Глава 2

1937 год, Одесса

Сложенные вещи в коробках пятый день лежали возле двери у стенки, и Зина аккуратно передвигалась по комнате, стараясь не смотреть на эту страшную горку. Но поскольку комната не была такой уж большой, у нее это получалось не всегда. Время от времени она ударялась об эти коробки – задевала бедром, царапалась ногой, стукалась коленом, останавливалась взглядом… И вместо страха, бывшего ее обычным состоянием все эти дни, в ее душу вползали раздражение и ярость.

После возвращения из Болграда она лишь на следующее утро пошла на работу. У нее накопилось несколько отгулов, и Зина взяла их все сразу, скопом, вызвав немалое раздражение начальства.

Впрочем, перечить ей никто не решился. Было видно, что с ней что-то происходит. А так как в морге всегда не хватало людей и разбрасываться ценными сотрудниками было бы просто смешно, Зинаиду оставили в покое.

Только подав официальное заявление на получение отгулов и оформив все как полагается, она заглянула в кабинет своего друга, которого уже там давно не было. В этом кабинете были другие люди, и Зине было больно в него входить. Поэтому она и не входила.

На мгновение ей показалось, что вот сейчас, буквально через несколько минут, скрипнет дверь, и на пороге возникнет Борис Рафаилович Кац, чтобы сразу же с обезоруживающей улыбкой сбить с толку какой-нибудь, пусть даже циничной, шуткой… Нет, Зина понимала, что этого уже никогда не будет.

На пороге никого не было. В полуоткрытую дверь никто не зашел. И она поняла, что теперь всегда сможет говорить только самой себе – ее покойного друга Каца больше не было на этой земле…

В стене, за книжным шкафом с канцелярскими папками, у Бориса Рафиловича был небольшой тайник, и Зина была единственным человеком в морге, который знал о его существовании. Однажды Кац сам продемонстрировал его, не преминув отпустить очередную циничную шутку. В этом тайнике он держал… запасы коньяка. А поскольку он питал пристрастие к этому напитку, то запасов скопилось немало. Теперь это был тайник Зины. И она без зазрения совести вытащила оттуда две бутылки, отметив, что осталось их еще достаточно – а значит, на ближайшее время ей хватит. Она все время боялась, а страх был тем самым катализатором, который изменял не только события, но и души людей. Все становилось иным. Неизменным оставалось только одно – это самое чувство страха.

Ночь после приезда из Болграда Виктор Барг провел у нее. Они совсем не говорили о происшедшем. Утром, пока Зина собиралась на работу, он ушел. Обернулся в дверях:

– Что ты будешь делать теперь?

– Теперь? – Вопрос застал ее врасплох. – Наверное, мне нужно собрать вещи.

– Это правильно, – кивнул Барг, – я тоже соберу. Нам лучше не видеться первое время.

– Думаешь, за нами придут?

– Даже не сомневаюсь! – горько усмехнулся он.

– Тогда я возьму на работе отгулы, соберу вещи и буду их ждать… Так сказать, во всеоружии, – Зина вовсе не хотела пошутить, и шутка не удалась – горькая улыбка сразу превратилась в ухмылку, даже как-то болезненно искривив ее губы.

– Мне тяжело будет без тебя, – Виктор отошел от двери и так порывисто обнял, с такой силой притянул к себе, что у Зины перехватило дыхание.

– И мне… очень… тяжело, – она хотела высвободиться, но не смогла.

– А знаешь что? – Виктор вдруг засмеялся и поцеловал ее в нос. – Да пошли они все! Пусть другим диктуют свои правила! Вечером я приду к тебе, и пусть все катится к чертям собачьим!

– Ты уж смотри, как получится. Может, и не стоит… – пожала плечами Зина.

