Я опять стала с ним спать. Родители были счастливы, видя, что грозовые облака исчезли с нашего горизонта. Единственное, чего мне удалось добиться этим примирением – я добилась небольшой отсрочки свадьбы. Мы решили отложить свадьбу хотя бы на год. Оба набора предков аплодировали стоя в твёрдой уверенности, что в этот раз мы решили правильно. Я же вообще не была уверена, что выйду за него замуж. Мне почему-то показалось, что свадьбы не будет никогда.

Боль немного отлегла, и всё вернулось на круги своя. Я стала сомневаться в своей душе и в своём прошлом. Однажды я всерьёз задумалась о том, а вдруг я ошибаюсь, и он действительно и есть моя судьба? Может, он принц, любимый, родной, и т. д., и т. п.? И неважно, что он привычный, знакомый, скучный и тошнотворный, как старые разношенные тапочки. Может, любовь и должна быть именно такой?

А если так, если любовь должна быть спокойной и уютной, как плед, как диван, тогда что мешает мне быть счастливой? В конце концов, миллионы людей живут именно так, примирившись со своей второй половинкой как с тапочками, как с диваном. Может, дикие страсти и оргазмы как раз и не нужны, они только отравляют жизнь своим сокрушительным привкусом горечи, которая остается пепелищем, когда полностью прогорает пожар? Этого я не знала. Более того: этого никто не знал. Даже Филипп Рубинов, который добавил меня в друзья на Фэйсбуке. Такая знаменитость! Обалдеть!

По всем понятиям я обязательно должна была быть счастливой. Но такой я себя не чувствовала. Хуже того: я совершенно не ощущала никакого счастья. Я по-прежнему забивалась в угол жизни и произносила одно имя. Только одно. Не принадлежащее моему жениху.

Впрочем, это было абсолютно бессмысленное занятие. Мне пришлось выучить истину, которую многие знают и так, без меня. Если кто-то тебе не звонит, если кто-то не хочет с тобой общаться, есть только один выход: идти дальше, и больше не растрачивать себя, думая о не раздавшемся на твоём телефоне звонке.

А потом – потом, в конце мая, нас пригласили в гости. Я даже запомнила дату: 27 мая. Из рейса вернулся близкий друг моего жениха ещё по мореходке, с которым он вместе учился на одном курсе. И нас пригласили праздновать его приезд. Как правило, пьянка по поводу возвращения моряка – святое дело. Первые недели возвращения домой в семьях, в которых вернулся моряк, постоянно накрытый стол, ходят толпы каких-то знакомых, друзей, знакомых друзей и общих дружественных родственников, и всё это время пьют, бесконечно пьют.

Очень сложное и неблагодарное дело быть женой моряка. Подобную жизнь выдержит не каждая. Мало того, что каждый день нужно накрывать стол, значит, постоянно готовить, так ещё и в твоём доме постоянно толпятся люди, приходящие попить и поесть за твой счёт. И мало того, что нужно готовить на них всех, и пить с ними вместе, так ещё не дай бог выразить недовольство по поводу ежедневных гулянок. Тебя просто никто не поймёт. Моряцкая пьянка на берегу – дело святое. Всё это могло бы быть весело, если бы не было так грустно. Я с тоской думала о том времени, когда мне придётся стать женой моряка и такие вот столы накрывать самой.

Друг моего жениха недавно купил квартиру в хорошем, престижном районе и ещё не успел как следует её обставить. Он был женат, и в семье росла маленькая дочь. Жена друга никогда мне особо не нравилась. Это было взаимно – я тоже не нравилась ей. По дороге, в машине, я всё время думала: зачем, собственно, я туда еду, если я терпеть не могу ни эту семью, ни своего собственного жениха?

Как всегда, людей было много, и я забилась в какой-то угол гостиной, где стоял недавно приобретённый диван и стеклянный кофейный столик, внушающий мне страх. На вид столик казался таким хрупким, что, казалось, он может развалиться буквально от одного взгляда. Я ни за что не села бы к нему в нормальных условиях, но, так как все места были заняты, мне пришлось забраться туда.

Я аккуратно, стараясь не задевать столик ногами, села на диван, и рассмотрела пачку дорогих иллюстрированных журналов, лежащих сверху, на хрупком стекле. Это немного меня успокоило. Если столик мог выдержать такое количество макулатуры, значит, он состоял не из одного воздуха.

