– А когда тебя нет поблизости?

– Сегодня точно не будет до вечера. Так что наслаждайся и получай удовольствие.

– И далеко собралась? – ревниво уточняю.

– Тебе какое дело?

– Ты – мое дело. И не дело, если ты будешь шлындать где-то, докучая другому. Это исключительно моя привилегия на ближайшее время.

– Это что ж получается, я теперь еще и отпрашиваться у тебя должна?

– Желательно.

– А как же свобода выбора и равноправие полов?

– Фигня. Мода на демократию скоро пройдет.

– Ну-ну, – скептично хмыкает Скворцова и отчаливает, виляя бедрами.

Не, ну она нормальная? Кто такие короткие юбки надевает? Это ж как красная тряпка для быка. И вообще, что за прикол? То есть я должен тухнуть в гордом одиночестве, пока она будет непонятно чем заниматься?

Не пойдет так.

Прямо вместе с палкой колбасы спешу сначала обратно наверх, чтобы прихватить бумажник с айфоном, а затем на улицу. К фиолетовой «бэхе».

– Суетолог вошел в чат. Погнали, – ныряя на пассажирское, подмигиваю опешившей Карине.

– Куда?

– Куда тебе надо, туда и погнали. Маршрут мне не принципиален.

POV Скворцова

Торможу возле длинного белого паровозика с наростами в виде башен, украшенных голубой черепицей. Несмотря на то, что набережная расположена на расстоянии, это здание все равно ассоциируется у меня не с учебным заведением, а с подобием гостиничного комплекса. Слишком уж светлое и праздное. Но за это я как раз его и люблю. Сюда приходишь не на каторгу, а для души.

– Да ладно? – скептично кривится Крестовский. – Универ? В воскресенье? Это так ты развлекаешься в выходные?

– Смотря что ты имеешь в виду под развлечением. Тусовки в пьяном угаре?

– Да хоть бы и так.

– Я из них выросла. И тебе советую.

Выросла или же попросту насытилась. Ма меня никогда не ограничивала, поэтому лет с четырнадцати я спокойно могла отпроситься на любую вечеринку. Конечно, с условием: отзвон раз в пару часов, чтобы она знала, что я жива и в сознании, но по сути – полная вседозволенность.

Даже когда попервой приползала домой в щи, не рассчитав меру, та не ругала, лишь заботливо подставляла тазик и с утра рассольчик подгоняла. Наверное, именно это и сыграло решающую роль. Имея на руках карт-бланш, слишком быстро стало скучно.

Одно дело, если ты тайком выбираешься из квартиры, подгоняемая бунтарским духом, и совсем другое – когда родительница выбирает вместе с тобой прикид для свидания, предусмотрительно снабжая доченьку презервативами и подробно объясняя: как, что, куда и для чего.

Может, из-за доверительного отношения, а может, потому, что я оказалась более-менее вменяемым подростком, но презервативы в большинстве случаев так и не пригождались.

Да и целом есть чем похвастаться: к двадцати годам я не курю, не принимаю, редко когда ужираюсь до состояния овоща и еще не делала ни одного аборта. Достижение двадцать первого века, блин.

Может ли тем же похвастаться сидящее рядом со мной тело? Раздражающе громко чавкающее и сгрызшее целую палку в одну харю. Эгоист хренов, даже не подумал поделиться!

– Ты думаешь, я от них балдею? – облизывая жирные пальцы, с трудом дожевывает остатки колбасы Крестовский. – Это лишь повод склеить кого-нибудь, минуя стадию свиданий с бесполезным анкетированием. Встретились, сделали дело, разошлись. Сама подумай: на кой хрен мне знать, какой у нее любимый цвет, если потом я ее и в лицо-то не вспомню?

М-да. На самом деле я ужасаюсь и восхищаюсь одновременно этой его… Эм, вот прям даже не знаю, как это обозвать. Только мат и вертится на языке.

– Позволь уточнить: ты давно у дяденек в белых халатах был? Проверься, а то мало ли.

– На этот счет можешь не переживать. Здоров как бык, хоть сейчас в космонавты. Но если принципиально, могу справочку принести. Тогда дашь?

Я с него худею. И буквально, и фигурально.

– Крестовский, знаешь, что я хочу тебе сказать?

– М-м-м?

– Ты просто эпический дебил.

– Но хоть красивый?

Хрюкаю от смеха.

– Красивый, красивый. Жалко только, что дебил.

– Что ж ты все время обзываешься? Я ведь могу и ремнем по жопцу твоему очаровательному за это всыпать.

– Уже очаровательному? Была же жирная совсем недавно.

– Где жирная? Кто чушь такую сказал?

– Ты.

– Когда? А… О-о-о… – До него доходит. Правда, почти сразу непонимание сменяется ухмылкой. – Ля, а тебя задело. Еще скажи, что из-за меня по утрам круги наворачиваешь?

