Кофе вуду

Распитие кофе для меня всегда было ритуалом вуду. Это магическое действо соединяло меня с друзьями, которые также как и я, хотели погрузиться в насыщенную атмосферу интеллектуального разговора. А он под кофе шел легко, непринужденно! С кем я только кофе не пивала?! С профессорами российских и зарубежных университетов, своими коллегами, с музыкантами –рокерами в культовом заведении Hard rock cafe по всему свету, с актерами провинциальными, из театра своего отца и со столичными… И особую строку в этих «кофейных хрониках» Харона занимают известные люди…

Спросите, почему? Потому, что хочется прикоснуться к славе. Но не только поэтому. В процессе разговора могут возникнуть такие неожиданные темы, которые не говорятся «на публику», и тонкая ниточка интеллектуального единства может хотя бы на время связать с человеком необычной судьбы. Одним словом, расскажу о славном ритуале кофепития с двумя известными, великими мужчинами и о своем общении с ними…

…Начну с того, что в центре небольшой северной столицы стоит-работает гостиница «Полярная звезда». На мой взгляд, отель хорошего уровня. И вот прохожу я однажды, в одно июньское утро 2012 года мимо лобби-бара на втором этаже отеля (спешу на научную конференцию) и вдруг вижу – в кремовом кожаном кресле сидит мужчина достаточно солидного возраста (примерно под 70 и даже больше!). С седыми коротко стрижеными волосами и ярким выразительным профилем Симонова. Пьет чай или кофе. Я хорошо помню этот профиль с портретов Константина Симонова из его книг, которые подобраны в домашней библиотеке. «Жди меня и я вернусь, только очень жди!» – всегда читал мой отец, с выражением и с чувством. Как все дети войны, отец верил в эти возвышенные строки о женской верности. Так, неужели я вижу автора бессмертных строк у нас в Якутске? О, боже мой, о чем это я – писатель Симонов давно скончался, еще в конце 70-х годов! Это просто свет из окна так упал на профиль странного посетителя в баре!

Впрочем, всего через пятнадцать минут, в нарядном конференц-зале, когда началось пленарное заседание конференции, я узнала, что я не так уж и ошиблась. Это был, действительно, Симонов. Только Алексей Кириллович Симонов, сын всемирно известного советского писателя. Сходство между отцом и сыном просто удивительное!

Когда Алексей Кириллович вышел к трибуне, зал, конечно, взорвался аплодисментами. Необычный московский гость заговорил голосом четким, громким, в интонациях и нажиме голоса, да и во всей манере выступающего чувствовались энергия и экспрессивность. Алексей Кириллович говорил на подъеме – а все потому, что он вернулся в город юности. Впрочем, все по порядку. Алексей Кириллович начал свое выступление с того, что стал пояснять: настоящее имя его отца – Кирилл, но так как писатель с детства не выговаривал буквы «л» и «р», его назвали Константином, это был литературный псевдоним.

– Я приехал в Якутск в 1956 году, когда мне было всего 16 лет, после окончания школы. Работал в Институте Мерзлотоведения, как говорят местные, на Мерзлотке. Впрочем, об этих романтичных воспоминаниях чуть позже…Прошло почти 60 лет. Я ожидал увидеть колоссальные изменения, сознаюсь! И что же?! Как был бардак, так и остался! – в сердцах заявил Симонов. Потом слегка остыл (или заставил себя остыть), и пустился в спокойные, взвешенные рассуждения. – Допустим, будем ставить спектакль под названием «Якутск» в некоем театре, так вот «вешалкой», «истоком» этого театра должна стать дорога из аэропорта по улице Дзержинского, в город. От того, насколько хороша или не хороша эта дорога, будет зависеть наше восприятие региона. Я не увидел следов Алросы, Де Бирса и прочих алмазных мега-гигантов в архитектуре города (люди в зале гулко вздохнули, все знали, что по дороге из аэропорта в город стоят двухэтажные покосившиеся дома!). Где эти триллионы алмазо-долларов?! Видимо, осели в банках Амстердама, Лондона и др. Вы знаете, каким был Якутск, когда я сюда прибыл «покорять Север»? Не поверите!– энергией, жизненной силой, драйвом от Симонова-младшего веяло за версту. – В Якутске стоял один светофор, посередине улицы возвышался один полицейский и палочкой указывал извозчику на лошади, куда поворачивать… В Покровск ездили за тройным одеколоном, мужики-геологи ездили и я – тоже. Знаю, о чем говорю. Молотов приехал в Якутск и дал телеграмму Сталину: «Якутск– город пыльный, одноэтажный, но вполне цивилизованный». Ох, не сильно этот город изменился с тех пор! Кстати, по поводу Молотова. Слышал, что местные деятели культуры хотят построить музей, посвященный Молотову. Но он же пробыл в Якутске всего три дня! Давайте спросим якутскую молодежь, кто такой Молотов. Молодежь, кто такой Молотов? – зычно произнес Алексей Кириллович Симонов, бросив вызов в зал.

