ведь любит тебя?

– Если она захочет, я женюсь на ней, – спокойно ответил он. Помолчал, потом еще раз наклонился и поцеловал Веру. Она почувствовала, это был прощальный поцелуй.

И вдруг на лестнице раздались быстрые шаги. Отворилась дверь. Ниночка возникла в проеме в сиреневом банном халате, с чалмой из полотенца на влажных волосах.

– Если пойдешь на ночь мыться… – начала говорить она весело и осеклась на полуслове, увидев лежащую на постели Веру, наклонившегося к ней парня, – то баня в твоем распоряжении. – Конец фразы был сказан уже ничего не значащим, обыденным тоном. Лицо Ниночки стало спокойным и твердым как мрамор.

«Что я наделала?!» – ужаснулась про себя Вера.

– Ниночка! – затараторила она. – Я здесь случайно, не могла добраться до станции, потеряла ключи от квартиры! – Она лепетала первые попавшиеся на ум слова.

– Прекрасно. Оставайся у нас до утра! – сказала ей Нина и вышла из комнаты. На квартиранта она даже не посмотрела.

Он встал с постели, подошел к окну, постоял там молча. Потом вернулся, погладил Верину руку:

– Ничего, она посердится и отойдет, не волнуйся.

Вера села на кровати, надела сапожки. В кармане шубки запикало. Вера вздохнула, достала из кармана телефон. Сердце ее еще колотилось, но очарование пропало. Все было кончено, Вера вернулась в свою жизнь.

– Слушаю, – произнесла она, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.

– Верка, ты что, с ума сошла?! – раздался в трубке голос Димки, мужа. – Где ты застряла, ночь на дворе! Родители беспокоятся, я есть хочу!

– Я не могу добраться до станции, дороги развезло, маршрутки не ходят, – сказала Вера. Краем глаза она видела, что парень вышел из комнаты, чтобы не мешать разговору.

– А на фига ты поехала, – коротко сказал Димка и перед тем, как дать отбой, добавил: – Собирайся, я еду. Через полтора часа буду.

– Не гони! – хотела было сказать Вера, но в трубке уже послышались гудки.

«Черт побери, – сказала она себе. – Бывает же в жизни такое! Психолога бы, француза сюда. Пусть бы разобрался, что со мной случилось. Что за наваждение… Ведь я не девчонка, а вот поди ж ты, зачем я вернулась? И Нину обидела. Как теперь тетке в глаза посмотрю?»

Она спустилась. Тетка сидела за столом, на котором красовался привезенный Верой торт, и пила чай из самовара, Ниночка что-то штопала. Заревом в углу разливался черно-белый телевизор.

– Я не могла добраться до станции, – еще раз сказала Вера. – Не помирать же на улице. Димка скоро приедет за мной.

– Ночевала бы до утра, – засмеялась тетка и налила Вере чаю. – В комнате у квартиранта! – По лицу ее было видно, что она нисколько не сердится, а даже как будто ее вся эта ситуация забавляет. – Может, закусить опять хочешь? Или чаю? Нинка, угощай. И наливка осталась.

– Пожалуйста, не надо! Я не хочу!

Ниночка встала и собрала на стол.

– Ты не хочешь, может, он поест, – сказала она. – Молодые парни всегда хотят есть. Им надо быть сильными. – Но парень тоже за стол не сел.

Вера попила чаю, походила по комнате. Тетка устала, ушла к себе спать. Нина стала смотреть фильм. На минуту парень возник на пороге, посмотрел Вере в лицо, приглашая во двор, но она отвернулась. Он исчез. Вера взяла с тумбочки пачку газет, нашла среди них свое издание, начала читать свою статью. Но смысл написанного ею ранее теперь не доходил до нее.