Я расслабилась, и взяла в руки первый попавшийся журнал. Это было гламурное женское чтиво как раз из той категории, что я терпеть не могла. Но он вполне соответствовал духу хозяйки дома, главное занятие которой, как мне всегда казалось, состояло только в том, чтобы наращивать и полировать ногти. Я ни за что не купила бы такой журнал в нормальных условиях, и, конечно, не стала бы его читать, но мне уж очень не хотелось участвовать в общем разговоре, поэтому это был просто отличный повод изобразить занятость.

Журнал назывался вроде «Женские секреты» или что-то похожее. На обложке красовалась полуголая красотка с чёрными, как смоль, волосами. Когда же я прочитала подзаголовок статьи, вынесенный, разумеется, на обложку, как хитовый материал, то просто не поверила своим глазам!

«Темпераментная голливудская звезда рассказывает о своём новом романе с известным русским художником. Читайте все подробности на странице такой-то».

Я так и не поняла, почему мгновенно у меня стали дрожать руки, и даже потемнело в глазах. Я быстро нашла нужную страницу. В самом начале статьи я увидела огромную фотографию Филиппа Рубинова с такими знакомыми искорками-чёртиками в распутных зелёных глазах. Он улыбался в объектив, прищурившись с уже знакомым мне выражением хитрости, волосы его развевались на ветру, а загорелая кожа отлично контрастировала с берегом океана, на котором он был снят. Он выглядел таким красивым, что от одного его вида захватывало дух! Объектив камеры сумел превратить его в красавца, которым он не был в жизни, и я не понимала, как это на самом деле-то ли он действительно сейчас так отлично выглядит, то ли это качественный фотошоп.

Статья была о том, что известный художник Филипп Рубинов встречается с киноактрисой, голливудской звездой. Папарацци застукали влюбленную парочку в ресторане на пляже, где 46-летний художник и 25-летняя звезда ужинали при свечах, а потом держались за руки и мило целовались при выходе из ресторана. 25-летняя актриса латиноамериканского происхождения родом из Мексики, Хуана Бародо, на сегодняшний день считается одной из самых красивых и темпераментных актрис последнего поколения. Её последняя роль в фильме, ставшем мировым хитом, принесла ей не только миллионные гонорары, но и мировую славу. Известная многочисленными любовными романами, в последние месяцы актриса остановилась на русском художнике. По словам очевидцев, парочка встречается уже несколько месяцев, и в их отношениях царит полная гармония.

Неделю назад Хуана Бародо начала съёмки в одном из фильмов известного режиссера. Съёмки происходят на Карибских островах. Филипп Рубинов прилетел вслед за подругой. Фотографы застукали парочку на пляже и в дорогих ресторанах острова. Удалось даже сделать снимки на вилле, где поселились влюблённые – одной из самых дорогих вилл в Доминикане, которую арендовала Бародо на период съёмок. Надо ли говорить, что Филипп Рубинов поселился именно там.

Статья иллюстрировалась огромным количеством фотографий. Хуану Бародо можно было рассмотреть со всех сторон. Высокий рост – почти такая же высокая, как Рубинов. Идеальная фигура. Большая налитая грудь, тонкая талия, изящные бедра, ни грамма лишнего жира и просто идеальные пропорции. Большинство мужчин предпочитают именно таких. Длиннющие чёрные волосы ниже пояса, как шёлковый плащ. Действительно, исключительно красивые, даже если это искусная имитация – всё равно хороши. Экзотический разрез чёрных глаз. Кожа медового оттенка. Резкие скулы и узкие губы. На лице следы пластических операций и дурного характера. Словом – несусветная красота.

По сравнению с такой женщиной, как эта богатая мексиканка, я, наверное, не считалась женщиной вообще. Я, со своими 165 сантиметрами и 62 килограммами веса, бесцветными волосами, которые мне всегда они казались тусклыми, будто мышиными, и я красила их в каштановый цвет, короткой стрижкой, так как я терпеть не могла длинные волосы, поэтому стригла их как можно короче, так, чтобы они торчали непослушными вихрами во все стороны, толстыми ногами и слишком полной грудью казалась по сравнению с актрисой каким-то кувшином. Дело не могла спасти даже молодость. Тем более, что молодость – товар скоропортящийся. Мигнёшь один раз – и всё, пройдет.