– Естественно. Надо ведь быть в форме, когда придется убегать с места преступления. Потому что, если не заткнешься, обещаю: я тебя прирежу. – С досадой отмахиваюсь, жалея, что вообще заикнулась об этом. Теперь же не оберешься ехидства.

Пресекая тему, вылезаю из машины, чтобы достать из багажника большую сумку-чехол. Не столько тяжелую, сколько громоздкую из-за объемной папки для черчения, лежащей внутри.

– Скворцова… – Крестовский тут как тут. Маячит рядом, подпирая бедром моего «Баклажанчика». Тачку, в смысле. – Я просто обязан уточнить, во избежание необоснованных претензий: зад у тебя бомбический. Мне нравится.

– Только зад? – накидывая лямку на плечо, хмыкаю.

– Да не, у тебя в целом все как надо.

– Но узнать мой любимый цвет желания не возникает?

– А чего его узнавать? И так очевидно, – кивает тот на расцветку тачки.

Укоряюще прицыкиваю, захлопывая багажник.

– Мимо, красавчик.

– Серьезно? Тогда розовый.

– Нет. – Направляюсь к главному входу универа.

– Цвет лифчика, который на тебе сейчас? – Крестовский семенит следом, гадая на ромашке.

– С учетом существующей цветовой палитры тыкать пальцем в небо будешь до-олго, – торможу его, выставляя вперед руку и не давая зайти внутрь. – Ну и куда ты?

– В смысле, куда? За тобой.

– Свободен. Дальше я сама.

– Не сомневаюсь в твоей самостоятельности, но не на улице же мне торчать. Я там расплавлюсь под солнцем.

– Могу в салоне оставить. Открою, так и быть, окошко, чтоб не задохнулся.

– Я тебе кто, собака?

– Ты приставучий репейник.

– Очень приставучий. Поэтому смирись: мне скучно, и я иду с тобой.

– Тебя не пустят.

– Спорим, пустят?

Даже спорить не буду. Молча пересекаю обдуваемую кондиционером проходную, приветственно махнув охраннику зажатым между пальцев пропуском. Проскальзываю через вечно не работающий турникет, прямиком сворачивая к лестнице, но опешив замираю, слыша насмешливый окрик.

Да ладно?

Пропустили! Блин, его реально пропустили!

– Всего один вопрос: КАК?

Наш охранник из тех хмурных дядек, которые наслаждаются доставшейся им властью и очень любят не пущать. Он порой студентов даже при наличии пропуска тормозит, веля показать зачетку и доказать свою причастность к «цитадели искусств», а уж тех, кого в первый раз видит…

– Секрет фирмы. Но могу намекнуть: врожденное обаяние.

Ну-ну. Скорее уж бумажные шуршащие.

– Ты как та глиста, что в любую щель пролезет, – разочарованно вздыхаю.

– Очень занимательно. Проводила научный эксперимент? Точно знаешь, что в любую?

Игнорирую сарказм, поднимаясь на второй этаж и минуя пустынный коридор, увешанный работами выпускников. Все двери закрыты, кроме нашей мастерской. Еще на подходе слышу голоса, народ уже собирается.

Да, согласна, со стороны это странно – тащиться в универ в выходной, однако в данном случае это не добровольное начало, а официальная рокировка: перенос пар со среды на воскресенье, чтобы состыковаться с графиком натурщицы. Принято единогласно всей группой, поэтому третью неделю… вот так.

В целом никто не против. У нас тут на постоянке царит анархия и ненормированный график: я сама частенько подзадерживаюсь, доделывая проекты. На заднем дворе есть просто обалденная аллея, пропитанная творческой эстетикой.

Сидеть там на лавочке, рисовать, попивать мокко и наслаждаться видом – отдельная форма прекрасного. Но сегодня занимаемся строго в мастерской. Да здравствует духота и полумрак.

– Скворец пришла, – первой примечает меня Вита: коротко стриженная брюнетка с туннелями, пирсингом в самых неожиданных местах и забитая с ног до головы. Наша староста. Клевая девчонка. – И не одна… – добавляет, замечая выглядывающую из-за моего плеча любопытную моську Кирилла. – Это кто?

– Моя мигрень, – бурчу, занимая место. Достаю из сумки сперва футляр с сепией и сангиной^[7], затем папку. На мольберт ставится пока еще набросок обнаженной девушки. Рядом ложится блокнот для черновиков. – Рената появлялась?

– Не-а.

Задерживается. Притом что я сама опоздала чуток, встав в пробку на выезде, и была уверена, что получу втык. Вот только Алевтины Михайловны, нашего препода, тоже еще нет.

– Какая симпатичная мигрень, – с нескрываемым интересом поглядывает на Крестовского Даша, блондиночка с пучком на макушке.

