© Градова И., 2023

© ООО «Издательство «Эксмо», 2023

Пролог

Звуки веселой французской песенки, слишком легкомысленной, чтобы всерьез претендовать на произведение музыкального искусства, разливались по просторной зале, где стояло роскошное «беккеровское» пианино с подсвечниками, удобно расположенными по обе стороны от сидящего за ним молодого человека с кудрявыми бакенбардами. Голова его была поднята, а влюбленный взгляд устремлен на исполнительницу шлягера, усердно выводящую незамысловатую мелодию. Остальные слушатели сидели полукругом и внимали пению, испытывая самые разнообразные чувства – от восхищения до плохо скрываемой ненависти. Надо ли говорить, что первые принадлежали к мужескому полу, тогда как вторые – к противоположному? Возможно, аудитория была бы более единодушна в восприятии «прекрасного», будь Аннушка Гурина по-настоящему талантливой певицей. К сожалению, голосок у нее был весьма неровный, и она чересчур уж старалась не сбиться с ритма и тональности, отчего походила на ученицу, старающуюся угодить учителю. Однако, не обладая певческим талантом, Аннушка в полной мере имела другой, гораздо более очевидный: она была хороша, как орхидея, такая же экзотичная, прихотливая и завораживающая своей красотой. По этой причине присутствующие мужчины склонялись к тому, чтобы простить ей кое-где нарушавшую мелодию легкую фальшивость, в то время как дамы замечали каждую неточность и не слишком рьяно прятали усмешки за веерами.

– Великолепно! – наперебой закричали кавалеры. – Чудесно! Брависсимо!

Дамы были более сдержанны в выражениях восторга. Они не могли вовсе промолчать, а потому делали вид, что поддерживают мужскую половину слушателей, однако саму Аннушку Гурину интересовал лишь один – тот, который как раз и отсутствовал в зале.

– Но где же наш гостеприимный хозяин? – громко вопросила она, чуть приподняв прекрасно очерченные брови. – Сказал, что отлучится не дольше чем на четверть часа, а его уж минут сорок как нет!

– Вот-вот! – поддержала ее высокая блондинка, пышные формы которой были туго затянуты в темно-синее атласное платье, сшитое по последней парижской моде, но совершенно ей не подходящее ни по фасону, ни по цвету. – Невежливо приглашать гостей и бросать их на произвол судьбы!

– Вы не правы, Нинон! – возразил полный молодой человек, который аккомпанировал Аннушке на пианино. – Наш Генрих – гостеприимный хозяин: только взгляните, сколько всего он нам тут оставил для услаждения языка и желудка!

И правда, на столиках, расположенных вдоль стены с высокими окнами, стояли всевозможные яства: осетровая икра в хрустальных вазочках искрилась блеском черных бриллиантов, лососина, нарезанная тонкими ломтиками и соседствующая с паштетом из гусиной печени на расписном фарфоровом блюде, вызывала обильное слюноотделение, стоило лишь на нее взглянуть. В ведерках со льдом исходили испариной бутылки шампанского, и молодые люди, судя по раскрасневшимся лицам, уже успели воздать ему должное. Однако Аннушка была недовольна: она находилась здесь исключительно из-за хозяина поместья, и его отсутствие делало вечер буквально невыносимым!

– Где же Генрих? – капризно спросила она, надув губки, отчего ее личико сделалось еще более милым.

– А правда, где? – вскинул голову молодой князь Покровский. – Эй, кто там… Платон, кажется?

Польщенный тем, что барин запомнил имя столь незначительной персоны, лакей, дежуривший у стола, чтобы по первому требованию наполнить бокалы гостей или положить им икры или рыбы, склонился в подобострастном поклоне.

– Куда же подевался твой барин, Платон? – повторил свой вопрос князь. – Где его, с позволения сказать, носит?

– Батюшке Генриху Ивановичу доложили о поимке конюха Прохора, ваша милость, – сообщил лакей елейным тоном.

– Что еще за Прохор? – нахмурился Покровский. – И за каким чертом это интересно Генриху Ивановичу, а?

– Барин всегда сам решает проблемы с крепостными, ваша милость, – он никогда не перепоручает разбираться с ними управляющему!