– Вечером я у тебя! И ничего страшного! – решительно махнув рукой на прощанье, Виктор ушел, громко хлопнув дверью. Она проводила его глазами, не сомневаясь ни секунды, что не увидит его ни этим вечером, ни следующим…

А вечером Зина тихонько сидела у себя в комнате и пила коньяк. Вещи ее были упакованы – оказалось, собрать все необходимое дело совсем не долгое. Поэтому она и пила коньяк Бориса Рафаиловича и – ждала ареста. Обжигающая янтарная жидкость царапала нёбо и горло, раскаленным комком скатывалась в низ живота, устраивая в желудке пожар. Зину бросало то в жар, то в холод, но это ощущение не было таким уж неприятным. И главное – чего и добивалась – чувство страха немного притупилось. Зина больше не смотрела на мир с такой болью.

В общем, Виктор не пришел. Однако и арестовывать ее не арестовали. От выпитого коньяка у Зины начала сильно кружиться голова. Она рухнула на кровать и провалилась в глухую черную бездну.

В последующие два дня ее опять же не арестовали… и Зина даже рассердилась – ну чего они так тянут? Она выпила весь коньяк, поразившись самой себе: за эти страшные дни взаперти от страха она выпила больше, чем на протяжении всей своей жизни…

На четвертый день Зина задумалась о том, что делать с остальными вещами. Может, ее и выпустят. Ведь один раз чудо уже произошло. Кто сказал, что чудеса не могут происходить дважды?

У нее были редкие книги и два фарфоровых сервиза, которые очень любили ее родители. Мама предпочитала пить чай из тонких фарфоровых чашек и говорила, что от этого у напитка совсем другой вкус. Это были очень ценные чашки. Зине очень хотелось их сохранить, сделать так, чтобы не пропали ни книги, ни сервизы. И, немного помучившись сомнениями, она приняла единственно верное решение. Зина решила пойти к соседке тете Вале, которая знала ее с самого детства, и попросить сохранить оставшиеся вещи. А если она больше не вернется, пусть та смело забирает их себе.

– Ну наконец-то! – тетя Валя развела руками. – И полгода не прошло! Наше вам здрасьте с кисточкой! На четвертый только день она из комнаты вышла! Больная ты, чи шо?

– Больная, – вздохнув, подтвердила Зина, представляя, как выглядит со стороны – нечесаные волосы, синяя кожа, под глазами – круги.

– Шо стряслось? – Тетя Валя подперла кулаками свои необъятные бока. – Мужик?

– Что? – не поняла Зина.

– Из-за мужика, говорю, не выходишь? – повторила она громко. – Хоронишься ведь четвертый день! Мужик?

Почему-то представив портрет вождя на стене в кабинете следователя НКВД – грозный такой портрет вождя, во весь рост, в кабинете для допросов, Зина горько усмехнулась и кивнула:

– Мужик.

Что-то прозвучало при этом в ее голосе – такое, что тетя Валя насторожилась, как охотничий пес, почуявший дичь, и сделала почти боевую стойку:

– Так… – протянула, – кажись, тут за через всю голову геморрой… А ну-ка пойдем! – и бодро затащила Зину в ее комнату. Захлопнула дверь. Оглянулась вокруг. Собранные вещи, конечно, не укрылись от ее взгляда.

– Это шо? – насупилась она.

– Придут за мной, – вздохнула горько Зина.

– Хто?

Не отвечая, Зина отвернулась к окну. На улице шел дождь, и несмотря на то что было только три часа дня, в комнате было уже темно, как вечером. Дождь всегда успокаивал ее, навевал ожидание чего-то радостного, предвкушение чего-то доброго и приятного. Так было всегда. Но только не сейчас.

– А ко мне зачем шла? – Тетя Валя не спускала с нее строгих глаз.

– Сервизы хочу вам отдать – вздохнула Зина. – И книги. Возьмите и у себя спрячьте. Сохраните, если меня выпустят. – Она помолчала. – Комнату наверняка отберут, в ней чужие люди поселятся. А книги и сервизы жалко. Если я вернусь, потом возьму. А нет – пусть вам достанутся. Книги ценные… продать можно. – Зина изо всех сил старалась не заплакать.

– Вещи, значит, распределяешь, – хмыкнула тетя Валя.

– Ну да. Жалко, если все пропадет. Одежду к черту! А вот книжки… – отозвалась Зина.

