Теперь ей не хотелось пить. Для нее нашли одежду и дали сладкого чая. Напиток казался божественным, и девушка растягивала его, стараясь пить как можно тише. В кабинете, куда ее привели, не было окна, так что длинная прямоугольная лампа на потолке давала яркий белый свет.
Она, в конце концов, открыла глаза. Каштановые волосы – теперь точно было видно, что они не черные – контрастировали с бледной кожей и темно-янтарными глазами. Или, может быть, зелеными. Черт их разберет!
Женщина-милиционер записывала что-то в свои большие белые листы, порою задумчиво облизывая палец левой руки.
В комнате не было окна, и это было хорошо. Окна несли в себе опасность.
– Полное имя можешь сказать? – женщина не подняла глаза.
– Алиса, – силясь не расплакаться, ответила девушка.
Теперь женщина замерла над бумагами и подняла глаза. Ответ ее явно не устраивал.
– Полное, понимаешь? Имя, фамилия, отчество.
Алиса, не зная правильного ответа, просто опустила голову. Посмотрела в кружку, где чаю осталась только треть. Пар уже не клубился, но чайный пакетик всё еще болтался.
– Не хочешь говорить? Сбежала?
Девушка едва заметно кивнула головой, но то ли это был нервный тик, то ли она подала знак.
– Ничего, мы тебя вернем, откуда ты там сбежала, – продолжала женщина, положив руки на стол, надвигаясь, словно лавина.
Пальцы ее, однако, нервно теребили шариковую ручку, щелкали кнопкой, иногда постукивали по столу. Ноги плясали под столом в нетерпении.
– У тебя мама есть? – она сделала еще одну попытку. Но никакой реакции не последовало. С каждым новым вопросом голова девушки пряталась в тонких острых плечах, она была похожа на улитку. – А папа?
Девушка вздрогнула. Руки женщины застыли, ноги перестали отплясывать чечётку. Ещё одна минута – и раковина навсегда закроется.
– Как зовут папу?
Алиса открыла рот с явным желанием произнести имя своего отца, но в этот самый момент дверь в кабинет открылась, и в него вошел мужчина средних лет в форме с грубыми чертами лица, редеющими волосами с проседью. Девушка снова скрылась в чашке чая, как маленькая немая рыбка. Рыбка, сорвавшаяся с крючка. Женщина тяжело вздохнула.
Мужчина шумно опустил папку с бумагами на стол:
– Ничего по сбежавшим.
Он оперся кулаками, нависая над девушкой, точно огромная тень. Слишком много незнакомых людей, слишком много надвигающейся опасности.
– Как ничего? – прошептала женщина. – Павел Спартакович, видно же, что она откуда-то сбежала. Может, не успели заявить?
– Не знаю, – чуть слышно прохрипел Павел. Затем обернулся к Алисе. – Что делать с тобой будем, а? – И снова к женщине. – Может, ей восемнадцать?
Она укоризненно посмотрела на майора с видом «вы-мужчины-одинаковые».
– Немая, может, скажешь, сколько тебе лет? – обратилась она к девушке.
Алиса поглядела на дно кружки. Больше не осталось ни капли чая. Только те, что просачивались из чайного пакетика. Она могла бы, как и раньше, дома, взять его и выдавить, но было как-то неловко делать это здесь. Когда эти люди задают ей вопросы.
– Кто связал тебе руки, расскажешь? – спросил мужчина.
Мужской голос успокаивал, он был похож на голос папы. Только папа не задавал таких вопросов. Вопросов, на которые совсем не хотелось отвечать.
Павел терпеливо сел на стул рядом с девушкой, но не очень близко. Он чувствовал, будто это испуганный маленький зверек, прикасаться к которому опасно. Теперь он хорошо рассмотрел, как одежда, которую ей одолжили в отделении, висит на ней бесформенным мешком. Серая кофта, мужские джинсы, на ногах синие сланцы. Пальцы длинные и тонкие. Но даже бесформенная кофта не могла скрыть наличия развитой высокой груди. Павел постарался сжаться так, чтобы казаться как можно меньше.
– Как ты оказалась на дороге? – спросил он.
Девушка поставила кружку на стол и отодвинула ее от себя.
– Папа вернется за мной. Он будет меня искать, – внезапно так четко и громко сказала она.
Женщина напротив открыла рот в изумлении, однако мужчина, казалось, сохранял полное спокойствие.
