Мама сказала просто: «Не ты первая, не ты последняя». Её философия – быть сильной, ни на кого не надеяться, в очередной раз подтвердилась жизнью. Побыть одной я тоже не смогла, кроме меня о моем ребенке позаботиться было некому.

Что происходит с нашей психикой в моменты потрясений? Уже тогда мое сознание разделилось на две части: моя душа болела, а другая моя часть наблюдала за болеющей душой. Включился Наблюдатель, взрослая, беспристрастная часть психики. Она позволяла мне горевать, но не давала потерять контроль над происходящим. Я ничего не ела несколько дней, с трудом заставляла себя пить. Почти не спала. Было забытье, когда я погружалась в другую реальность, но не переставала собой руководить. Я видела свои внутренние органы – оболочки, пульсирующие сосуды, движение лимфы. Это было удивительно, и я ни на миг не усомнилась в реальности видения.

Саша приехал через три дня. Сказал, что без нас не может. Я простила. Потому, что поняла, что я тоже не могу. Или не хочу?

Поглощение меньшего большим

В моей жизни было несколько потрясений. Про одно из них я уже написала. Была смерть собаки – ее отравили. Она умирала мучительно целую неделю. А потом, на протяжении нескольких месяцев, я просыпалась среди ночи и пыталась найти способы, которыми ее можно было бы спасти.

Был пожар в доме. Мы спасались из горящего дома, вскочив с постели и накинув первое попавшееся на плечи. Саша спасал животных, а я сидела в машине и смотрела, как горит дом, который мы строили 7 лет.

Благодарю Бога, что испытания были по-силам. И после каждого я становилась другой, во мне появлялось новое качество, новое отношение к жизни. И во время всех потрясений Мигрень отступала, она давала мне передышку, чтобы я решила главное. А потом возвращалась, входила в обычный ритм.

После измены Саши я стала подозрительной, меня пугало все – телефонные звонки, его опоздания, его внимание и невнимание. Я себя изводила, пытаясь понять – что я сделала такого, чтобы это произошло. Вопрос очень правильный, но искать ответ можно лишь когда улягутся эмоции. Демонстрация состояния «у меня все хорошо» сменилось искренностью. Нет, не всегда и не всем, но я стала открываться людям. Раз в месяц уходила на тренинг, это была моя отдушина, возможность получить поддержку. Получала ли я ее от мужа? Да, наши отношения поменялись, но мой страх и его вина не позволяли нам опять стать теми, которыми мы были раньше, когда жизнь друг без друга была немыслима, когда объятия и поцелуи, нежные записочки, сюрпризы, все дела вместе. В этой созависимости была опасность, которую мы не понимали. И получили то, что получили. А что такое любовь – с достоинством, взаимоуважением, возможностью развития, мы еще не поняли.

На тренинге были другие люди, другое общение, другие взаимоотношения. Можно было просто плакать «для себя» и почувствовать, что кто-то положил тебе руки на плечи – ничего особенного, но это жест «Я вижу, что тебе больно». Можно было ржать, захваченной общим весельем. Можно было сопереживать чужому горю. Можно было говорить о разном. Почему всего этого я не получала в жизни? Там фокус восприятия сдвинут на внешний мир, на заботы и быт, слишком сильное информационное поле, которому я не могла еще противостоять. Позже я пойму опасность этого явления, я узнаю, что такое «тренинговая игла» и научусь, как тренер, не заменять тренингом жизнь участников, а помогать им в жизни создавать то, что они получают от тренинга. И это прежде всего потребность быть собой.

Саша не препятствовал, но мои состояния его пугали, он был не готов к этому. Однажды меня с тренинга подвозил на машине один из участников, взрослый, серьезный мужчина. И с ним состоялся разговор о том, почему случаются измены. Он рассказал мне, что чувствуют мужчины, как они воспринимают и интерпретируют. И именно после разговора с ним я поняла, что если любишь, то счастлив счастью того, кого любишь. А проще: пусть Саша будет счастлив, даже если он будет с другой женщиной. Я поняла, что не смогу его ненавидеть, не буду добиваться и мстить. Очень ясно поняла, и мне это понимание пригодилось.

Через несколько месяцев я опять почувствовала уходящий из под ног пол. Но я припечатала ступни и сказала сама себе: «Стоять!». Другая женщина никуда не делась, и страсть побеждала семейное постоянство. В это время мы собирались везти Даню на море, все выяснилось буквально за пару дней до отъезда. Ехали мы «дикарями», я понимала, что одной мне не справиться, да и сына нужно как-то постепенно приучать к отсутствию папы рядом. И мы решили – съездим, и он уйдет. Теперь уже безвозвратно, как муж. Я не собиралась как-то ограничивать общение с Даней.

