Именно в тот момент Родиону впервые стало страшно. С Виолеттой нельзя было развестись – это был брак, скреплявший и без того прочные финансовые связи в корпорации. Вернее, развестись было можно, но тогда Родион приобретал смертельно опасного противника в лице ее отца. Размышлять о том, что он, такой рассудительный, ошибся, променяв свободу на дополнительный пакет акций, подаренный тестем на свадьбу, Беловерцев пока был не в состоянии. Это умозаключение было убийственным, потому что он, на самом деле, продешевил – свадебная сделка оказалась с обременением, о котором он на тот момент ничего не знал. А была ли у него свобода выбора? «Казнить нельзя помиловать».

Ни одной серьезной причины, на самом деле, не было, чтобы отказать шефу. Здоровый физически и морально, успешный, Родион был перспективным во всех отношениях. Противиться было опасно, от Игнатия Васильевича напрямую зависело его, Родиона, личное благополучие. Место в первой совещательной тройке директоров он действительно получил, но жизнь, отравленная Виолеттой, со временем стала неинтересной. Тогда он придумал проект филиала в Крыму и уехал строить бизнес в этом окраинном регионе, по которому ностальгировали пожилые москвичи – подальше от жены с ее неистребимым желанием развлечений, которые она называла духовными потребностями.

Родиона передернуло от отвращения. Проспект под окнами гудел, пробка перед кольцом стала похожей на свалку автомобилей, движение встало. Он подумал, что точно также на мертвой точке невозврата остановилась его жизнь. Провинция от надвигающегося личного краха не спасла, и выбор ему сделать придется. Возможно, далеко не в свою пользу.

На прошлой неделе Беловерцев не выдержал и зачем-то поехал в Тополёвский монастырь, в горы. Здесь он не был ни разу и надеялся, что новые впечатления его отвлекут от сложных мыслей. Именно в этот холодный день невыносимо захотелось чистоты, воздуха, наполненного запахом сосен, созерцательного одиночества – как будто окончательно подступила к горлу чернота, и уже почти нечем стало дышать. Каково же было его удивление, когда настоятельницей, случайно встреченной у церквушки, оказалась его хорошая знакомая, бывшая москвичка. Матушка Ефросинья, в мирской жизни кандидат наук, умнейшая женщина, приняла постриг после смерти мужа, а несколько лет назад, переехав в Крым, так и осталась в Тополёвке.

В тот день они разговаривали почти час. Сначала вспоминали время после института, где она некоторое время была его научным руководителем, а потом как-то незаметно Родион расслабился и рассказал, почему оказался в Крыму.

– …Вроде, все у меня хорошо. Вот, хотел здесь прожить год. Думал, успокоюсь, вернусь обратно другим человеком. И жену свою приму такой, какая она есть. Но что-то плохо получается. Наверное, это кризис возраста.

Матушка Ефросинья покачала головой, сказала тихо и сурово, будто отрезала.

– Примешь ее, себя потеряешь.

– Как это?

– У тебя есть выбор – деньги или ты сам. Вот и думай. Что тебе важнее? Если деньги, тогда смело возвращайся и не страдай, терпи ее капризы. А если сам себе важен…

– Да как это узнать? Я будто над пропастью – весь мир на ладони, а не дотянешься.

Родион начал злиться, разговор показался ему бесполезным, он пожалел, что затеял его. Нет у него выбора, нет! Ну, что ему может посоветовать пожилая схимница, давно забывшая, каково это – жить среди людей? Ефросинья не обратила внимания на его раздражение, прикоснулась холодными пальцами к его руке, прикосновение показалось неприятным.

– Я сегодня помолюсь за тебя, Родион, хоть ты и не особо верующий. Уверена, судьба тебе предоставит шанс. Может, будет встреча. Сам узнаешь, почувствуешь. А дальше – думай.

– Но почему нельзя сохранить и душу, и деньги? – он внезапно успокоился, стал равнодушным – слова матушки были похожи на шаманство, он перестал ей верить. Но невежливо было уйти, не закончив разговор. Родион задрал голову вверх и стал смотреть туда, где в кроне высокой сосны резвились две серые белки.

– Нельзя. Ты перешел границу, когда просят помощи у самого дьявола. Он тебе и предоставил в залог собственную дочь.

– Да какой он дьявол? Обычный мужик!

– Это образно. Если тебе нравится распоряжаться большими деньгами и ты не можешь остановиться, так и не переживай, распоряжайся на здоровье. И живи с Виолеттой. Венчались, небось, красоты захотелось?

Родион обреченно вздохнул.

– Венчались.

– Никто тебя волоком под венец не тащил?