– И шо, ты за четвертый день вот так сидишь? – Тетя Валя, похоже, смеялась.

– Вроде…

– И долго еще сидеть будешь?

– Пока за мной не придут.

– А если не придут, шо тогда?

– В каком смысле? – Такая простая мысль как-то не приходила Зине в голову.

– Ой, вейз мир! – наконец тетя Валя смогла заговорить так, как всегда говорила. – Оце-то глядите на нее, пока не вылупитесь! Гепеу за ней придет! – она называла еще по старинке, не привыкнув к грозному слову «НКВД», а может, в этом была и хитрость – просто не хотела его произносить, как в известной пословице о том, что если назвать черта по имени… – Гепеу! Ой, воды, умора! Да де ты такое видала, шоб Гепеу время давало сервизы под книжками раздавать? Де ты за такой холоймес слыхала, шоб ареста за четыре дня ждали? Та не чухай до миня пятки! Это ты там такое до ушей навешалась, де ты швендилась? Тю! Та занеси цей гембель до заду, та нехай за сдачу купят себе трахтор! Никто за тобой не придет! Помяни за мое слово, – она передохнула и снова начала: – А то не сини защипаны куры, а чистое золото, целых сто килограмм – нихто за тобой не придет! Нихто! Так шо делай Гепеу як кицке за лапой, шухер отменяется! Не, оно за такое – гембель оно до всегда за голову будет! А вот шухер тебе до полного горла отменяется!

– Вы думаете? – Зина, настоящая одесситка, все поняла, но на какую-то минуту засомневалась, в словах тети Вали была крупица здравого смысла – действительно, аресты всегда происходили неожиданно. Стали бы они тянуть четвертый день!

– Тю! – снова заговорила тетя Валя. – Так шо заматывай цей гармидер да суй по шкафам бебехи! И потом, кому ты запхаешь це? Больно ты им нада, видать, шо время бебехи спаковывать тебе засунули! Разбирай до усе и не морочь за мою бедную голову! Книжки еще не один год сама читать будешь!

И она ушла с победоносным видом, ни секунды не сомневаясь в своей правоте. К огромному ее удивлению, слова соседки немного Зину успокоили.

А на пятый день закончился хлеб. Зина почти ничего не ела в эти дни, но все-таки на тот свет пока не собиралась. А потому, набравшись мужества, вышла в булочную, а потом в бакалею. Увлекшись, Зина проходила часа два. Причем совершенно свободно – никто ни в чем не препятствовал ей, никто за ней не следил. У нее даже был ужин – впервые за пять дней Зина получила нормальную, горячую пищу. И она вздохнула и принялась разбирать вещи.

Через два дня Зина вернулась на работу и сразу в нее погрузилась. Особенность работы в морге состояла в том, что мыслей ни на что другое не оставалось. И это ее устраивало.

Прошло две недели, потом два месяца, жизнь вернулась в привычную колею. И тогда Зина затосковала о Викторе. И напасть эта вдруг оказалась пострашнее всех остальных.

Она мучалась, стараясь не подавать виду, не признаваясь самой себе, как страшно не хватает ей его. К тому же в голову ей лезли странные мысли о его судьбе. А что, если Виктора арестовали? Ведь про нее могли забыть, а вот про Виктора – нет?..

Устав бороться с собой, когда у нее выпал очередной выходной, она пошла на улицу Пастера. Боялась она так, что у нее подкашивались ноги. Но тем не менее мужественно поднялась на нужный этаж и нажала нужную кнопку звонка.

Долго ждать не пришлось. Дверь распахнулась. На пороге стояла молодая встревоженная женщина. Лицо ее было заплакано.

– Чего вам надо? – грубо спросила она.

– Простите… – Зина была готова к чему угодно, но только не к такому. – Мне нужен Виктор Барг.

– Кто? – Женщина нахмурилась. – А, этот… Он здесь больше не живет. Мы теперь живем в этой квартире.

– Не живет? – Голос Зины потух. Через силу она произнесла:

– Где он, что с ним?