Из молодежи, которая составляла две трети конференц-зала, ни один человек не знал, кто такой Молотов. Девушки и парни смущенно молчали, взрослые люди с огорчением поддерживали молчание. Кто-то пытался ответить за молодых, но Симонов отвел ответ рукой, запретив говорить: мол, пусть сами постараются найти информацию. Речь Симонова была настолько эмоциональной, приподнятой, что сумела все-таки поменять настроение присутствующих. Пришедшие на конференцию люди прониклись какой-то ностальгической грустью, отошли, что называется, от сухого академизма и скрытой тоски большинства конференций («за 60 лет жизнь поменялась, а душа осталась прежней…»). Симонов объявил, что на следующий день проведет мастер-класс по теме с необычным названием «Легко ли быть Симоновым?» Люди искренне обрадовались, предвкушая занимательный разговор.

На второй день на мастер-классе наблюдался полный аншлаг. Алексей Кириллович приехал уже в другом настроении: сдержанный, деловой. Московский гость сообщил аудитории, что уже около 20 лет является председателем Фонда защиты гласности, который проводит большую общественную работу, помогая семьям погибших журналистов, деятелям масс медиа, попавшим в сложную ситуацию. «Я – правозащитник, – пояснил Алексей Кириллович, – а это состояние души. Согласитесь, нелегко договориться со своей душой…» Симонов-младший сообщил, что закончил МГУ, изучал индонезийский язык и даже проработал год в Джакарте. «Но меня всегда влекло кино. Я пошел против воли отца, который хотел, чтоб я был переводчиком и стал заниматься кинематографом», – снова окунулся в воспоминания Симонов.

С азартом увлеченного человека Алексей Кириллович стал рассказывать, чем игровое кино отличается от документального, как сделать съемки естественными, раскрыл технологию снятия кино и, наконец, приступил к главному сюжету своего мастер-класса: Симонов стал презентировать свой фильм «Обыкновенная Арктика». Фильм был снят еще в 1976 году. Кажется, Симонов до сих пор переживал за то, что судьба фильма не сложилась. Симонов воспринимал это как несправедливость. К слову говоря, было заметно, что понятие справедливости (несправедливости) Симонов-младший переживал и осмысливал в течение всей своей жизни, наверное, поэтому и стал правозащитником.

Итак, в фильме многое было сделано хорошо. Его сюжет был не только продуман сценаристом-постановщиком А.К. Симоновым до мельчайших деталей, но и прочувствован им в реальной жизни. Основная сюжетная линия была такова – белое безмолвие снегов и восемь мужественных мужчин, которые осваивают Арктику, в отрыве от цивилизации. Алексей Симонов и сам прожил подобный «кусок» жизни, он длился у него 1,5 года, когда молодой парень трудился в заполярной экспедиции за 240 верст от Оймякона, мирового полюса холода, в маленьком поселке Томтор. В фильме снялись звезды первой величины: Олег Даль, Ролан Быков, Виктор Павлов, Петр Щербаков, Олег Анофриев… Константин Симонов помог сыну со сценарием, написал вступление к фильму, «заговаривал» проблемы кино. Однако фильм «Обыкновенная Арктика» надолго положили на полку…

Алексей Кириллович надеялся, что мы, участники конференции оценим этот фильм, ведь мы – северяне, мы знаем цену работы в экстремальных условиях. Симонов поставил нам кассету с фильмом, и аудитория долго, внимательно смотрела ее. Это был, действительно, хороший, добротный фильм, может, слегка скучноватый. Но все равно хороший. Увы, мы не успели обсудить фильм – время уже поджимало, должен был начаться другой мастер-класс.

Когда включили свет, Симонов спросил, какие к нему будут вопросы. Наверное, он надеялся, что люди будут высказываться по поводу достоинств его кинематографического детища. У меня мелькнула мысль, что фильм и вправду незаслуженно забыли.