– Да нет, никто.

– Вот и принимай свою судьбу как данность. А хочешь другой жизни, значит, придется отказаться от многого. Это как в казино – накапливаешь фишки, пока везет, а потом можешь проиграть одним махом. Но поверь, жизнь души иногда в тысячу раз слаще любых денег.

Родион тогда сильно расстроился, после разговора остался странный осадок, будто Ефросинья окончательно подтвердила его наихудшие опасения.

После Тополёвки он повернул на Коктебель и два дня просидел затворником на своей даче, обдумывая странный разговор. Как ни отмахивался он от матушкиных слов, на душе стало совсем скверно – лучше бы не встречался с Ефросиньей, совсем она его покоя лишила. Каменный мешок, в который совершенно непостижимым образом превратилась его когда-то комфортная жизнь, становится все теснее. Еще можно было дышать, двигаться, принимать решения, но совсем скоро стены сомкнутся, и он перестанет существовать. Нет, не умрет, а именно перестанет существовать, как свободная личность, имеющая право на собственные желания.

Он всеми силами сопротивлялся этим мрачным мыслям, находил весомые аргументы, оправдания и… понимал, что матушка права. Именно сейчас, к сорока двум годам, у него началась настоящая взрослая жизнь с очень серьезными деньгами, и, чем выше он будет взлетать, тем меньше в нем должно оставаться эмоций, иначе сгорит, оплавится. Хочет ли он стать таким же расчетливым и безжалостным, как его тесть? Нет, он не был готов. Родион до женитьбы жил слишком легко, был избалован своей внутренней свободой, и теперь жалким поползновениям его мятущейся испуганной души места не оказалось. Она мешала, словно изнеженное растение, за которым необходимо было присматривать день и ночь. И выкинуть было жаль – душа все же! – и оставить невозможно, все равно погибнет от недосмотра. В Москве он будет вынужден окончательно принять новые правила игры, зачерствеет, окостенеет, станет равнодушным, забудет о радости. Иначе ловушка захлопнется. А, может, так и надо?

Родион, на самом деле, оттягивал этот момент, сколько мог, Крым помог ему выиграть целый год, но, видимо, время вышло. Пожалуй, хватит сантиментов, мечты и желания в сторону, и вперед – к себе новому, незнакомому. Надо просто сделать шаг, а потом он забудет и о Крыме, и о своих переживаниях. Возможно, это глупый неосознанный страх, и он даже не подозревает, как ему станет хорошо в новой московской жизни. Увлекательный мир больших финансовых возможностей не так уж и плох. Зря он переживает. А с Виолеттой он справится.

Почти смирившийся с неизбежным, настроившийся на скорый отъезд в Москву, Родион на следующее утро вернулся в Симферополь, чтобы решить срочные дела.

А вечером, как и пообещала матушка, встретил Александру с ее глупой фуршетной тарелочкой. И даже пригласил на обед. Он так и не понял, чем она его так сильно зацепила. Ей было далеко до юной свежей Виолетты, но почему-то именно ее захотелось защитить, расшевелить, заставить улыбнуться. Рядом с этой женщиной он вдруг почувствовал себя сильным, почти всемогущим, способным свернуть горы.

И вот теперь ему сообщили, что она убийца.

…Его размышления прервала секретарша, глаза ее были испуганными.

– Родион Михайлович, к вам из милиции. Следователь.

– Зови.

Он сел за стол и приготовился отвечать на вопросы. Рассказывать было нечего. О том, что они договорились c Александрой о встрече в «Княжей Втихе», он решил не сообщать, это теперь было слишком личное.

Редакция стала похожа на разгромленный революционный штаб. Для журналистов, всегда искавших интересный сюжет или сенсацию, оказаться в центре внимания общественности было бы крайне престижно, но только не для сотрудников журнала «Бизнес ₰ Время».

Имя Александры Романовой не сходило со страниц газет и журналов, везде были опубликованы ее фотографии. В одной из статей «желтой» прессы какой-то ретивый писака-фантазер предположил, что она тайный агент, но какой разведки – не уточнил. Эту сплетню тут же подхватили и разнесли, приправив соусом домыслов и самых невероятных фантазий. Первые полосы почти всех периодических изданий, кроме «целителей» и «гороскопов», напечатали статьи, в которых фигурировало название редакции в самом уничижительном смысле по принципу «мы же говорили». Подразумевалось, что престижное, отлично финансируемое издание с главным офисом в Киеве пригрело в своих рядах чуть ли не шпионку, зато крымские, весьма скромные газеты и журналы оказались с «незапятнанной репутацией». Это был неслыханный, грандиозный скандал, на котором пиарились все, кому не лень. В социальных сетях происходящее назвали бы емким словом «срач», другого правильного определения всей той грязи, в которой по уши увязло издание «Бизнес ₰ Время», попросту не было.