Я знала по опыту, что большинство мужчин терпеть не могут женщин с короткими стрижками. Но это никогда меня не пугало, тем более, у меня всегда хватало поклонников. Но поклонники мои были обычными земными парнями, а не такими небожителями, как Филипп Рубинов. Страшная правда настойчиво лезла в мозг: ради такой женщины, как эта Хуана, большинство моих парней, и в том числе и мой жених, с радостью переступили бы через меня.

Фотографии из журнала не внушали оптимизма. Рубинов и красотка-мексиканка на пляже. Рубинов в закатанных джинсах и белой рубашке навыпуск, девица – в полуголых шортах, обнажающих её сексуальные ягодицы, и с распущенными волосами. Парочка, обнимаясь, идёт по кромке моря, под пальмами. Мексиканка в вечернем платье, Рубинов в смокинге, выходят из какого-то ресторана. Платье мексиканки огненно-алое, просто умопомрачительное, и она настолько яркая по сравнению со мной, как может быть только оранжерейная сортовая роза по сравнению с придорожным простеньким лютиком, чудом выросшем в гудроновой дорожной пыли.

И почти на каждой фотографии Рубинов обнимал её – то за талию, то за плечи, и, казалось, вовсю наслаждался этим процессом. Голливуд. Карибские острова. Кинозвезда-миллионерша. Мало того, что миллионерша, так ещё и писаная красавица. Я вдруг поняла, что это конец. Теперь Филипп Рубинов был потерян для меня навсегда. Более чем смешно было бы думать иначе. Только человек, полностью лишившийся рассудка, мог бы подумать о том, что после такой женщины, как эта изломанная Хуана, можно вернуться ко мне. А я не была сумасшедшей. Я всегда гордилась – по крайней мере до зимы – тем, что живу в реальности. И реальность заключалась в том, что рядом с Рубиновым на пляже нежилась красотка-мексиканка. Не я.

Я тупо смотрела в иллюстрированные страницы, закусив губы, чтобы не заплакать. Изо всех сил кривила в улыбке рот. Мне казалось, что меня ударили. Наверное, это действительно было именно так.

Я всё смотрела и смотрела, не переворачивая страницы, и не заметила того момента, как рядом со мной возникла хозяйка дома. Она пролепетала – мол, это старый журнал, если хочешь, можешь его забрать. Я натянуто улыбнулась и отказалась. Тогда она, стараясь быть любезной как, скорее всего, строго приказал её муж, вдруг вспомнила, что у неё есть альбом репродукций Филиппа Рубинова. Ей кто-то подарил.

Знаете, есть такая хорошая поговорка: бутерброд всегда падает маслом вниз. Дальше всё произошло именно по такому закону подлости. Мало того, что я изо всех сил держалась, чтобы не разрыдаться, так вдруг, как по мановению «волшебной» палочки, все в комнате услышали наш диалог с хозяйкой, и обернулись к нам. Мгновение – и все в голос заговорили о Филиппе Рубинове, о его известности и, конечно, о его богатстве. И сразу отреагировали на статью, которая была открыта мной.

– С ума сойти, какая красотка! А этот Рубинов хитрый бес, такую девку отхватил.

– Был бы поумней, сразу бы на ней женился, всё-таки миллионерша. Хотя ради такой фигуры и нищую можно вытерпеть.

– Рубинов? А мне никогда не нравились его картины! Они какие-то искусственные, как будто он фотографии раскрашивает. Абсолютно никакой жизни! Стоит безумно дорого – а, спрашивается, за что?!

– Рубинов? Да обычный мазила! Шарлатан! Рисовальщик мёртвого искусства! Но жутко хитрый бизнесмен. Научился втюхивать свою мазню разным лохам на Западе, тем и прославился. У нас на арт-рынке на каждом углу по пятьсот штук таких рубиновых, копии с «Трёх богатырей» Васнецова продают. И эти копии, если по-честному, намного лучше бездарной и дешёвой мазни Рубинова.