Сказать, что я действовала хладнокровно, это ни сказать ничего. Рана, которую расковыряли, страхи, которые воплотились, опять невозможность есть и спать. Но у меня есть цель: ребенку нужно море, мне нужно свыкнуться с мыслью и приучиться жить без мужа. На все это месяц, через месяц я должна быть готова к новой жизни.

Помню, что на вокзале перед отъездом я купила книгу «Депрессия», и прочла ее залпом. Определила свой тип депрессии, выявила симптомы, наметила план выхода из болезни. О том, что я страдаю депрессией уже несколько лет, поняла тоже тогда. И «срослось» все, и внезапные слезы, и страсть к шоколадкам, и обиды, и Мигрень, как симптом. Я приняла решение быть здоровой и счастливой. Позже, наблюдала это у своих клиентов – решимость менять ситуацию. Даже не ситуацию, а себя, своё восприятие жизни. Я отложила книгу и взяла в руки журнал «Cosmopolitan», женский красивый глянец, который я позволила себе купить на вокзальном прилавке. И неожиданно зачиталась, увлеклась историей выпечки кекса, хихикнула над рассказом о похудении (мне бы ваши проблемы!), внимательно рассмотрела «что сейчас носят». И отметила про себя – помогает, надо пользоваться. В работе с депрессией все средства хороши, надо использовать все, что помогает! И, как правило, помогает всем разное. Я стала очень внимательно относиться к своему состоянию, отмечать ухудшения настроения, навернувшиеся слезы, приступы злости, спокойствие, намеки на радость. Кого-то не надо учить рефлексии, но таких, как я – рассудочных и умных, необходимо переключать на чувства, ощущения, учить замечать поведение, видеть ответную реакцию жизни. И учит этому жизнь особенно хорошо в периоды потрясений.

Во время отпуска я делала то, что собиралась сделать – приучала себя к жизни без Саши. Он был рядом, он заботился и был внимателен, но я тренировала отчуждение, чтобы не рвать по-живому. Я сказала Дане: «После того, как мы вернемся, папа уйдет, он не будет жить с нами». Сынок испуганно спросил: «Почему?» А я ответила: «Он полюбил другую тетю». И Данечка заплакал. Я поняла, что это была ошибка. Готовить можно себя, я взрослая женщина, а трехлетнего ребенка подготовить невозможно. Я его успокаивала, говорила, что папа будет часто приходить, играть с ним. И он, вроде бы, успокоился, и даже забыл, но когда мы приехали в гости к моей тете, Даня сразу сообщил: «Когда мы вернемся домой, папа уйдет к другой тете».

Никаких скандалов и выяснений отношений у нас с мужем не было. Мы оба делали все возможное, чтобы сынок отдохнул и набрался сил. Целый год у него тек нос, дорогое и интенсивное лечение не приносило больших результатов. Позже, когда я стала детским психологом, наблюдала, как маленькие дети реагируют на разлад в семье – они начинают болеть. И для этого родителям не обязательно ругаться, ребенок все чувствует. Иногда я уходила, вроде бы на рынок или в магазин, но на самом деле бродила по городу, пыталась почувствовать себя самостоятельной, взрослой женщиной, пыталась разглядеть мужчин, со мной даже кто-то знакомился. При всей внешней уверенности и умения справляться с трудностями, я чувствовала себя маленьким брошенным ребенком. Не всегда, но иногда накатывала такая беспомощность, что я с трудом удерживалась, чтобы не устроить истерику: «Не бросай меня…»

Однажды, я вышла на берег моря, это было на закате, дул очень сильный и теплый ветер. Прямо горячий! Я стояла на камне, подставив всю себя этому ветру, и вдруг почувствовала, как эта сила наполняет меня. И в этот момент я поклялась. И сказала вслух: «Я сделаю все возможное, чтобы никогда и ни от кого не зависеть. Какой бы мужчина ни был рядом со мной». Позже я часто вспоминала эти слова. В тот момент я стала взрослой. Вернее, взрослое состояние во мне перевесило детское. Вернулась с моря я другой. Спокойной. Как бы не сложилась жизнь, с моей любовью никто ничего не сделает. Да, я люблю этого мужчину. И я готова его отпустить, если это сделает его счастливым. С этого момента начался какой-то перелом в отношениях. Как будто я долго пыталась удержать птицу в руке, а она вырывалась, а когда я раскрыла ладонь, птица не захотела улетать.

Мы вернулись домой. Я сразу же уложила Даню спать, и освободила от вещей чемодан. Пришла на кухню, где сидел Саша, и сказала: «Уходи сейчас, пока он спит». Он вышел в комнату и стал закладывать в чемодан игрушки – мы использовали его для хранения игрушек. Потом подошел, обнял и сказал: «Я хочу быть с вами. Если можешь – прими меня обратно».