– Да откуда мне знать? Убирайтесь! – резко ответила женщина.

– Подождите… – Зина в отчаянии вцепилась в ее руку.

В этот момент донесся громкий детский плач, перешедший в кашель. Ребенок кашлял с такой силой, что было слышно – он захлебывался.

– Что, ребенок болен? – встрепенулась Зина.

– Вам-то что? – Теперь ей стало понятно поведение женщины: она в отчаянии. И, похоже, из-за ребенка.

– Я врач, – четко произнесла Зина. – Я могу вам помочь. Ну подумайте, хуже все равно не будет! – она ринулась в комнату.

От неожиданности женщина отступила. В комнате, ближней к входной двери, оставившей в памяти Зины столько неприятных воспоминаний, лежал в кровати мальчик лет шести. Зина сразу поняла, что у него коклюш.

Комната была обставлена очень скудно – только детская кроватка, тумбочка рядом, старая тахта и стул – было видно, что женщина едва сводит концы с концами. Такая картина была хорошо знакома Зине еще по поликлинике на Слободке.

– У вас есть лекарства? – спросила она. Вместо ответа женщина заплакала.

– Все понятно. Ждите. Я сейчас принесу все, и сделаю укол. Ждите.

К счастью, кабинет Зины находился совсем близко от дома. Конечно, в морге не должно было быть дорогих американских лекарств. Это был просто еще один дополнительный источник заработка. У начальства морга был доступ к каналам поставки лучших лекарств – как правило, недоступных простым смертным. Врачи в морге брали эти лекарства, продавали их родственникам, которые приходили на опознание, либо своим коллегам в больницах и поликлиниках. Зина тоже делала так, как и все. И теперь в ее шкафу на работе хранились упаковки с дорогим американским лекарством, которые она еще не успела продать.

Это как раз было то, что ей требовалось.

Вернувшись в квартиру, она сделала укол ребенку, дала таблетки. Укол снял дыхательный спазм, и мальчик спокойно заснул.

– У вас есть, кому уколоть? – спросила Зина, складывая в коробочку шприц.

– Соседку попрошу, – сухо ответила женщина.

– Вот эту ампулу надо уколоть еще сегодня на ночь – показала Зина. – Вот эту – завтра утром, эту – опять на ночь. Пять уколов – думаю, достаточно. А это – таблетки. Будете пить их семь дней, я расскажу как.

Женщина записала все ее указания.

– Как мне вас благодарить? – вдруг спросила она. – Где вы работаете, в какой поликлинике? Я хотела бы прийти к вам на работу, поблагодарить.

– Не стоит, – засмеялась Зина, – ко мне на работу вам понадобится еще очень не скоро. Уж поверьте!

Плача, женщина бросилась целовать ее руки. Когда Зина ее успокоила, они прошли на кухню. Женщина угощала Зину чаем и рассказывала все, что знала. Она работала учительницей, жила вдвоем с маленьким сыном. Их поселили в комнату Виктора две недели назад. Из его квартиры сделали коммуналку – в бывших его спальне и гостиной жили другие люди.

По документам оказалось, что эта квартира принадлежала совсем не Виктору. Официально там проживал его брат, чекист Игорь Барг. И вот он как раз-то и был арестован.

– Игорь Барг арестован? Вы не путаете? – Зина действительно удивилась. – А где же Виктор?

– Да, Игорь Барг, чекист, был арестован, – подтвердила женщина, – я это знаю совершенно точно. Мне рассказал друг, который помог получить эту комнату. А его брат бежал. Похоже, его тоже должны были арестовать.

– Бежал… – протянула Зина. – Но куда?

– Как сказал мой друг: если кто-нибудь и знает об этом, то лишь его родственники, которые живут в этом городе. Они помогли ему и скрывают его от ареста.

Зину вдруг обожгло острое чувство обиды. Значит, ее не удосужились поставить в известность! Значит, она для них ноль! Барги! Проклятый клан! Никого не подпускают к себе! А на то, что она мучалась, страдала, не находила себе места, любила Виктора, на это им было наплевать!

