Говорят, что дерево, которое посадил человек, отражает его судьбу. Наверное, это правда. Почему тогда из всего множества саженцев, Юля выбрала именно этот кривой и ободранный? Выбрала сразу же, ни минуты не думая. А ее соседка – Маринка Вялышева, наоборот, прямой и аккуратный. Деревья и сейчас растут на том месте, где они их посадили. Маринкина береза стройная, ствол почти без сучков, а крона ровная и пушистая. А ее дерево наоборот. Кривой сучковатый ствол, в какой–то момент разделился и образовывал два совершенно самостоятельных побега, при порывах ветра они даже раскачиваются в разные стороны. Вот и не верь после этого в приметы.

Сигарета погасла. Юля никак не могла вспомнить, куда она дела зажигалку?– «А странный сегодня был день,–промелькнуло у нее голове–не пустой, как обычно».

***

Несмотря на девять часов утра, жара была уже градусов двадцать. Лужа, еще вчера вечером казавшаяся огромной, сегодня напоминала жалкую кляксу.

–Здорово, барышня! О чем задумалась?

–Привет, Люд. Да, так… не о чем.

–Гляди, у нас окно открыто. Ты что ли забыла?–Людмила страсть, как не любила беспорядок.

–Нет,–замотала головой Юля,–я все закрыла, точно помню.

Коридор как всегда пребывал в полуосвещенном состоянии, стараясь, не натыкаться друг на друга, женщины добрались до своей комнаты. Дверь оказалась незапертой.

–Неужели кто–то раньше меня пришел?–удивилась Людмила,–Ба! Наташка!! Ты чего в такую рань? А как же «жестокий» транспорт?

–Раз на раз не приходится,–голос скрипучий, как телега не смазанная, глаза в пол,– Юля, тебе Ромадин звонил.

–Уф! Привет, сокамерницы,–Галка с разбегу плюхнулась на стул,–Черт, опять пакет порвался. Ну, сколько можно?

–У тебя, между прочим, еще и футболка наизнанку надета,–усмехнулась Юля,– Я такой не помню.

–Можно подумать, Юлятина, ты весь мой гардероб знаешь.

–Ну, весь не весь, а знаю, и потом, у меня неплохая интуиция. Вот сейчас что–то мне подсказывает, что футболка явно не твоя. Во–первых, она на три размера больше, а во–вторых, я не замечала, чтобы ты была поклонницей группы «Metallic». Следовательно, этот прикид был тобой где–то позаимствован и вероятно в большой спешке.

–Осваиваешь дополнительную профессию?– Галка привычно потянулась к телефону, видимо, рассчитывая занять его часа на два. Не получилось. Аппарат ее опередил,–Алло? Юль, начальство…

–Слушаю. Доброе утро. Порядок. Еще вчера получила…. Так тебя же не было!!! Откуда я могла знать? Твоя «стютюэтка» сказала, что ты больше в контору не вернешься…. Хорошо, учту. Сейчас принесу на подпись,–Юля швырнула трубку на аппарат и стала искать документы, мысленно «доругиваясь» с начальством: «Этот гавнюк иногда ведет себя так, будто все вокруг его личная собственность».

Обычно, такое бывает после очередной пьянки, пребывая в состоянии непробудной похмелюги, шеф постоянно рычит и пытается сожрать каждого, кто попадается под руку. В таких случаях секретарши, которых он именует «стютюэтками», кидают жребий на спичках и обладательница «короткой» рысит за пивом.

Вот и в этот раз директорскую приемную украшали только две «стютюэтки». Одна из них, по определению самого Ромадина, была «девушка в прошлом», другая–«девушка с прошлым». Третьей, которую шеф именовал «длинноногой мочалкой», не было. Похоже, что бежать за пивом досталось именно ей.

–Здравствуйте, красавицы. Туда можно?–спросила Юля, показывая пальцем на дверь кабинета.

–Попробуйте. Может и повезёт,–неопределенно пожала плечами Оксана–полноватая блондинка с обручальным кольцом на левой руке.

–Ё–о–о–о,–протянула Юля,–Что неужели такой?…

–В том–то и дело, что никакой,–отозвалась Зоя, усиленно колдовавшая над кофеваркой.

Ромадин лежал на диване, прикрыв глаза рукой, и, по всей видимости, пытался справиться с бурей, разыгравшейся в организме.

–Здравствуйте, Николай Александрович,–Юля опустилась на стул рядом с диваном,– Явилась, пред Ваши светлы очи. Чего изволите, голубчик?

–Прекрати,–проскрипел зубами Ромадин,– Голова трещит нещадно и потолок кружится.