«Ну, собственно, что такого? Какое преступление я совершила, что она не разговаривает со мной? – стала злиться Вера на Ниночку. – Все равно этот парень ей не подходит. Ловелас какой-то. Через неделю он, даже если и женится, ее бросит». Но сами эти мысли были настолько бессильны и тяжелы, что Вера очень обрадовалась, когда с улицы донесся знакомый шум Димкиной «Нивы».

– Извини, – сказала она Ниночке. – Дурацкий получился день рождения, но я не хотела его испортить, все как-то произошло само собой. Не сердись!

– Не в первый раз, – сказала Ниночка и посмотрела в стену. – Счастливо добраться, Диме привет.

Вера вышла из дома. Праздник был окончен, фонари погасли. Димка нетерпеливо бибикал, не вылезая из своего стального коня. Вера молча села на переднее сиденье.

– Повеселилась?

– Угу.

– Хорошо тебе. А я целый день не евши, не пивши.

– Теперь уж до дома.

Димка чертыхнулся, пробормотал: «Не хватало еще тут увязнуть», – поменял передачу и через десять минут, облегченно вздохнув, выехал на Ярославское шоссе. Он мчался, как всегда, в крайнем ряду, навстречу ему в темноте проносились такие же слепящие фарами чудища, и в другой день Вера обязательно закричала бы, чтобы он сбавил скорость, но сейчас она ехала молчаливая, опустошенная, и почему-то ей было все равно, что с ними случится.

Благодаря такой скорости в собственный двор они завернули уже через час.

– Просыпайся, приехали! – сказал ей Димка и выпрыгнул из машины. Вера тоже вышла, оправила шубку, позвонила матери:

– Лешка спит?

– Спит. – В голосе матери слышался упрек.

– Ну, мы тоже дома. Спокойной ночи. – И, не дослушав рассуждения о том, что не всегда же нужно бежать черт знает куда по первому велению сердца, будто ошпаренная кошка, Вера выключила телефон.

Во дворе были, как всегда ранней весной, грязь и лужи, прошлогодние окурки, собачьи кучки, повылезавшие из-под снега. На остатках растаявшего сугроба красовалась чья-то выброшенная после Нового года елка с обрывками серебряной мишуры, а в глазах у Веры все стояли высокие сугробы в теткином дворе с зажженными огнями в ее, Верину, честь. Она потрогала запястье. Чуть пониже браслета часов краснело небольшое пятнышко ожога от бенгальского огня. Вера поднесла руку ко рту и полизала место ожога. Ей захотелось, чтобы ожог поскорее зажил, а пятнышко бы навсегда осталось на память.

Через пятнадцать минут Димка жадно поедал на кухне пельмени, а Вера смотрела на него и думала, как хорошо, что магазинные пельмени стали съедобными и не надо долго возиться на кухне. Увидев, что он не наелся, она бросила в кастрюлю еще одну пачку, раскрыла новый пакет со сметаной, заварила чай.

– Дима, – наконец спросила она, по замедленным движениям вилки определив, что муж насыщается, – как ты считаешь, бывает ли на свете любовь без секса?

Димка поперхнулся, закашлялся, посмотрел на нее.

– Откуда такие мысли?

– К нам в редакцию психолог сегодня приходил. Он утверждал, что бывает.

– А сколько ему лет?

– Лет семьдесят, наверное. Но у них, у французов, не поймешь, может, ему и все девяносто.

– Да он импотент по старости, твой психолог. Ему только любовь без секса и осталась! – авторитетно заявил Димка и шумно допил чай. – Посуду помоем завтра с утра, а сейчас – баиньки! – Он с грохотом сбросил тарелки в раковину и притянул к себе Веру. – Пойдем скорей! Лешки нет, я соскучился!

– Сейчас иду, – ответила Вера и, вздохнув, отправилась в ванную.

Тетке она позвонила только на майские праздники. От нее она и узнала, что Ниночка и ее квартирант уехали в Ярославль. Он там устроился на более-менее выгодную работу. Ниночка при нем якобы в роли жены.

Февраль 2002 года