Читать книгу «Под прицелом» онлайн полностью📖 — Ирины Мельниковой — MyBook.
image
cover

Боёв на нашей линии фронта всё же не было. Хотя разведка докладывала (от нас, впечатлительных, это скрывали, но я всё же слышала краем уха), что арвенцы уже появились в нескольких километрах отсюда и обустраивают свой лагерь. Что будет дальше – сказать было трудно. Начнутся активные действия? Или каждый так и будет сидеть по свою сторону и ждать атаки?

Однако далеко уходить от лагеря я опасалась. Лишь иногда, как сегодня – побыть в одиночестве, в тишине, и хоть на мгновение представить, что войны нет.

Но она есть. Самая настоящая. И поняла я это впервые, ощутив каждой клеточкой тела, когда увидела первого мёртвого солдата. Он был разведчиком. На вид – мой ровесник. Группа отправилась рано утром, а к вечеру его принесли хоронить. И вот смотрю я – парень лежит молодой, красивый, в новом ещё обмундировании, только прибыл. И уже мёртвый.

Крови мало, пуля в висок угодила. Лежит как живой, только бледный очень. И похоронили его без почестей, даже без плащ-палатки. Прямо в землю положили и зарыли. И мне так его жалко стало. И его родственников, которые никогда не узнают, где он лежит. И домой не дождутся.

Я больше часа рыдала. Пришла на занятия к Сан Санычу с красным опухшим лицом. А он ни о чём не стал спрашивать, просто сказал:

– Чтобы жить иногда нужно больше мужества, чем чтобы умереть. Помереть-то нетрудно. Лечь, смириться, себя пожалеть, сдаться. А жить – это тяжело. Жить – это наука. Но и хорошего в этом тоже много. Так что ради этого хорошего и не будем сдаваться.

Это немножко привело меня в чувство.

Второе потрясение было, когда через неделю моего пребывания в лагере привели «языка», то есть арвенца в плен взяли, хотели из него добыть информацию. Я его лишь мельком видела, но и этого было достаточно. До этого я врага не встречала, одни только самолёты попадались. И не верилось, что это правда. Что это война. Настоящая. Ну, летают и летают. Не бомбят, просто курсируют. А тут – враг. В нашем лагере.

Не знаю, что тут с ним делали. И куда он потом исчез. Потому что больше я его не встречала. Слышала только, как Сан Саныч вздыхал:

– Хоть и враг, а всё-таки человек.

И голос командира в ответ:

– Их не жалеть надо, а не ненавидеть. Это не мы к ним, это они к нам припёрлись. Землю нашу топтать, гады, начали. В наших людей стрелять…

Я не дослушала. Ушла. Страшно стало. И от того, что ещё я могу здесь услышать, и потому, что боялась быть застигнутой. Но долго ещё об этом думала. Ничего хорошего, к сожалению, на ум не приходило.

Хорошо хоть с девчонками иногда поговоришь – и станет легче. Всё-таки не одна.

Наша команда сформировалась в течение первой недели. Две девушки, с которыми мы ехали в автобусе, были из моего города. Одна из них на год старше – её звали Вера. Темноволосая, кучерявая, рост чуть ниже среднего, немного смущённая и испуганная. Я смотрела на неё и думала: как могут таких беззащитных девчонок отправлять практически в эпицентр?

Вторая – Саша, разведчица. Её отобрали по физическим данным и психологической выносливости. Она была спортсменкой и увлекалась охотой, так что для неё оружие в руках было делом привычным.

Другую разведчицу звали Наташа, но мы с ней почти не общались. Девчонки постоянно были то на занятиях, то на дежурстве. Да и мы всё время на кухне, при исполнении. Так что больше общались с Людой и Верой.

Люда приехала на следующий день ближе к вечеру. У неё были русые волосы, жёсткий взгляд, в котором сквозил её стальной характер. Немногословная, она и не старалась понравится, была сама по себе и даже не представилась. Просто заняла свободную койку, легла на спину с книгой в руках и сделала вид, что нас и не замечает.

Мы с Верой сдержанно переглянулись, обменявшись непонимающими взглядами. Задавать вопросы никто из нас не решался.

Первые дни мы присматривались к друг другу. О прошлом не говорили, лишь познакомились, назвав имена и города. Почти все наши реплики сводились к бытовым вопросам: «Подай ту кастрюлю» или «Как думаешь, соли достаточно?».

Готовила лучше всех Люда, это выяснилось сразу. У меня уже после первого дня не разгибались пальцы правой руки от бесконечной чистки и резки овощей. Вера резала слишком крупно, за что постоянно слышала от Люды: «Неэкономно».

Люда как-то сразу выбилась в лидеры. Стала негласным авторитетом среди нас, девчонок. Её побаивались немножко, но уважали.

Два дня назад мы пошли собирать берёзовый сок (хотя я понятия не имела, как это делается), и Вера вдруг остановилась:

– Чувствуете, девчонки? Черёмуха. У меня дома прямо под окном такая растёт. Я на втором этаже жила – открою окно и дышу, радуюсь жизни… – Она помолчала и добавила: – Как думаете, скоро это закончится?

Слово «война» мы не называем. Все и так понимают, о чём идёт речь.

Ответом была тишина. Никаких прогнозов никто дать не мог.

Поэтому Вера предприняла новую попытку вовлечь нас в беседу:

– Девчонки, а как вы попали на фронт?

Рассказывать было особенно нечего, и я в двух словах честно призналась: пришла эвакуироваться, а меня и забрали. Надо маме письмо написать, но где она – пока не знаю. Списки мобилизованных и адреса нам обещали предоставить, да всё тянули. Я писала на домашний адрес, в надежде, что письмо перешлют, но ответа по-прежнему не было.