– Он знает, где тебя искать?
– Как зовут твоего отца? – не выдержала женщина.
Павел медленно повернул голову в ее сторону:
– Сделайте нам еще чаю, пожалуйста.
Он небрежным движением двинул кружку в сторону женщины в форме. Та явно была возмущена. Делать чай? Но холодный взгляд старшего коллеги дал понять, что это вовсе не метафора.
Женщина встала из-за стола, собрала документы в папку, взяла кружку и вышла из кабинета, громко хлопнув дверью.
От этого лицо девочки, на секунду прояснившееся, стало снова серым и закрытым.
– Папа волнуется за тебя, – твердо произнес мужчина. – Мы должны позвать его.
И снова лицо прояснилось, гроза отступила.
– Он здесь? – спросила Алиса.
– Нет. Но мы ему позвоним. Ты знаешь номер его телефона?
Девочка сдвинула брови, что-то усердно обдумывая.
– Я не могу сказать вам. Я вас не знаю.
Мужчина в форме, обрадовавшись, что дело сдвинулось с мертвой точки, улыбнулся и провел ладонью по лбу, будто вытирал невидимую испарину.
– Меня зовут Па…
– Павел Спартакович. Я слышала.
Павел Спартакович открыл рот. Теперь он почувствовал, что его одолевает жажда. Ему казалось, что кто-то играет с ним. Лампа на потолке предательски подмигнула, как будто насмехалась.
– Как же тогда твой папа узнает, где ты?
Лицо Алисы исказила гримаса ужаса. Она уставилась перед собой в одну точку, где могла бы увидеть бугимена, если бы они существовали в реальности, а не только в кино. Медленно она начала отодвигать свой стул, и Павел, распознав ее намерения, стал непреодолимой стеной между девочкой и выходом.
– Я должна вернуться на дорогу! Где меня оставили! Иначе он не найдет меня.
Речь ее была связной и чистой, как у актрисы на кинопробах. Зубы во рту мелкие, но белые, ухоженные. Не было похоже, чтобы ее истязали.
Павел легонько прикоснулся к плечу девочки, и от этого она будто успокоилась. Это было похоже на то, как если бы собаке дали команду: «Рядом!».
Ее большие темно-медовые глаза остановились на его губах. Она покорно ждала следующей команды.
– Папа высадил тебя? Он привез тебя на дорогу?
Глаза подростка забегали. Тело замерло в нерешительности. Каждый новый вопрос заставлял ее просчитывать последствия ответа.
– В этом нет ничего страшного. Просто скажи.
Павел перестал смотреть на нее. Он положил руки на стол и стал разглядывать их, как будто видел впервые.
– Да, – прозвучал тонкий голос. – Он сказал, что нам нужно прогуляться. Он сказал, чтобы я собиралась. Он сказал, что мы останемся вместе навсегда. А я… Я же больна.
Воздух в комнате стал тяжелым и плотным, как вода. Всё происходящее замедлилось, и каждый вдох, который делал Павел, давался с трудом. Эту мимолетную тишину, которая оставалась между вопросами и ответами, можно было черпать ложками. Подбирать нужные слова было так же трудно, как найти оригинал Черного Квадрата среди сотни других.
– Почему ты больше не можешь жить с ним? У тебя был День Рождения? Тебе уже восемнадцать?
И снова на мгновение в кабинете повисла тишина. Дверь со стоном отворилась и грохнула в недовольстве. Девушка показалась Павлу мокрым речным камешком, выскальзывающим из рук. Только не сейчас, когда правда была так близко.
Женщина в форме с кружками в руках громко опустила их на стол перед мужчиной. Немного чая расплескалось. Павел поднял руку, как дирижер, приказывающий оркестру сделать долгую паузу, замереть в исступленном ожидании. И женщина повиновалась. Это был мир, где правили жесты, взгляды и едва уловимые знаки.
Алиса с жадностью посмотрела на кружку с чаем. Она надеялась, что в нем есть сахар. Ей очень хотелось сладкого. Сладкое напоминало ей о папе, о книгах и музыке. Оно, сладкое, похоже было на облако из нот, повисающих в спертом воздухе ее маленькой комнаты без окон. Она сама извлекала эти звуки. Из всех инструментов, которые только папа мог достать.
Заметив ее пристальный взгляд, майор придвинул к ней кружку, аккуратно, нежно, как только мог. Обычно такого ему не требовалось. Расколоть убийцу оказалось куда проще, чем хрупкую девушку с синими бороздами от шнурков на запястьях.