–Опять?! Права моя бабка–« у дурной шалавы кажный дён стирка».

–Познакомь. Буду хоть одну толковую бабу знать.

–И кто на этот раз?–поинтересовалась Юля,– Или жена объявилась?

–Не дай бог! Накаркаешь еще,–для надежности Ромадин даже перекрестился.

–Ладно, лечись,–понимая, что толку от начальства в данный момент никакого, она направилась к двери,– Я к тебе минут через сорок зайду. Все равно Базарычевой нет, а без подписи главбуха нельзя.

Ромадина Юля знала давно. Еще с тех пор, когда после школы пришла в вычислительный центр одного крупного НИИ. Предприятие работало на оборону и космос, в лучшие годы численность сотрудников доходила до двадцати пяти тысяч. Вот туда–то по распределению и попал выпускник мехмата МГУ, Николай Ромадин.

В университет он поступил только благодаря своим способностям. Никаких связей и полезных знакомств у его матери не было. Она всю жизнь проработала начальником машбюро в стройтресте, а отца своего Колька никогда не видел. На вступительных экзаменах Ромадин так поразил приемную комиссию своей способностью мыслить нестандартно, что не принять его просто не могли. Но вот поступить в аспирантуру это ему не помогло.

В тот год было всего три места. Первым номером шел Петька Додин, у которого был не только «красный» диплом, но и около десятка научных работ, две из которых, как поговаривали на факультете, при доработке вполне тянули на докторскую. Вторым был Сергей Пенин – профессиональный активист. За пять лет учебы, каких только общественно–выборных должностей он не занимал и, в конце концов, дорос до секретаря комсомольской организации факультета. Третьим должен был быть Ромадин, но в последний момент в аспирантуру зачислили другого. Этот парень, со странной фамилией Цуквасов, объявился в их группе на четвертом курсе и никто не знал откуда. Был он абсолютно не выразителен, ничем не отличался, скорее наоборот, это был воплощенный стандарт: средний рост, средняя внешность, средняя успеваемость, единственное, что у него было не среднее, так это предки. Один его дед был близким соратником Дзержинского, активно участвовал в создании ВЧК и потом всю жизнь проработал в органах, даже умер на Лубянке в собственном кабинете. Другой – кадровый дипломат, большую часть жизни прожил за границей, плавно перемещаясь из одной страны в другую. А папаша Цуквасова, ни много, ни мало, работал в аппарате ЦК КПСС.

Но все это выяснилось гораздо позже, а в тот момент Николай даже не особенно расстроился. Тогда он еще относился к жизни легко, считал, что все в ней достаточно просто, и если особенно не усложнять, то твои способности рано или поздно будут востребованы и оценены по заслугам.

Определившись в НИИ, Ромадин с удовольствием обживался в новом коллективе, и скоро о нём заговорили, как чрезвычайно талантливом специалисте. Любой самый сложный алгоритм он облекал в такую лаконичную и красивую программу, что признанный корифей баллистики Моисей Самуилович Гершман, обычно весьма скупой на слова, удовлетворительно качал головой и повторял: «Занятно, занятно…». Колька мог целыми днями, а иногда и ночами, самозабвенно торчать на машине, постоянно выпрашивая лишний часок времени. Кроме того, он регулярно мотался в командировки на полигон и в многочисленные филиалы.

Командировки, как правило, проходили бурно. Особенно он прославился после того, как, просидев на объекте без гроша четыре месяца, прислал в отдел телеграмму без единой запятой: «Высылайте деньги вашу мать выселяют из гостиницы». Начальство долго не могло понять, чью это маму выселяют и почему?

Именно тогда Юлька с ним и познакомилась.

Ромадин был симпатичным, веселым парнем и многие девчонки тут же положили на него глаз. А он, ко всему прочему, оказался еще и отчаянным бабником. На ВЦ не было практически ни одной юбки, с которой бы Николаша не завел роман или, хотя бы, пару раз страстно не поцеловался. Пожалуй, только Юлька да Надька Разинкова проскочили мимо. У Надьки тогда был роман с человеком много старше ее, да, к тому же, дважды женатым.

Ну, а Юлька…..? Юлька не попалась, потому что ненавидела принцип стадности. Еще в детстве она всячески пыталась подчеркнуть свою индивидуальность. Если среди ровесниц была мода на пышные белые банты, то Юлька перетягивала косу резинкой, если все девочки в праздничном новогоднем спектакле мечтали сыграть Снегурочку, принцессу или, на худой конец, снежинку, то Юлька обязательно требовала себе роль Бабы Яги. За подобную «поперечность» ей часто доставалось от окружающих, включая собственную мать, но она категорически отказывалась усваивать уроки. Так и в случае с Ромадиным. Сначала он ей очень даже понравился, но как только вокруг его персоны возник любовный массовый психоз, она начисто потеряла интерес. Колька после нескольких попыток завязать нечто вроде флирта понял, что к чему, и их отношения естественным образом переросли в приятельские.