Звонки раздавались постоянно, секретарша Алиме, как заведенная, носилась с папками, главред в голос кричал на всех подчиненных без разбору и швырялся бумагами, его заместитель Инна Николаевна беспрерывно отвечала на звонки. Подготовка очередного номера к выходу в печать забуксовала. К двенадцати часам дня, в довершение всей суматохи, явился следователь с группой оперативников, редакцию закрыли, сотрудников разогнали по кабинетам и приказали не выходить.

Антон Коваленко сидел за своим компьютером злой, как черт. Вчера его долго спрашивали о подозреваемой: с кем дружила, общалась, переписывалась, как вела себя в коллективе, не было ли тайных увлечений. Антон, скупо отвечая, никак не мог представить в роли убийцы Ксану. Она единственная всегда была на его стороне, на совещаниях смело отстаивала именно его макеты. Делала она это не по причине хорошего отношения, а потому что была настоящим профессионалом, безошибочно определяя наиболее правильную подачу текста, подходящий размер и фон фотографий. Если ей что-то не нравилось, Коваленко никогда не спорил и переделывал, а мнение других его не интересовало.

Они уже много лет работали в творческом тандеме, и этот тандем был успешным. Несмотря на устойчивый имидж лоботряса, Антон никогда не нарушал график работ, макеты сдавал вовремя, а Ксана помогала их утвердить. Это, конечно, была не ее обязанность, а Иннуси, но так уж повелось, что именно замечания Ксаны добавляли последний штрих в очередной издательский шедевр. Антону это нравилось. Было в таком взаимодействии нечто очень личное, изумительно обнадеживающее, от чего хотелось работать еще и еще.

В редакцию Антон устроился десять лет назад – не очень грамотный, но вполне подающий надежды дизайнер, нахватавшийся знаний на случайных подработках. Но уже на тот момент он обладал главным достоинством – художественным вкусом. Был он длинноволос, высок, худ и сутул. За десять лет не изменился – носил такие же затертые джинсы, ботинки на толстой подошве, просторные пайты, скрывавшие впалую грудь. Острая темно-русая бородка, собранная в хлипкую косичку, длинный хвост перевязанных резинкой густых светлых волос, серебряная серьга в ухе выдавали в нем бунтарский дух, который заключался в собственном видении верстки журнала. Его терпели, ему хорошо платили – лишь бы делал свою работу и постоянно присутствовал в редакции как некий оригинальный символ живого креатива.

Однажды Антон с подачи Иннуси вдрызг разругался с Пал Палычем по поводу десятиминутного опоздания на работу. Смешно, но все эти десять минут он увлеченно флиртовал с продавщицей в буфете на первом этаже, где покупал горячие пирожки – без них он работу не начинал. В сердцах написав заявление об увольнении, Антон в тот же день укатил автостопом на Казантип, а его место занял высоко оплачиваемый дипломированный специалист, приглашенный Инной Николаевной – солидный, самоуверенный. Журнал получился невыносимо казенным. Ксана на совещании очень мягко, но настойчиво, несмотря на яростное сопротивление Инны, забраковала почти весь макет и довольно четко доказала шаблонность мышления нового сотрудника. Инна тогда сильно обиделась на выскочку Ксану, перестала с ней здороваться. А главред разбушевался не на шутку, лично уехал на Казантип, разыскал беглеца, силой вытащил его из засаленной палатки, привел в порядок, отпоил ромашковым чаем и в срочном порядке вернул за компьютер, чему тот не особенно сопротивлялся. Редакция давно стала главной частью жизни Антона, в которой были приветливая Алиме, верная Ксана, вредная Иннуся и громкоголосый главред.

Сейчас эта привычная жизнь рушилась на глазах только потому, что Ксану, как жертвенную овцу, решили использовать для грязных политических дел. Непостижимо! Она была доброй, совершенно бесхитростной женщиной, старалась уйти от конфликтов, в интригах не участвовала. Все знали, что она гораздо лучше и быстрее Иннуси справилась бы с бесконечным потоком материала, у нее было чутье на качественный контент. Но главред слишком благоволил красавице Инне, чтобы по достоинству оценить таланты Александры Романовой. Конечно, редакцию не закроют. Возможно, выпуск номера задержится, график будет нарушен и, благодаря скандалу, даже взлетят рейтинги. Но Ксана не вернется – слишком профессионально была разыграна партия, кто-то очень тщательно подготовился. Но кто? Кому она перешла дорогу?