– Скажите, пожалуйста, а почему дожди в знаменитом стихотворении вашего отца «Жди меня» желтые? Ведь не бывает желтых дождей…, – спросил кто-то из женщин-преподавательниц.

– А еще ответьте, пожалуйста, ответьте на вопрос, – торопливо вскочил со своего места и затараторил пожилой мужчина интеллигентной внешности, как будто он боялся, что ему не дадут слова, – почему ваш отец развелся с вашей матерью Серовой? Ведь это ей посвящен этот стих…

Алексей Кириллович был явно разочарован вопросами. Про его творчество, его деятельность никто ничего не спросил. Вот вам и ответ на вопрос, легко ли быть Симоновым! Конечно, нет! Приходится взаимодействовать с аудиторией, даже если она не всегда нравится. Приходится искусственно «поднимать» аудиторию над обыденностью суждений.

– Дождей желтых может быть и не бывает, вы правы, – суховато, не улыбаясь, – ответил Симонов. – Но это образ: желтые дожди – осень, тоска, разлука… А на второй вопрос, извините, я отвечать не буду! Вот мне подсказывают, что пора расходиться, время мастер-класса закончилось. Спасибо вам за то, что посетили мой мастер-класс! Надеюсь, что чем-то он вам в жизни пригодится.

Я заметила, что Симонов не на шутку рассердился. Я подошла к Алексею Кирилловичу и предложила выпить чашечку кофе, снять напряжение и усталость. Мне хотелось, чтоб у него остались приятные воспоминания о конференции. Он быстро согласился, и мы прошли в небольшой буфет института, в котором организовывался мастер-класс.

– Вы знаете, как мне надоели примитивные вопросы! – эмоционально заявил Симонов, когда мы остались без свидетелей в буфете. – Какой бы образованной аудитория ни была, всегда задают одни и те же вопросы!– продолжал возмущаться он стереотипами поведения людей.– Спрашивают про желтые дожди, обязательно! Ну, это ладно. Может быть, людей можно понять. Даже Емельян Ярославский, друг нашей семьи, как-то спросил, почему дожди именно желтые, ведь можно было написать по-другому, более понятно. Но почему люди считают, что имеют право спрашивать про личную жизнь?! Разве их в школе не учили, что личная жизнь – «закрытая территория», туда не каждому вход разрешен. Все спрашивают про Валентину Серову. Но она не моя мать, она, напротив, разлучница. Тетя Валя очень хотела мне понравиться, старалась. И вроде отношения с ней были неплохие, но полюбить ее я не смог – к ней отец ушел от моей матери, – раздражаясь, говорил Симонов, и в этот момент было видно, что он – пожилой уставший от жизни человек.

– Расскажите, пожалуйста, про свою мать, – попросила я.

Алексей Кириллович увидел, что мне, действительно, интересно.

Он успокоился и заговорил приветливо, доверительно.

– Моей матерью была Евгения Самойловна Ласкина, очень образованная женщина, она работала заведующей отделом поэзии журнала «Москва». Именно ей мы обязаны публикацией в 60-х годах ХХ века романа «Мастер и Маргарита». Моя мать была хорошо известна в кругах литературной Москвы, – Алексей Кириллович уже не сердился, он с удовольствием пил кофе, отдыхая от напряженного ритма короткой командировки. Раздражение улетучилось, и теперь он смотрелся уже как деловой сильный человек, умеющий справляться со своими эмоциями. – А, знаете, это ведь Якутску я обязан тем, что он примирил меня с отцом! Я вначале не мог простить отцу, что он оставил нас с мамой. Но когда мне исполнилось 16, я решил стать самостоятельным мужиком. Улетел в Якутск, на край света. Никогда не забуду рейс «Москва-Якутск», он продолжался 36 часов, сделал 7 посадок. На Мерзлотке меня приняли душевно. А в 1957 году отец прилетел ко мне, ему хотелось дать мне наставление в жизни. Мне очень приятно было, что отец добрался до края света – и все ради меня, что он переживает за мою судьбу.

– А вы поедите сегодня на Мезлотку? – спросила я.

– Да что вы, конечно! – обрадовано воскликнул Симонов. – Надо же «усугубиться» граммов на 200, вспомнить юность… Мужики меня очень ждут.