– Да какие проблемы могут быть у конюха?! – изумился князь, махом опрокинув в себя содержимое бокала и протянув тот Платону за новой порцией.

– О, проблема большая, ваша милость! – понизив голос до полушепота, ответил лакей. Весь его вид говорил о довольстве тем, что господин с ним разговаривает, а также о сознании собственной важности, ведь он действительно имеет что ему сообщить! – Дело в том, что конюх Прохор влюбился в девку Ольгу, что в прислужницах у матушки хозяина…

– А, так тут любовь замешана! – перебил слугу Покровский. – Не думал, что в поместье моего друга кипят такие страсти! Ну, и что та девка, Ольга-то?

– Она тоже, ваша милость, вроде в конюха втрес… влюбилась то есть, и они попросили благословения у матушки Генриха Ивановича.

– Так в чем проблема-то? – пожал плечами князь. – Поженить их, да и дело с концом!

– Но Ольга обещана нашему управляющему! – возразил лакей. – Он уже и выкупил ее у барыни, понимаете, ваша милость? Денег целую кучу отвалил!

– А-а, – протянул Покровский, постепенно утрачивая интерес к истории. – И что?

– Ну, Прохор решил бежать. С Ольгой-то – бежать, понимаете?

– Бежать? – вновь встрепенулся князь: это уже становилось по-настоящему занимательно! – Неужели он решился?!

– Да вот решился, ваша милость! – сокрушенно покачал головой Платон. – Вчерась сбегли они, с Ольгой сбегли! А сегодня их поймали!

– И что, накажут теперь?

– А как же, еще как накажут – барин-то наш, Генрих Иванович, терпеть такого позора не станет, храни его Господь!

– И как накажут?

– Не мое это дело, ваша милость, не лакейское, – внезапно опустив глаза, пробормотал Платон. – Как сочтут нужным, так и накажут!

– Так Генрих Иванович что, сейчас там, с этим… с Прохором с этим?

– Видно, так.

– Так пойдем, что ли, поглядим на расправу? – предложил Покровский, оборачиваясь к приятелям и дамам, как оказалось, уже некоторое время внимательно прислушивавшимся к их с лакеем беседе. – Все потеха, какая-никакая!

Дамы почти одновременно наморщили носики.

– Фи, Антон Григорьич, вот уж развлечение так развлечение! – воскликнула Ниночка Уварова, или Нинон, как все ее называли. – Ну что может быть интересного в наказании крепостных?

– А пошли! – не обращая внимания на ее слова, отреагировал на предложение князя молодой помещик Марусев. – Чувствуете, дымом вроде тянет?

Остальные присутствующие потянули ноздрями.

– Точно, пахнет! – кивнул Покровский. – Идем!

Гости, раззадоренные романтической историей крепостных, вышли из дома и направились на запах дыма. Во дворе, образованном жилыми бараками с одной стороны и конюшнями – с другой, их взорам предстало пугающее зрелище. Посреди двора, напротив друг друга, стояли два шеста, к которым были привязаны мужчина и женщина. Вокруг пылали костры, освещая лица сбившихся в кучу крестьян и домовых слуг. На них читались самые разные эмоции, но преобладали ужас, растерянность и обреченность. Между столбами, одетый лишь в бриджи и белую рубашку, стоял хозяин поместья, барон Генрих фон Вагнер. Отблески огня плясали на его смоляных волосах и придавали темным глазам красноватые блики, словно в самой глубине его существа тлели раскаленные уголья. На губах его играла улыбка, а в руке был зажат длинный кнут. В другой руке он тоже что-то держал, и Аннушка, сделав пару шагов вперед, попыталась разглядеть этот странный предмет. Он показался ей похожим на какого-то пушистого зверька, но позже девушка разглядела получше, и ее глаза расширились от ужаса: это оказалась длинная русая коса! Она перевела взгляд на привязанную к столбу женщину: ее волосы были коротко обрезаны и топорщились сзади неровными прядями. Несмотря на то, что лишилась самого главного своего украшения, она была красива: на смертельно бледном лице выделялись огромные серые глаза, в которых в данный момент, словно в прозрачных горных озерах, плескался страх, а губы ее дрожали, но она будто бы боялась расплакаться. Мужчина, привязанный ко второму столбу, находился в гораздо более плачевном состоянии: холщовая рубаха висела на нем клочьями, пропитанными кровью, в огромных прорехах виднелось тело, на котором не осталось ни одного живого места. Трудно было что-то сказать о его внешности, так как лицо его походило на багрово-синее месиво.