– Не расстраивайтесь, – женщина, вздохнув, легко погладила ее по руке, – его не найдут. – Она истолковала ее печаль по-другому.

Зина смахнула слезы:

– Игорь расстрелян, вы не знаете?

– Нет, его отправили в лагерь, – замешкавшись, сказала женщина. И Зина замерла…

Ноги сами понесли ее на работу – к тайнику Каца. К счастью, кабинет его был пуст. Сев за свой стол, Зина налила коньяк в жестяную чайную кружку. Она так нервничала, что крепкий напиток совсем не действовал на нее. По крайней мере, ей так показалось. Но она ошибалась.

Коньяк уже довольно сильно шумел в ее голове, все-таки оказав свое действие, когда Зина обнаружила себя на Ришельевской, рядом с домом, где жили Леонид Барг и его французская супруга Жаннет.

В окнах их квартиры горел свет. Зина стояла на тротуаре и чувствовала страшную тоску. Почему с ней так поступили? Подчеркнули, что она не пара их драгоценному Виктору? Держась за перила, она принялась взбираться по лестнице. В ней начала подниматься ярость, которая не предвещала ничего хорошего.

Она несколько раз нажала на кнопку звонка. Знакомый голос Жаннет спросил, кто.

– Открывайте! Я хочу знать, где Виктор.

– Уходите отсюда, – помолчав ответили из-за двери. Зина отметила, что ей даже не удосужились открыть.

От такого оскорбления вся кровь бросилась ей в голову! Как же так, ведь ее любезно принимали в этом доме? И что теперь?

– Немедленно откройте! – Она грохнула в дверь кулаком. – Я ищу Виктора! И вы мне скажете, где он!

– Уходите отсюда, и не возвращайтесь, – раздался голос из-за двери. – Виктор больше не хочет вас видеть. Если бы хотел, сам бы все сообщил.

– Где он! – Зина еще раз грохнула кулаком в дверь.

– Если вы не уберетесь, мы вызовем милицию!

Зина чувствовала себя так, словно ее ударили. Всегда очень тяжело переносила унижения. А тут… Неконтролируемая ярость бросилась ей в голову. Ярость, подогретая коньяком. Зина ринулась на улицу, подобрала с земли булыжник, а затем изо всех сил запустила в освещенное окно квартиры Баргов. Она уже не могла остановиться и швыряла камень за камнем… Звон разбитого стекла, милицейская сирена…

Рядом остановился автомобиль. Зину подхватили под руки и запихнули в машину. Она потеряла сознание.

Очнулась, лежа на деревянных нарах в небольшой полутемной камере. Свет в нее проникал лишь через крошечное окошко под потолком. Кроме Зины, в камере больше никого не было. Было очень холодно. Но с удивлением она обнаружила, что у нее не отобрали одежду, оставили даже пальто.

Стыд обжег ее каленым железом. Зине казалось, что она сама столкнула себя в бездонную пропасть. Закрыв лицо ладонями, Крестовская громко заплакала. Стоило так опасаться ареста, чтобы дать повод себя арестовать! Теперь все будет кончено.

Дверь камеры скрипнула. На пороге стоял милиционер в форме, он держал в руках ее сумку и удостоверение – пропуск в морг.

– Вы Зинаида Крестовская? Идемте со мной, – и он посторонился в дверях, пропуская ее.

К огромному недоумению Зины, ее вывели в холл милицейского отделения. Милиционер сунул ей в руки сумку и пропуск.

– Уходите! Немедленно.

– Как это? – совсем растерялась Зина.

– Уходите! Ничего не было, – он подтолкнул ее к двери.

Оказавшись на улице, Зина побежала. Только преодолев два квартала, она вдруг остановилась, как вкопанная.

Было ясно, что ее отпустили не просто так. Кто-то попросил за нее. Но кто? С какой целью? Начальство в морге? У него нет таких полномочий. Да и кто станет просить за кого-то сейчас? Зина уже медленно пошла по улице, пытаясь собраться с мыслями. Почему ее выпустили? А главное – кто?