10

ГОРОДСКОЕ КЛАДБИЩЕ.

Он бежал, задыхаясь. Ужас застилал глаза, заставлял сбиваться на каждом шагу, и в то же время- ускорять шаг. Грудь жгло от нехватки воздуха- казалось, еще немного, и грудь просто разорвется от жуткого ощущения, расколется на множество кровавых осколков…

Он слышал их шаги за спиной. Все ближе и ближе. Нервная дрожь сотрясала все тело, заставляя забыть, что он- человек. Он больше не был человеком, только задыхающейся, обезумевшей от ужаса тварью… Он никогда не знал этого ощущения- пьянящего, всепоглощающего ужаса, похожего на черную ночь, которая никогда не пройдет.

Они приближались. Он слышал их вой. Он видел блики огней, мелькающие среди черных деревьев. Казалось, все его тело превратилось в дрожащий, пульсирующий сгусток, потерявший форму и твердость, и если б так было можно, с какой бы радостью он растворился, спрятался среди могильных камней… Зацепившись ногой за ржавую проволоку возле покосившегося могильного креста, он упал лицом в землю, но тут же поднялся, не обращая внимания на боль в ноге. Из раны хлестала кровь, но не хватало времени даже просто зажать ее ладонью. Кровь- это было плохо. Они шли на кровь.

Он продолжал бежать вперед. Справа мелькнули очертания какой-то старинной часовни. Ночью высокие памятники, кресты и ограды могил казались немыми стражами, наблюдавшими за каждым его шагом. Но у него не было времени даже подумать об этом, испугаться ночного кладбища, которое и в ясные, солнечные дни всегда навевало на него тревогу и тоску. Он должен был бежать… Бежать как можно быстрей… Бежать от того, что намного хуже, чем смерть. Из груди вырвался хрип, и в попытке его заглушить он прикусил губы до крови. Между могилами стал виден проход. Несмотря на то, что кладбище было очень старым, на нем все еще продолжали хоронить, и свежие могильные холмики, с едва утрамбованной землей, часто виднелись среди старых могил. А часовни 19 века соседствовали с памятниками новейших современных моделей, роскошными усыпальницами бандитов и представителей власти, родственники которых не скупились, обеспечивая им вечный покой. Впрочем, роскошные могильники были лишь в центре, возле церкви. В середине кладбища, там, где дорожки заросли травой, могилы были попроще, победней. Именно туда, вглубь, он спешил, в надежде укрыться от кошмара. Боль разорвала грудь мощным ударом, обожгла легкие, и он остановился, чтобы немного перевести дух… Это было лишь несколько секунд- ясных, как последняя вспышка разума, когда он понял, что его настигли… И тогда он закричал. Страшный, нечеловеческий крик прорезал ночную тьму, и медленно затих посреди могильных камней…

11

На столе звонил телефон- не переставая. Директор схватил трубку телефона и… застыл.

– Да. Да, подтверждаю, конечно. Когда я могу забрать тело? Разумеется, для похорон. Конечно, если я должен что-то подписать, я буду у вас завтра утром, и подпишу все бумаги. (пауза) Понимаю… (пауза). Нет, с этим проблем не будет. Я уже сказал: Светлана Владимировна Лазарева была моей матерью. Да, конечно, я понимаю. Хорошо. Всего доброго.

Он швырнул трубку.

– Звонили из полиции. Завтра я смогу забрать тело.

– Я понимаю, как вам тяжело… – парень осторожно опустился на краешек кресла напротив директорского стола.

– Нет, ты не понимаешь. Я давно хотел показать тебе одну вещь… (Директор достал из ящика стола что-то, похожее на кожаный бумажник). Вот, держи.

Парень развернул кожаный футляр- в нем была фотография. Это был старый снимок, сделанный множество лет назад. Молодая белокурая женщина с длинными волосами обнимала за плечи маленького, такого же белокурого мальчика лет четырех. Женщина была в летнем платье с яркими цветами. Мальчик- в белой рубашке. Сзади виднелось море и горы. Очевидно, это был Крым.

– Это фотография моей семьи. Жена и сын.

– Я не знал, что у вас есть семья. Мне казалось…

– Была. Это всё, что осталось от них. Эта фотография была сделана за год до их смерти. Они погибли. Оба. Моя жена. И мой сын.

– Как это произошло?

– Их убили. А знаешь, кто их убил? Моя мать. Да- да, ты не ослышался! Их убила моя мать. Мою жену и сына! Она убила их обоих, и это вполне благополучно сошло ей с рук.