– Точно! Эти бизнесмены от искусства не имеют ни вкуса, ни мозгов. А Рубинов вообще хуже их всех. Я и то лучше нарисовать могу!

– А вы думаете, он женится на этой девке? На кой хрен он ей нужен, старый козёл! Наркоман вообще, наверное. Они там все в этой Москве такие – наркоманы и потасканные козлы.

В разгар этого красочного бурного обсуждения я вдруг поймала на себе странный взгляд своего жениха.

– Никогда бы не подумал, что ты увлекаешься живописью, тем более, каким-то Рубиновым.

– Мне просто нравятся его картины, – я смело выдержала его взгляд, – а что, нельзя?

– Они же бездарные!

– Ты их видел?

– Нет. Но так все говорят. Да и что может нарисовать придурок, который связался с такой дешёвой голливудской потаскушкой. Переспала со всем Голливудом, теперь там никому не нужна, так новую жертву нашла. Я бы ни за что не стал встречаться с девушкой, которая так неразборчива в своих связях и шляется, с кем попало, особенно с таким, как этот Рубинов. Какое счастье, что у меня есть такая девушка, как ты!

Я смотрела на его попахивающее самодовольством широкое лицо, не отрывающее от меня влюблённых глаз, и вдруг поняла, что мне хочется его ударить. Да не просто ударить, а вмазать по-настоящему, до крови. Но всё, что я могла сделать, только впиться в собственную ладонь ногтями, чтобы не завизжать изо всех сил, и не сойти с ума от этого визга. Я никогда не думала, что обычный вечер в гостях может стать такой пыткой. Таких изощрённых мучительных пыток у меня не было до того дня.

Я так страдала, что голова налилась свинцовой болью, и, когда на обратном пути, в машине, мой жених предложит заехать к нему, я сказала, что у меня начинаются месячные, и я еле живая по этому поводу. Больше всего на свете мне хотелось теперь, чтобы он оставил меня в покое. На эту ночь и на всю жизнь.

Вернувшись домой, я сразу же уселась за компьютер. Во всех источниках в Интернете писали почти то же самое, что я вычитала в статье. Роман Рубинова с мексиканкой, бла-бла-бла…

Только одна статья отличалась от всех остальных. Это был какой-то культурологический портал, более сдержанный в своей стилистике и манерах. Там речь шла о том, что Рубинов сейчас работает над новой картиной. Эта картина называется «Триптих одиночества». Это название озвучил сам Рубинов в одном из многочисленных интервью. И это является настоящей загадкой. Никто не может понять, почему вдруг в разгаре нового любовного романа – «Триптих одиночества». Поговаривают даже, что этой актрисе предшествовала любовная драма. Или Рубинов влюблен в кого-то ещё, и тщательно скрывает свою любовь. Может быть всё, что угодно, потому, что для широкой общественности Рубинов всегда оставался тайной. Именно поэтому он и стал великим художником.

Все же прочие статьи были похожи одна на другую, как две капли воды. О Рубинове и голливудской красотке Хуане писали много. Но, как я поняла, это были простые перепечатки. Ничего больше. Больше читать смысла не было. Я выключила компьютер.

После этого я зашла в ванную и открыла кран с водой на всю мощь. Мне требовалось создать шум. Я не хотела, чтобы было слышано, как я плакала. Мне почему-то казалось, что я буду плакать. Но, как ни странно, глаза мои оставались абсолютно сухи. Я не плакала из-за Филиппа Рубинова. Вода с громким шипением ударялась о стенки ванны, а я всё ждала, когда точно так же слёзный поток будет катиться по моим щекам, смывая абсолютно всё, что я чувствовала внутри. Но слёз не было. Значит, ничто и не смывалось. Всё сохранялось в таком виде, как было – жгучая боль, разочарование, обида, ненависть, горечь, злость, оскорбление, зависть к счастливой сопернице, то есть всё то, чем всегда полон самый обыкновенный любовный роман.

В душе же моей, и без того отправленной этим «коктейлем», было пусто, как в использованной консервной банке. Пусто и безотрадно было в моей душе.

А через неделю я увидела Филиппа Рубинова на обложке одной из очень популярных газет. Он красовался в голубой рубашке навыпуск, щеголяя своим карибским загаром. Газета была из жёлтой серии, кажется, она так и называлась – «Жёлтая газета»). И, конечно, анонс – подзаголовок статьи: «Филипп Рубинов: мне не нужна обычная любовь».