Да и не она одна. У нас в группе одиннадцать девчонок, не считая меня, и всего три пацана. Из этих четырнадцати человек догадайтесь, скольким по боку появление постороннего? Правильно, троим. Пацанам.

– Забирай. Дарю, – снисходительно киваю на своего спутника, хозяйски бродящего по аудитории и сующего любопытный нос всюду, где придется. Вплоть до работ других студентов.

– Вау! У вас тут девочки голенькие, – одобрительно присвистывает он, кивая Юрцу, не очень довольному вторжением. – Не на то я учился, не на то. У меня вместо девочек были транспортиры и циркули.

А, да. Точно. Он же тоже «художник», только более инженерного склада ума.

– Тебе мало своих голых девочек, озабоченный? Не насмотрелся еще? – не могу удержаться от колкости.

– На твоих девочек точно не насмотрелся, – парирует Крестовский. – С удовольствием продолжу медитацию этим вечером, если позволишь.

Вот скотобаза.

– Не позволю.

– Слыхали? Единоличница! Нет чтобы для народа стараться, во имя искусства. А еще творческая личность.

Боже, что он несет? Ну натурально дебил.

– Вита! Я тебе по шапке настучу! – влетает в мастерскую рассерженный колобочек в черепашьих очках, с челкой-пони. – Дозвонилась я твоей подружке. Улетела она!

– Как улетела? – не поняла та.

– Как, как… На самолете. На Бали, чтоб ее! Мужика какого-то подцепила и укатила с ним загорать.

– А договор? Она же договор подписывала.

– А что договор? Закорючка для вида. Она так и сказала: «Извините, но от такой возможности не отказываются».

– Охренеть, – вырывается из меня.

Три недели коту под хвост, потому что продолжать без натурщицы дальше бессмысленно.

– Еще какое охренеть! – Алевтина Михайловна только что не подпрыгивает на месте от досады. – Вот сразу чувствовала, что она не надежная! И где теперь искать новую натурщицу?

Новую? Бли-ин, это ж теперь придется начинать все с нуля. И сегодня только зря приехала. Уже понятно, что лавочку можно сворач…

– А вам именно натурщица нужна? Натурщик не покатит? – раздается звонкий беспечный голос, окатывающий меня ледяным ушатом.

Преподша же и вовсе впервые замечает постороннего в мастерской.

– А вы, молодой человек, собственно, кто? – приспустив на нос очки, деловито оценила та его с ног до головы.

Особенно Михайловну заинтересовали татухи и скулы. Причем последние она, не стесняясь, осмотрела, взяв Крестовского за подбородок и повернув его лицо так, чтобы на того упал свет потолочных ламп. Единственное освещение в аудитории, так как окна сейчас плотно занавешены, чтобы не накидывать на натурщицу лишних теней.

Поправка: на неприехавшую натурщицу.

– Я с ней. – Кирилл коряво кивает в мою сторону, так как сложно шевелиться, когда находишься в цепких руках маэстро.

– То, что с ней, – это прекрасно, но нас уже одна такая знакомая знакомой подвела. Повторного фиаско не хочется.

– Не сцыте, не подведу. Мужика подцеплять я не собираюсь. И на Бали не планировал. До осени так точно.

– Это не разовое мероприятие, молодой человек. Минимум пару недель придется позировать в усиленном режиме, так как у ребят горят сроки сдачи. Три раза в неделю, по несколько часов в одной позе. Это сложно.

– Фигня. Сделаем.

– Не надо нам его! – возмущенно восклицаю. Фигня ему, видите ли. Все по фану. А нам потом что, опять с нуля начинать?! – Он ненадежный. Либо забухает, либо свалит в свой Амстердам.

– Хорошего же ты обо мне мнения. Не рассчитывай, я решил подзадержаться. Могу загранку в залог оставить, если успокоит, – ухмыляется Крестовский, которого наконец перестали изучать, как подопытного кролика. Теперь ему ничего не мешает неотрывно таращиться на меня, наслаждаясь реакцией. А она есть, потому что…

Зашибись. Подзадержаться он решил! А я так надеялась, что к концу следующей недели его уже и след простынет.

– Загранка мне ваша не нужна. – Алевтина Михайловна не то чтобы в восторге, однако понимает, что искать кого-то – дело муторное и неблагодарное. Не всякий согласится. Мы Ренату-то только в марте нашли, хотя клич бросали еще с зимы. А тут нате: возможность сама в руки идет! – Будет достаточно подписанного договора. Академические часы оплачиваются, если что. За час в одежде – семьдесят три, за час обнаженки – девяносто восемь.

– Девяносто восемь? Это в долларах или евро?

– В рублях, конечно. Мы вам кто, олигархи?

– Рублей? Шутите? Оставьте мелочевку ребятам на кофе. Я и за бесплатно разденусь. Карина же тоже будет меня рисовать?

– Естественно.

– Тогда я в деле. Трусы снимать прямо сейчас?