– Так вот почему у вас всегда были такие странные отношения…

– У нас с ней не было никаких отношений- с тех пор. Я простил ее- вернее, попытался смириться всего лишь несколько лет назад. Конечно, она не зарезала их своими руками в буквальном смысле слова… Но она их убила! Господи, я сам тогда чуть не умер… Я никогда больше не женился после их смерти. У меня больше никогда не было семьи. Все, что я создал, я сделал потому, что мне некуда было уходить с работы. У меня не было дома, да и до сих пор его нет. Я проводил на работе по 20 часов в сутки и судьба словно посмеялась надо мной, осыпая богатством за все мои удачные проекты, не понимая, что я не нуждаюсь в деньгах, что эти деньги мне уже не нужны. Как будто в насмешку этих денег с каждым годом было все больше и больше. Это даже раздражало меня, ведь рядом не было самых близких людей, тех людей, которым я хотел бы их подарить…

Прошло минут пять, прежде чем он снова заговорил. Выпил залпом полный стакан минеральной воды. Посмотрел в окно, походил по комнате, нервно вытер пот, выступивший на лбу. В этот момент он совсем не был похож на директора- скорей, на заблудившегося школьника, или на молоденького студента, захваченного врасплох. Его друг устроился в кресле и замер- уставился в одну точку, старался не шевелиться, чтобы не вспугнуть эту призрачную, прозрачную откровенность. Он даже боялся дышать.

Наконец, пять минут спустя, выпив второй стакан воды, директор грузно плюхнулся в кресло, которое жалобно застонало под ним.

– Мы жили в нищете. В том доме, который ты видел раньше. Теперь от него остались одни руины. Признаться, я этому рад. Ютились мы в двух смежных комнатах. В одной- большей по площади, светлой, с двумя окнами, жила моя мать. Мы же трое- я, жена и маленький сын ютились в комнатушке 12 метров, полутемной, с одним- единственным окном, выходившим на глухую стену за домом. В нашей комнате постоянно было сыро и темно. Жена моя была милым, кротким человеком. У нее был очень мягкий характер. Повышать голос она не умела, никому и ничему не могла сказать «нет», абсолютно не умела постоять за себя. Есть такие кроткие, тихие, мягкие люди, от которых словно исходит особенный свет. Моя жена была именно такой. Рядом с ней я чувствовал себя просто олицетворением мужественности, мужчиной на все сто… Я защищал ее и берег, она словно была моим ребенком… Когда у нас родился сын, сразу два солнца осветили мою жизнь. А до этого я жил в темноте. Моя мать была жутким, тяжелым человеком, любящим и признающим только себя. Мы конфликтовали постоянно, хотя наши стычки никогда не доходили до откровенной войны. То, что я привел мою жену к ней в дом, было ошибкой, но всю глубину и трагедию этой ошибки я смог осознать только потом. Я привел жену потому, что нам негде было жить.

Мы вместе учились в институте, в одной группе. Родом она была из деревни, жила в общежитии- до встречи со мной. В ее жизни я был первым и единственным мужчиной, настоящим божеством. Казалось, судьба создала ее специально для роли домашней хозяйки и матери… Она была такой мягкой и нежной… Я мог горы свернуть ради нее. Таким же мягким и нежным был наш мальчик. В тот год ему исполнилось пять. Моя мать сразу невзлюбила ее. Это была ненависть с первого взгляда. Началась затяжная, длительная война. С рождением ребенка все стало еще хуже. Мать кричала на нее, ругала последними совами, выставляла из кухни, запрещала пользоваться ванной. А моя жена не могла, не умела поставить ее на место. Только плакала, да беспрекословно сносила всё. Мы закончили институт. Я устроился на работу. Платили мне гроши. Жена моя находилась с малышом и работать не могла, ведь с ребенком нам никто не помогал. Днем я работал в каком-то НИИ за гроши, а ночью разгружал вагоны на вокзале. Но денег все равно не хватало. Моя мать никогда не помогла нам даже куском хлеба. Мы могли голодать, но она бы даже не предложила нам поесть- хотя бы тарелку каши с черствым хлебом. Когда нищета стала чудовищной, я бросил всё и вместе с одним своим приятелем принялся торговать. Мы стали возить шмотки из Польши, Турции, торговать на базаре, и дела наши стали поправляться. Это обозлило мою мать еще больше.

Наконец я стал так хорошо зарабатывать, что моя жена могла вообще не работать, заниматься только ребенком. Я был счастлив: я никогда не хотел, чтобы она работала, ни с кем не мог бы ее делить. Мы стали собирать деньги на квартиру. И тогда… Я часто уезжал. На несколько дней, иногда- на неделю. Они оставались в квартире втроем. Я так никогда не узнал о том, что произошло на самом деле. Я был в Польше, должен был вернуться дня через два… По словам матери, ребенок нагрубил ей, потом жена разбила на кухне какую-то чашку… Словом, мелочь, ерунда, но моя мать выгнала их из квартиры. Выгнала на улицу ночью. В половине второго ночи. Женщину с маленьким ребенком. Выгнала буквально взашей… Она давно грозилась, что это сделает, нас выгонит, но я никогда не воспринимал ее угрозы всерьез. Конечно, если б я находился дома, я никогда не позволил бы ей так поступить. Но меня не было. А моя жена была такой уязвимой, слишком беззащитной… Не умеющей постоять за себя… Им некуда было идти. Ночью, без денег, без знакомых, без близких. Очевидно, она решила пойти с ребенком на вокзал, посидеть до утра там. Взявшись за руки, они тихонько пошли по направлению к вокзалу- ночью, через весь город. Очевидно, моя жена все время плакала, вдобавок, было темно, именно поэтому она не заметила тот грузовик… Их сбил тяжело груженный КАМАЗ, выполняющий ночной рейс, сбил на одном из перекрестков. Она просто не увидела машины и оба угодили под колеса. Она погибла мгновенно. Ребенок пережил ее лишь на несколько минут. Водитель КАМАЗа не сбежал с места аварии, повез их в больницу. Но сделать было уже ничего нельзя. В сумочке у моей жены был ее паспорт, поэтому их сумели легко опознать.