– Вы не обидите моего папу? – неожиданно спросила она.
– Зачем же? – мужчина выжал из себя самую искреннюю улыбку, подумав при этом: «Я бы его отделал так, чтобы он не встал больше». – Мы только хотим, чтобы он нашел тебя здесь и забрал. Вот и всё.
– Мне только двенадцать. Я считала. У меня есть дома календарь.
Павел и женщина в форме молча переглянулись. Оба нахмурили брови, ощущая подвох. Мужчина, пытаясь не проявлять невербальных знаков, всё же не удержался и помассировал лоб. Не обязательно быть слишком умным и образованным, чтобы уметь разговаривать без слов. Люди делали это намного больше и дольше до того, как научились говорить.
Павел умолк, давая девочке возможность расслабиться и отхлебнуть немного чая. Он посмотрел на наручные часы и не поверил своим глазам. С тех пор, как девочка, назвавшая себя Алисой, появилась в участке, прошло уже пять часов. Теперь она легонько дула на чай, складывая губы трубочкой. В ней не было проявлений ребенка-маугли. Она знала, как пить из кружки, знала, как не обжечься, она говорила, не проглатывая звуков. Но была слишком худа и бледна, как будто жила в землянке. Его посетила мысль о секте или религиозном культе. Но здесь, в Беларуси?
Если, конечно, она отсюда…
– Ты помнишь адрес дома, где жила?
Алиса поставила кружку, но ни один мускул на ее лице не дрогнул.
– Нет, – коротко ответила она.
– Как же? Разве на доме, где ты жила, не было цифры? Названия улицы?
Она дернула плечами и снова отхлебнула чая.
– Я не видела.
– Не видела цифры?
– Не видела дома.
Женщина почти бесшумно опустилась на стул, где сидела и прежде. Она старалась не шевелиться, будто мышь, застигнутая врасплох голодной кошкой.
Майор сделал движение рукой в воздухе, имитируя процесс письма. Женщина тут же схватила толстый блокнот со стола и начала нервно непрерывно писать.
– Ты не выходила из дома?
– Очень редко. Ночью. И только в хорошую погоду, чтобы не простудиться. Папа говорил: я особенная девочка. Мне нельзя быть на солнце.
Павел почувствовал, как мурашки побежали у него по коже. И это у него! Человека, который служил уже тридцать лет. Мышцы, еще довольно упругие и сильные, напряглись под кожей. Рубашка стала слегка влажной. Нужно взять себя в руки, ведь на пенсию выходить еще слишком рано.
Девочка по сравнению с ним казалась непробиваемой скалой. Алиса… Алиса… Любую скалу можно разрушить временем. Нужно только подождать.
– Ну, что ж. Такое бывает. И в школу, значит, ты тоже не ходила?
Тут движения девочки замедлились, словно она услышала что-то грустное. Она медленно опустила кружку и прикрыла глаза большими ресницами.
– Нет. Но мне хотелось бы. Но я не могу.
– Потому что ты особенная.
Она утвердительно кивнула.
В голове Павла, как в компьютере, складывались схемы и уравнения. Но всякий раз не хватало переменных. Или неизвестных было слишком много. Нужно было дать себе передышку, позволить немного свежего воздуха.
– Ты голодная? Есть хочешь?
Алиса дернулась, как будто вспомнила что-то очень важное.
– Наверное, мне нужно поесть дома. Мне готовит папа.
Мужчине снова показалось, что все его попытки раскопать истину похожи на то, как если бы он двигал Боинг силой мысли. И только удавалось продвинуться на миллиметр, как тот снова упирался в стену.
Павел вышел из кабинета, аккуратно прикрыв дверь рукой. Двенадцатилетняя девочка никогда не ходила в школу, а из дому выходила только ночью. На ней нет следов насилия, кроме потертостей на запястьях. У нее есть любимый папа, но тот почему-то раздел ее, завязал руки и выбросил на обочину со словами: «Ты больше не можешь жить со мной».
Павел подошел к одному из патрульных и попросил того купить упаковку картошки фри.
– Ехать в Макдональдс?
– Да хоть на Мадагаскар, – рявкнул майор, о чем тут же пожалел.
Бесплатно
Установите приложение, чтобы читать эту книгу бесплатно
О проекте
О подписке