Оказалось, у Веры история похожая: пришла повестка на второй день войны, так и так, просьба явиться… Адрес и время. За неповиновение – тюрьма. За попытку сбежать – смертная казнь. Вот и вся демократия.

– А ведь, вы знаете, на тот день, когда всё это началось, мы с Сашей – это мой парень – как раз собирались в театр на премьеру. Мы с ним зимой познакомились. На катке. Так смешно. Я упала практически ему под ноги, и он заявил, что никто ещё так сильно не мечтал с ним познакомиться. Я сначала обиделась, но он предложил выпить кофе, и мы быстро нашли общий язык. А теперь – вот… Его призвали, я здесь оказалась. А новое платье, которое на премьеру купила, так и висит в шкафу. Ни разу не надела, – горько хмыкнула она.

– Ещё наденешь, – попыталась взбодрить её я, немного неловко приобнимая за плечи.

А Люда зло буркнула:

– Вот и будешь мучиться теперь, страдать о нём.

– А тебе что, не о ком думать? – вскинулась Вера.

– Не о ком.

– Как же так? А родители?

– Не о ком, я сказала. И говорить тут не о чем. Пойдём работать. А ну!

Однако Вера так просто не отстала. Мы хоть и выполняли порученную нам работу – держали полные сока бутылки, пока Люда лихо вешала новые, однако долго молчание снова не длилось.

– Люд, а ты? Тебя тоже насильно?

– А я сама попросилась, – отчеканила она.

Мы с Верой переглянулись. Ни одна из нас не поняла – в шутку это было сказано или всерьёз.

Вера попыток не оставляла:

– Как так?

– А вот так, – усмехнулась Людмила. – Только не в поварихи хотелось, а воевать. Не взяли. Навыков нет. Ну ничего, это временно. Я к Сан Санычу пристану, он меня всему обучит. Возьмут, никуда не денутся.

Расспрашивать больше не было смысла. Но едва мы вернулись в сторожку, Вера пристала к другим девчонкам. Те оказались более словоохотливыми.

У Саши история ничуть не отличалась от нашей: отправили в приказном тоне. Правда, навыки всё же проверили, и грамоты за спортивные соревнования все учли. А вот Наташина история оказалась ещё трагичнее.

– Нас бомбили. Причём очень жёстко. Никогда не думала, что окажусь в таком аду. Первый раз был ещё ночью, проснулась от страшного грохота. Потом были ещё и ещё налёты, но уже включали тревогу. Никогда не забуду картину: всего секунда – и я вижу, как вспыхивает и горит крыша соседнего многоэтажного дома. Это было так страшно. И ещё когда шла в пункт сбора мимо своей родной школы. Её было почти не узнать: во дворе воронка, стекла выбиты, крыша повреждена – и зловещая тишина вокруг. Сложно поверить в реальность происходящего. В первый же день ближе к вечеру я узнала, что снаряд попал в дом, где жил и мой парень. Мы уже подали с ним заявление, двадцать четвёртого июня должны были пожениться. Весь день звонила, никто не брал трубку. А потом пошла в пункт сбора, а там информационные списки – погибшие, раненные. И их всё несут и несут, эти списки, лепят и лепят на стену, а места уже почти нет… И тогда я решилась. Пошла к другому столу – туда, где в добровольцы записывают, и говорю: «Я готова». Там женщина была чуть постарше моей мамы. Посмотрела на меня из-под очков снисходительно и говорит: «С чего вдруг? Жить надоело?», а я говорю: «У меня парня убили». А она отвечает: «Девушка, вы книжек перечитали? Это война!». Но я настояла. Что ей было делать? Я вдруг почувствовала, что должна это сделать. Должна отомстить. Хоть и была в состоянии шока, но не передумала. Лишь крепче потом утверждалась в этой мысли. Шла домой, думая, как объяснить это маме. Надеялась, мама поймёт. Но она не поняла. Кричала: «Это не игрушки! И отнюдь не романтика! Без тебя отомстят, не сомневайся!» А я ничего ей тогда не ответила. Сказала только: «Я знаю», – и сама удивилась, как голос спокойно звучит. Решение уже было принято. А что мне делать там было, девчонки, в тылу? Постепенно сходить с ума? Если я смогу спасти хотя бы одного человека, а его родителей и близких людей – от слёз, то большей награды мне и не надо.

Мы помолчали. Говорить было трудно.

Тут-то и появилась Людмила. Она успела помыться, волосы были влажными, с них капала вода. Заметив нас, обронила:

– Опять собрание?

Никто не ответил. Только Вера спросила:

– Сейчас тепло, жить хоть можно. А когда снег будет, как мы? Замёрзнем же в этом лагере.

– Когда снег, нас уже не будет, – мрачно ответила Люда.

Я хотела спросить: «А где мы будем?», но вдруг спохватилась. Она ведь не сказала: «Нас здесь не будет». Она просто сказала: «Нас не будет». Уже. Вообще.

Разве это возможно? Разве думает кто-то об этом, едва тебе стукнуло восемнадцать или двадцать два года? Почему же мы тогда так рассуждаем? Кто вправе лишать нас счастливого будущего?

За спиной раздаются шаги, и через пару секунд – резкий голос Людмилы:

– Встаём! Три минуты – и смена.

Воспоминания тотчас растворяются.

За час я так и не смогла сомкнуть глаз и отдохнуть хоть немного. Всё тело ломит, голова кружится, да ещё и готовить нужно – снова на двадцать семь человек. Сколько ещё так? Я же не выдержу!

Но выбора нет. Проверять, что с нами будет за непослушание, не хочется. Поэтому я и Вера покорно встаём и, обменявшись сочувствующими взглядами, заступаем на вахту бесконечной готовки.

...
7