Они часто бывали в одних и тех же компаниях, ходили вместе обедать и, встречаясь в курилке, с удовольствием рассказывали друг другу анекдоты и местные сплетни. Юля, от души посмеиваясь, наблюдая, как растет племя Колькиных «бывших». Она даже прозвище им придумала–«ромоданки».

Постепенно жизнь стала давать Николаю оплеухи, что называется, по нарастающей.

Первая случилась, когда Ромадина не оказалось в списках на премию по случаю удачной сдачи объекта. И это, несмотря на то, что идея и основа уникальной программы расчета принадлежала именно ему. Вторая, когда Николая обошли с повышением, мотивируя, что у него нет еще достаточного опыта, и намекнули, мол, мало быть просто талантливым, необходимо иметь еще кое–что. Именно в тот момент Ромадин и встретил своего бывшего сокурсника Цуквасова, того самого, который был принят в аспирантуру вместо него.

Встреча была случайной, но бывший однокашник, похоже, был рад. Он пригласил Ромадина к себе в большую четырех комнатную квартиру на Ленинском проспекте. Обосновались они на кухне. Цуквасов извинился перед приятелем за холостяцкий ужин: жена в Болгарии на «Золотых песках», а сам он предпочитает ужинать в ресторане или в гостях, достал бутылку армянского коньяка, настоящего, ереванского разлива, нарезал «Салями», открыл банку крабов, банку маслин, поставил на стол вазу с виноградом и персиками. Первый тост был, как водиться, за встречу. Цуквасов тут же предложил повторить, а потом, как, и положено гостеприимному хозяину, стал расспрашивать Ромадина о жизни. Тот отвечал неохотно, и тогда Цуквасов перешел на собственную персону.

Женился он еще в аспирантуре. Тесть у него крупный чин в госбезопасности. Жена? А, что жена? Обычная женщина. Внешность не главное ее достоинство. Какое главное? Это когда женщина понимает, что, значит, быть спутницей мужчины, поставившего перед собой большую цель. После защиты ему предложили занять пост заместителя директора по общим вопросам в крупном НИИ при МИНПРИБОРе.

Ромадин не удержался и ехидно спросил: какой вопрос можно считать достаточно «общим», чтобы иметь по нему заместителя? Цуквасов в ответ с удовольствием расхохотался и, слово за слово, на столе появилась еще и бутылка «Столичной».

Николай расслабился и стал рассказывать о своих сегодняшних делах и сам не заметил, как выложил все. Цуквасов слушал с интересом. Потом вздохнул и сказал: «Беда в том, что ты не знаешь основного закона жизни. Человек, как дерево, силен своими корнями. Чем глубже он проникает в почву, тем больше жизненных благ ему достается, чем плотнее он сплетается с более сильными представителями, тем больше у него шансов устоять в любых погодных условиях. Вспомни, при урагане, какие представители флоры страдают больше всего? Правильно. В основном это стоящие на отшибе высокие красивые деревья. А часто ты наблюдал выдернутые с корнем или просто сломанные кустарники? То–то. А почему? Потому что они зацепились друг за друга корнями и ветками и никакая стихия им не страшна. И, если ты этого не поймешь, то скоро будешь испытывать желание увидеть небо через белую простынь, а это прости, друг мой, уже клиника…..»

Протрепались они тогда всю ночь, благо, что на следующий день была суббота. Утром, прощаясь, Цуквасов сказал: «Ладно, попробуем исправить твою ситуацию. Ничего пока не обещаю, буду думать. Но, учти, если ты сам не осознаешь «закон кустарника», ничего не получится».

Месяца через два начальник отдела вызвал Ромадина к себе,– Я слышал у тебя связи в головном НИИ при МИНПРИБОРе?

Колька замялся, – Да, так. Знаю кое–кого, учились вместе.

–Это хорошо. У них там выставка: «Успехи отечественного приборостроения» и конференция по тому же поводу. Съезди, узнай, что и как. Знакомых повидаешь, с нужными людьми познакомишься. Потом обсудим.

На следующий день Ромадин поехал на конференцию. Зарегистрировавшись в фойе, как участник, он прошел в зал к выставочным стендам и сразу же заметил Цуквасова. Тот стоял в окружении большой группы слушателей и что–то им объяснял. Минут через пять Цуквасов тоже заметил приятеля и энергично направился к нему навстречу,–Привет, привет. Рад видеть. Пойдем, я тебя кое–кому представлю.