В наши проблемы была посвящена только моя подруга. Помню, она казала: «Разбитую вазу не склеишь…» Мы склеили. Долго и мучительно вылезали из ямы недоверия, обид, вины. Мне помогло то, что я оградила себя от любой информации о той женщине – просто вся сосредоточилась на себе. Знаю, что любые подробности приносили бы боль. И до сих пор, спустя 30 лет ничего о ней не знаю.

Знание причины не устраняет симптом

В семье все было хорошо. Даня совсем перестал болеть, насморк прошел. Саша признался, что ему нужна психологическая помощь и сам решил сходить на тренинг. У нас появилась новая жизнь, наполненная общим опытом, разговорами, переживаниями, знакомыми. Так было много лет назад, когда мы вместе занимались в народном театре. Все было названо своими именами, мы разделили ответственность за то, что произошло. С тех пор я усвоила, что в конфликте ответственность делится пополам. Даже если кажется, что виноват во всем один, другой тоже что-то сделал для этого. Это не всегда очевидно, но принять роль жертвы – та еще манипуляция…

Я решила поступать в институт. «Поступать» – не то слово, я пошла на коммерческое обучение психологии. То есть два года мне нужно было платить за обучение приличную сумму. Но Саша меня поддержал. После двух месяцев учебы я решила, что уже стала немножко психологом и предложила себя в этой должности в детский сад, куда ходил Даня. Заведующая меня знала, я на общественных началась уже проводила какие-то беседы с родителями, пыталась собрать первый тренинг. И у нее как раз были полставки, которые отдали «на психолога». А мне больше и не надо – я еще продолжала преподавать, а дополнительных денег хватало как раз на учебу.

За работу я взялась рьяно. Сразу же сообщила, что не буду готовить детей к школе, как это делала коллега до меня. Я буду работать с родителями и педагогами, поскольку все проблемы детей – от взрослых. Это был тяжелый период, когда старые стандарты воспитания менялись на новые, называлось «личностно-ориентированный подход». Но как это на деле, никто не знал. А я знала. Не от научения, не из книг, и не из богатого жизненного опыта. Я понимала и чувствовала, что происходит с каждым конкретным ребенком, видела, угадывала по мельчайшим деталями, что родители делают неправильно и почему. Меня как будто подключили к пониманию. Можно сказать, что это была интуиция. Но на протяжении уже многих лет я чувствую себя «подключенной». Да, конечно, я училась, много читала, наблюдала за работой именитых специалистов, но это всегда было вторично. То есть я лишь подтверждала свое понимание, находила слова и теории. Я почувствовала себя счастливой в этой работе и ушла из колледжа. Где-то через год меня вызвала к себе заведующая:

– Ирина Владимировна, я документы к аттестации готовлю и не могу найти вашего диплома.

– А у меня его еще нет, будет через год…

– А как я вас вообще на работу без диплома то взяла?

– Ну, наверное, вы без диплома увидели, что я психолог…

Во время обучения в институте я испробовала все методики, чтобы разобраться со своей больной головой. Жизнь поменялась, а Мигрень осталась той же, без изменений. К нам приходили разные специалисты, психотерапевты, приглашали кого-то на роль клиента. Я всегда вызывалась.

– Озвучьте свою проблему…

– У нее болит голова – хором произносили мои сокурсники.

Да, у меня не было других актуальных проблем, два года на тренингах помогли во много разобраться.

Я рисовала свою Мигрень, отвечала на вопросы от ее лица, разыгрывала по ролям, писала установки, визуализировала…. Я понимала все, я устранила все причины, которые нашла. Я стала другим человеком, но с приступами ничего не происходило. Один психотерапевт сказал мне: «Знание причины не устраняет симптом». Как же так? В чем же тогда суть психотерапии? Он ответил, что в том, чтобы принять себя со своей болезнью.

Принимать я не хотела. Я боролась. По-прежнему приступы вышибали меня из жизни два раза в неделю. Я нашла Кофетамин (кодеин с кофеином), приступ он снимал достаточно быстро, и «приятно», если можно так сказать о действии лекарства. Где-то через час я чувствовала легкие мурашки по всей поверхности головы, боль стихала и, наконец, разом отпускала. Но количество выпитых таблеток меня по-прежнему пугало. Старалась найти какой-то способ, чтобы без таблеток. Что я попробовала? Да, все, что находила или слышала.

– Красный шарф – туго вокруг головы;

– Намазать голову глиной;

– Натереть виски лимонной коркой;

– Натереть шею перцовой мазью;

– Измельченный лук в ухо с той стороны, которая болит;

– Дышать интенсивно. Не дышать как можно дольше… И даже – дуршлаг на голову.

Случалось, что что-то помогало, но единично, повторение не приводило ни к какому результату. Ну, и, конечно, бывали приступы, которые не снимались таблеткой. Я садилась в ванну, направляла душ на голову и тихонько выла. Иногда не тихонько.