Эпизод 3

С середины 90-х я вынуждена была, как и ты, постоянно контактировать с продажной девкой дикого капитализма, то есть журналистикой. Газеты и журналы меняла, как перчатки, поскольку не могла долго выносить ни их желтой внешности, ни серого нутра. Один из гламурных журналов, в котором я ненадолго приземлилась, назывался «Имидж и жилье». Издавал его бывший суворовец, «латышский стрелок», ставший впоследствии сначала рэкетиром, а потом, что характерно для нашего времени, издателем глянца. Он был однофамильцем одного из сталинских братков, как известно, плохо кончивших. Звали хозяина «Имиджа и жилья» Василий Каменев. Отличительной чертой Васи оказалась полная девственность в области гуманитарных познаний и неодолимое пристрастие в свои 40 с гаком к малолетним киевским моделям. За рекламу в журнале ему удавалось жить, как при коммунизме, не имея в наличии дензнаков и прочих обременяющих вещей. Даже в рестораны и фитнес-клубы он приглашал нужных людей и очередных «миссок» не за свой счет, а исключительно по бартеру. Разговаривал Вася на языке, по сравнению с которым смесь украинского с нижегородским кажется образцом изысканного вкуса. Когда одна из его моделек ушла в погоне за длинным евро к богатому немцу, безутешный Каменев полгода проливал на пол офиса скупые рэкетирские слезы и приговаривал:

– Если он ее бросит и она вернется ко мне, я ее не выгоню. Но музой, моей музой, она не будет больше никогда!

В поисках следующей музы Вася посещал различные модельные агентства далеко не первого ранга. В один из дней он наконец явился на кинопремьеру с недозрелой девицей, у которой кроме ценника 90-60-90 не было, что называется, ни кожи ни рожи. Свой выбор Вася объяснил очень просто:

– Я не опустил планку. Илоне было уже 19, а эта на два года моложе.

Вот с таким кладезем ума и мужественности в одном лице, не обезображенном излишками интеллекта, приходилось общаться и работать. Но самым удивительным было то, что Вася оказался давним приятелем Эллы Мартыновой, антрепренерши моего именитого бойдруга. Каменев регулярно снабжал Эллу новыми номерами журнала, она даже говорила ему в лицо, что ей очень нравится «Имидж и жилье» и обещала помочь с продвижением издания в Москве и Питере. Все Васины надежды рухнули в один прекрасный день. В очередном номере журнала вышло мое интервью с Алексеем Палычем Волковым. Вася был очень доволен интервью и в зубах принес его Мартыновой. Прочитав содержимое, разъяренная Элла рвала и метала, попросила корешей-охранников не пущать меня за кулисы на концерте Палыча в Киеве, а Васю обязала передать мне, чтобы я оставила Палыча в покое и никогда больше ему не звонила, не мешала жить и работать. Вася не стал возражать и воспроизвел все пожелания Мартыновой с точностью попугая. «Пришло время разбрасывать камни, то есть искать другую работу», – подумала я и позвонила Палычу.

– Леша, мне не нравится, как Вася реагирует на буйное словотворчество Мартыновой в мой адрес.

Я решила уйти из журнала, хотя уходить мне некуда. Опять в моей жизни происходит катастрофа, и опять это связано с тобой.

– Я сейчас в пути, приближаюсь к Виннице. Потом у меня Хмельницкий, Львов и Краков. Приезжай, если сможешь, в Краков. Там обо всем и поговорим.

И вот я в Кракове, в самой лучшей гостинице, где по моим расчетам Палыч уже должен был переночевать и проснуться. Но оказалось, что по техническим причинам он еще не выехал из Львова.

– Леша, я уже три часа жду тебя в Кракове.

– Мне что, от радости выпрыгнуть из машины?

– Выпрыгивать не надо, это по моей части.

– В общем, я буду в гостинице часов через пять. Смотри телевизор, гуляй по городу, сходи в кафедральный собор… Когда приеду, я сам тебя найду.

Он нашел меня, заключенной в одиночном номере, в пограничном состоянии. Я уже готова была бежать в неизвестном направлении, но, к сожалению, не успела.

– Так о чем ты хотела поговорить?

– Забыла.

– Ну, вспоминай, а я пока сбегаю отработаю концерт, посещу банкет и вернусь.

– Значит, на концерт ты меня не приглашаешь?

– Ну, в общем, если ты хочешь. Только надо это устроить так, чтобы тебя никто из моих музыкантов не видел. Да тут еще туроператорша – подруга мадам.

– Я все поняла. Не надо меня проносить в концертный зал в чемодане. Я лучше здесь побуду. Сяду на пенек, съем пирожок. Иди, Леша, работай! Сейчас у нас пять часов вечера, авось сегодня еще встретимся.

В час ночи поступило сообщение, что маэстро вернулся с банкета. По чистой случайности наши номера располагались на одном этаже. Администратор Гоша зашел за мной и осторожно, как по канату, переправил в номер Палыча. В белом махровом халате (с кровавым подбоем) господин Волкофф полулежал на диване и смотрел телевизор. По спутнику показывали дивный фильм «Любовь с привилегиями», где в главных ролях блистали отставной партийный босс Тихонов, он же Штирлиц, и скромная таксистка Любовь Полищук.

– Леш, тебе что, нравится такое кино?

– Там есть некоторые моменты…

Пока Тихонов с Полищук тихо общались в постели, мы втроем сосредоточенно молчали. Потом Гоша откланялся, на прощание поведав мне, что он сейчас пишет диссертацию о шоу-бизнесе, поэтому ему нужно срочно удалиться, чтобы на сон грядущий поработать. Возражений не последовало, и мы уже вдвоем продолжили просмотр «Любви с привилегиями». В тот момент, когда сын цекиста Тихонова стал грубо приставать к таксистке, Палыч перевел глаза от экрана в направлении меня и мрачно спросил:

– Будем прощаться или ложиться спать?

К этому часу мне стало уже абсолютно все равно, быть или не быть. И я предложила досмотреть кино. В ответ щелкнул выключатель, отдаленно напоминая пистолетный выстрел. А дальше, как говорил классик русского шансона, пантомима, ее не спеть никак.

Под утро интонация нашего прерванного разговора приобрела относительную мягкость. Палыч настолько подобрел, что даже достал гитару и исполнил блюз.