Когда я приехал, известие о том, что мои жена и сын погибли, мне сообщила соседка. Моя мать отказалась даже выслушать работника милиции, который пришел по адресу, и с ним говорила соседка. Именно соседка и сообщила всё мне. В морге я нашел два застывших тела. Похороны я запомнил смутно- всё взял на себя мой друг. Целую неделю после похорон я жил у него, беспробудно пил… Эту неделю я почти не помню… А на восьмой день решил явиться домой… Когда мать рассказала мне, что выгнала их ночью на улицу, что они погибли потому, что она выгнала их из квартиры, я не сдержался и стал ее бить… помню, как бил ее по лицу… Она тут же вызвала милицию, написала на меня заявление… Милиция сняла побои… Она посадила меня в тюрьму на три года. Когда я находился в зоне, она выписала меня из квартиры, а все мои вещи уничтожила.

Первый год в зоне был настоящим кошмаром. Я до сих пор не понимаю, как сумел выжить. Я много раз хотел покончить с собой, но меня словно удерживала какая-то сила… Как будто жена отводила мою руку, удерживая на земле. Мать, разумеется, не навещала меня ни разу. Она просто забыла о том, что я есть. Человек, которого я считал своим другом и который помог похоронить мою семью, воспользовался случаем и забрал себе весь наш торговый бизнес, быстро вычеркнув меня из него. В зону никто не приносил мне передачи, никто не навещал. Я словно умер для всех.

Но на второй год я познакомился с одним человеком… Он был крупным авторитетом, человеком достаточно начитанным, образованным, очень умным. В тюрьме он прятался от разборок конкурентов. Жил как король, в камере со всеми удобствами, напоминающей однокомнатную квартиру. Мы сошлись с ним совершенно случайно, быстро подружились. Ему понравилось то, что я не уголовник, никак не связан с криминальным миром. Словом, когда я вышел из тюрьмы ровно через три года, он предложил мне легализовать часть его игорного бизнеса и поработать в нем. Я успешно справился с задачей, стал работать на него. Вскоре я стал богатым человеком. Я купил шикарную квартиру, дом за городом, свою первую машину. Потом он помог мне начать собственный бизнес, одолжил первоначальный капитал. Я тесно сотрудничал с ним, имел хорошую крышу. Увлекшись делом, дающим мне возможность забыть, я проводил на работе по 20 часов в сутки, и постепенно стал одним из самых богатых и успешных людей. Вот, собственно, и всё…

– А она?

– Она не появлялась в моей жизни долгие годы. Потом, очевидно, кто-то из знакомых сообщил ей, кем стал ее сын. Однажды она появилась в моем офисе, устроила сцену- на коленях просила прощения, переполошив всех моих сотрудников… Объясняла все ошибками молодости, божилась, что осознала свою вину и стала умней… Говорила, что ходит в церковь, каяться в своих грехах, и на коленях хочет вымолить мое прощение. Она превратилась в страшную старуху. Такую уродливую, что поначалу я даже ее не узнал. Конечно, сперва я ее выгнал… Очень долго прогонял… Но она появлялась все чаще и чаще… А я… Я был очень одинок. Конечно, в моей жизни было много женщин, но ни с кем я не пытался строить серьезные отношения, ведь все они были не похожи на мою жену… Я пытался найти вторую такую женщину, как моя жена, но второй такой на земле не было. Наконец я понял, что мне вообще не нужен никто. Годы шли, с ними приходило и одиночество. Я стал чувствовать себя одиноким. Она все- таки была родной человек… Словом, я ее простил. Мы почти помирились, стали общаться- ровно, без какого-то внутреннего напряжения. Я простил ее и снова допустил в свою жизнь. Она все время пыталась мне доказать, что ей не нужны мои деньги, что появилась она не из- за денег. И действительно, не взяла у меня ни копейки. Она категорически отказывалась, чтобы я купил ей квартиру. Продолжала жить так, как жила. Однажды она призналась, что до сих пор хранит в своем шкафу игрушки, принадлежавшие моему сыну, особенно розового слоника, которого он так любил. Она клялась, что не могла предположить такого конца, что не думала ничего плохого, и утром сама бы пошла их искать, чтобы вернуть назад. Что долгие годы искала меня, следила за мной тайком, и что она вернула бы меня даже если бы я стал спившимся уличным бродягой.