Он повел Ромадина к главному стенду выставки и начал знакомить со всеми подряд. Николай только успевал головой вертеть да руки пожимать. Среди его новых знакомых были руководители двух крупных НИИ, ректор знаменитого Московского вуза, начальник треста, начальники отделов из нескольких министерств, второй секретарь райкома, три директора завода, а остальных Ромадин даже и не пытался запомнить.

После конференции и банкета, Цуквасов повел Николая в свой кабинет выпить, что называется, на посошок, – Ну, как впечатление?

–Пока не пойму. В голове сплошная каша.

–Привыкнешь. Первый раз всегда так. Запомнил кого–нибудь?

Ромадин перечислил штук пятнадцать фамилий с должностями и научными титулами.

–А ты молодец, быстро схватываешь,–похвалил приятеля Цуквасов,–Ну, давай бахнем за «закон кустарника». Ты его, как–осмыслил?

–Пока не очень,–признался Колька.

–Ничего, Господь бог и тот мир шесть дней создавал. Давай еще по одной.

Они выпили еще по одной, потом еще, а когда Ромадин собрался уходить, Цуквасов сказал, – Твой начотдела мужик, в общем, ничего. Я навел справки. Администратор на уровне, а в науке туповат. Так ты ему помоги осторожненько, ненавязчиво. Я слышал, он добро помнит. Но все карты не открывай и не все говори, что думаешь.

Николай совет запомнил и когда начотдела, как бы, между прочим, упомянул, что пишет статью в научный вестник, тут же вызвался помочь, мол, тема эта его давно интересует. Статья прошла на «ура». Ее обсудили на научном совете, идея была признана интересной и оригинальной. Результаты не замедлили сказаться, Ромадина назначили руководителем группы и предложили сдать кандидатский минимум. Что тот с успехом и сделал. Руководителем диссертации Колька взял того же начотдела, хотя пользы от него было, как от козла молока, зато Ромадин получил лабораторию еще задолго до защиты. «Закон кустарника» начал действовать.

Постепенно Ромадин стал меняться. Он больше не травил в курилке сомнительных анекдотов, не трепался на любую тему, а предпочитал слушать. Изменилась у него и манера одеваться. Все чаще и чаще Ромадин стал появляться в костюме, правда, без галстука. Качественную корректировку претерпели и его отношения с женщинами. Романы теперь Николай заводил весьма избирательно, отдавая предпочтение замужним дамам. Свободное же время проводил в обществе нужных людей или, как выражался Цукасов, в обществе «нужников», и сам не заметил как, открыл в себе талант, о котором раньше и понятия не имел. После десятиминутного разговора, он безошибочно определял круг интересов и возможности собеседника. Цукасов только диву давался и таскал с собой Кольку на все мероприятия.

Как–то на очередном сборище, Ромадин приметил молодую блондинку. Девица держалась очень уверенно. Фигура у нее была ничего, а вот ноги кривоваты, что касается лица – небольшой остренький носик, бледно–голубые глазки и губы, напоминающие знак равенства. Николай без труда навел о ней справки. Блондинка оказалась единственной дочерью заместителя министра внутренних дел. Она уже дважды побывала замужем и теперь, не спеша, присматривала следующую кандидатуру. Прикинув, все «за» и «против», Колька решительно пошел в атаку. Процесс ухаживания был краток. Буквально на следующий день блондинка оказалась в его постели. Звали ее Гликерия. Это имя досталось ей в наследство от бабушки, но все окружающие звали ее просто Лера и только отец упорно продолжал именовать дочь так, как было записано при рождении. После месяца общения, состоявшего в основном из посещений ресторанов и квартиры приятеля геолога, Николай решил, что пора делать предложение. Он не особенно рассчитывал на успех, но Лера, на удивление быстро, согласилась.

Свадьба получилась шикарная. Гуляли в ресторане «Прага», гостей было, аж, триста человек, в основном знакомые тестя Романа Алексеевича и невесты. Со стороны жениха присутствовала только мать, приятель геолог, квартиру которого столь часто посещали «молодые» и, конечно, Цуквасов. Бедняжка Нина Ивановна была настолько оглушена и подавлена, что весь вечер скромно просидела за столом, потихоньку вытирая слезы. А геолог, попав в непривычную для себя компанию, с тоски так напился, что уже через два часа его погрузили в такси в бессознательном состоянии. И только Цуквасов чувствовал себя превосходно. Он со вкусом ел, пил, с энтузиазмом общался с «тузами» и ухлестывал за девицами. Прямо из ресторана молодые отправились в свадебное путешествие на теплоходе.