Я поняла, что «усугубиться» – народное геологическое выражение. Мне хотелось чем-нибудь еще пригодиться Алексею Кирилловичу и я рассказала ему, что в Якутске поставлен прекрасный памятник Ем. Ярославскому, сделала его дочь, известный скульптор. Но, кажется, у Симонова совсем не было времени на осмотр достопримечательностей, только Мерзлотка – и сразу домой, в Москву, ждали дела в Фонде. А закончилось наше дружеское кофепитие совсем уж неожиданно. Посмотрев внимательно на меня, Алексей Кириллович заключил: «Вы, наверное, филолог, член какого-нибудь литературного объединения или местного еврейского сообщества – вы чем-то похожи на мою мать…» Я только улыбнулась в ответ, поблагодарив его за приятное и лестное для меня сравнение. Но ни к филологии, ни к еврейству я не имела никакого отношения, разве что отчасти – к литературе. На этом мы и расстались с Алексеем Кирилловичем Симоновым, достойным сыном великого отца, который «прозой жизни дописывал его стихи». Именно так написала о Симонове-сыне одна израильская газета.

Что касается второго героя моего рассказа про интеллектуальные кофепития, то он еще более знаменит, чем первый. Про второго моего героя можно сказать эпитетами: он – Человек-легенда, Человек-эпоха, его жизнь воплощает в себе историю страны, от Братской ГЭС и БАМа до перестройки. Речь пойдет про Евгения Александровича Евтушенко. Судьба великого поэта, его молодые годы также были связаны с нашей северной республикой. И поэтому однажды – а именно весной 2015 г. Евтушенко решил приехать в Якутию, встретиться с друзьями, с которыми сплавлялся на байдарках по Лене и Алдану и, конечно, почитать стихи народу.

У меня был пригласительный билет на концерт Евтушенко в Якутском драматическом театре. Дата концерта – 2 мая 2015 года. Я предвкушала, что услышу любимого поэта, особенно вот эти строчки одинокого пилигрима: «Со мною вот что происходит, совсем не та ко мне приходит…» Помню советские компании, бобины с записями Высоцкого, чей-то пьяноватый голос нараспев читает Евтушенко «Со мною вот что происходит»… Это были 70-е, питерские общаги, посиделки студентов-гуманитариев.

2 мая 2015 года, в ветреный праздничный день я собиралась на концерт поэта. Мой папа был тогда еще жив, попросил: «Напиши записку Евтушенко, пусть прочтет «Хотят ли русские войны…», а ты запиши на диктофон. Я дома послушаю» Я обещала исполнить просьбу.

Но все оказалось как нельзя плохо! Двери театра были наглухо закрыты, хотя на концерт я явилась вовремя. Перед театральными дверьми бурно возмущалась, можно сказать, бесновалась внушительная по размерам толпа страждущих. Ветер сносил любителей поэзии с ног. И что примечательно, не только у меня и моих спутников, у всех остальных «непопавших» тоже были пригласительные билеты. Что же произошло? Натуральный «развод по-русски»! Билетов специально напечатали больше, чем требовалось – чтобы создать ажиотаж?!

Люди стояли под дверьми, мерзли, ежились от холода «на продрогшей земле якутов», но не уходили. Многое объяснялось тем, что подавляющее число из них были детьми советской эпохи, как и я. Для них этот концерт означал возвращение в светлое прошлое, прикосновение к настоящим ценностям культуры. Потом пришел какой-то человек со двора (чтобы не открывать главную дверь театра), поставил динамик и спешно удалился. А мы услышали громкий, чистый и совсем не старческий голос Евтушенко. Мы услышали: «Инородцы! Но разве рожали по иному якутов на свет..?! По иному якуты рыдали? Слезы их – инородный предмет?! Люди – вот что алмазная россыпь…» Это был знаменитый и горячо любимый всеми якутянами стих Евтушенко – «Алмазы и слезы». Мы прослушали примерно семь-восемь стихотворений, замерзли вконец и уехали с друзьями греться в ресторан. Не скрою, я была очень расстроена . Мне дали «Варшавский кофе», который мало чем отличался от обычного «Американо». Если бы я знала в тот момент, что через год примерно мне выпадет случай выпить кофе с самим Евтушенко, причем, гораздо лучшего качества (назовем его в географическом стиле кофе «Ленские столбы») – я бы, конечно, расслабилась и просто отдыхала в милой компании. Но, увы, тогда я не знала этого.