Я купила газету, когда возвращалась домой из института, зашла в квартиру. Я прочитала всё совершенно спокойно. Вопросы были характерные для жёлтой прессы – разумеется, про женщин и про секс. Филипп Рубинов хвастался огромным количеством женщин, твердил, что даже не помнит имена всех тех, с кем спал. Гордо сообщал всему миру, что не видит себя в обычном браке, так как вообще не создан для семейной жизни. К тому же, ему вообще не нужна семья, и жениться в ближайшее время он не планирует. Намекнул, что отношения с голливудской красоткой Хуаной для него ничего не значат – мол, мимолетный эпизод, сколько у него было таких! Журналист не выдержал, и потребовал прямого ответа: собирается ли Рубинов жениться на голливудской звезде? И получил такой же прямой ответ: нет, не планирует. О браке и речи не было. Всё это так, развлечение. Конечно, Хуана красивая женщина, очень красивая, отношениями с такой женщиной можно только гордиться, но он не видит в ней свою спутницу. А, значит, его женой она никогда не будет.

Потом Рубинова понесло. Я запомнила кое-что из того, что он сказал: «Я влюбляюсь не в женщину, а в своё состояние рядом с ней. Для меня абсолютно не важна физическая красота. В женщине, в которую я влюблюсь, должно быть что-то такое… Неуловимое, особый вкус, или цвет, или запах, какой-то нюанс, который отличает её от всех и заставляет возвращаться к ней мыслями снова и снова. Идеальная для меня женщина – это та, которая будет понимать: я никогда не буду делить женщину с моей работой. Для меня искусство всегда останется на первом месте. И в тот момент, когда я прикасаюсь кистью к холсту, женщина должна понять, что она для меня умерла. Конечно, это фигурально выражаясь. Но женщины, способной вытерпеть то, что в момент создания картины она для меня просто не существует, в мире нет. Вот поэтому я один».

«Сначала, когда я вижу красивую или чем-то интересную женщину, она сильно привлекает меня внешне. Я хочу её соблазнить, разумеется, хочу заняться с ней любовью. Я готов наплести всё, что угодно, чтобы этого добиться. Не совсем честный и правильный подход, согласен. Но ведь так поступает большинство мужчин, только об этом не говорят. А потом, когда всё уже произошло, она вдруг становится для меня абсолютно не интересной. Более того: я вдруг начинаю открывать в ней какие-то черты, недостатки, слабости, неровности, которые начинают меня раздражать. И если вначале я думал только о том, как затащить её в койку, то потом начинаешь думать – ну когда же она наконец уберётся из моей жизни! Что бы сделать такого, чтобы она наконец ушла? Это ужасающее чувство, оно иногда гнетёт меня самого, но это моя реальность. Я ещё не встречал женщины, с которой почувствовал бы иначе. Именно поэтому я убираю очередную женщину из своей жизни, и сажусь к холсту. Да, я грешен. Иногда я убираю их грубо, иногда обижаю, потому что категорически не могу дать им то, что они ждут. Если бы я встретил женщину, которая бы поняла, что в тот момент, когда я взял в руки краски и кисть, она должна навсегда убраться из моей жизни, раствориться, исчезнуть, забыться, просто перестать существовать – наверное, я бы никогда не отпустил такую женщину. Но, насколько я понимаю, и насколько мне подсказывает собственный опыт, таких женщин в мире просто нет».

«Я мечтаю создать новое представление о старом чувстве, – говорил Рубинов, – чувстве, терроризирующем мир со дня его возникновения. Одиночество всегда представлялось горем, но кто знает, какое оно на самом деле? Оно связано с любовью, с человеческой душой. Моя новая картина будет называться «Триптих одиночества». Её наполнят простые живые чувства и мысли. В основе их, конечно же, двое, мужчина и женщина. И ещё что-то третье, что я пока не могу найти. Но мне обязательно подскажет время».

– Ты газету купила? – сказала мама, – есть что-нибудь интересное?

– Можешь забрать, если хочешь, – свернув, я протянула газету ей, – интересное? Абсолютно ничего.