В какой-то момент толпа крепостных отхлынула, выпуская из своих недр очень старую женщину с растрепанной гривой седых волос.

– Остановись, барин! – закричала она. – Аль ты Бога не боишься?! Отпусти этих несчастных, они уже достаточно наказаны!

– Это еще кто? – удивленно спросил фон Вагнер, обращаясь к стоявшему неподалеку управляющему.

– Не извольте беспокоиться, Генрих Иваныч, – ответил тот. – Анфиса это, на выселках живет, в хижине, что раньше охотничьим домиком служила. Безвредная она… Хотя некоторые ведьмой ее считают, – добавил он едва слышно, вовсе не уверенный, что хозяину стоит это знать.

– Убери это старое пугало! – приказал барон.

– Не бери греха на душу, барин! – возопила старуха, делая шаг вперед. – Остановись, пока не поздно, иначе прокляну!

– Пошла вон, ведьма! – рявкнул Генрих. – И радуйся, что тут нет третьего столба!

– Будь ты проклят, изверг! – выплюнула старуха, воздев к небу узловатые руки. – Ты на себе ощутишь гнев Господень: будешь чувствовать всю боль тех, кто рядом с тобой, и страдать так же сильно, как они! Проклятие мое падет на всех твоих потомков до десятого колена, так и знай!

Фон Вагнер откинул красивую голову назад и громко расхохотался: в почти полной тишине, нарушаемой лишь треском костров, этот звук показался присутствующим зловещим и сравнимым с раскатами грома, предвещавшими грозную бурю. Вдоволь насмеявшись, он посмотрел на управляющего и, не говоря ни слова, кивнул. Управляющий подскочил к старухе, схватил ее за волосы и одним движением опрокинул на землю. Не в силах дальше наблюдать за зверствами, Аннушка, закрыв лицо руками, кинулась прочь. Фон Вагнер не обратил на ее бегство ни малейшего внимания. Словно Люцифер, вырвавшийся из-под земли, куда низверг его Господь, стоял он среди пылающих костров, и глаза его пылали тем же адским пламенем.

* * *

Лера кинула тоскливый взгляд в окно – там, за ним, текла жизнь, люди торопились по своим делам, планировали пятничный вечер и, возможно, выходные. А ей ничего не оставалось, как сидеть за столиком напротив самого скучного человека в мире и слушать его нудные рассказы о котировках акций, падении цены биткоина и необходимости вкладывать сбережения в золото. Господи, да если б они у нее были, сбережения! Мама постоянно твердит, что нельзя жить без накоплений, но лучше бы ей помолчать: до тех пор, пока ее младшая дочь Эльвира не вышла замуж за состоятельного человека, она жила на одну зарплату и едва-едва дотягивала до следующей! Теперь-то, конечно, Элька подбрасывает ей ежемесячно на всякие расходы, платит за поездки на отдых и прочие развлечения. В принципе, мать могла бросить работу, но тогда ей негде было бы «выгуливать» красивые наряды, которые также доставались ей от младшей дочери: Эля не надевает одни и те же тряпки дважды! А вот от старшенькой маме никаких дивидендов: ее зарплату нельзя назвать совсем уж маленькой, однако никакой особой роскоши Лера позволить себе не может, чем весьма огорчает родительницу, мечтающую, чтобы обе дочурки оказались удачно пристроены. Поэтому время от времени маман устраивает старшей дочери сюрпризы: то внезапно приглашает заскочить на пару минут «по неотложному делу, которое невозможно обсудить по телефону» – и тогда в ее квартире, совершенно случайно, оказывается неженатый или разведенный сын какой-нибудь ее приятельницы, мечтающий познакомиться с Валерией, «о которой он столько слышал» от своей мамы, которая, надо сказать, ее в глаза не видела. Видимо, дети мужеского пола у маминых подруг закончились, поэтому она обратилась к младшей дочери с просьбой найти для сестры подходящую партию. И Эля нашла Николая, управляющего филиалом крупного банка. Его отец входит в совет директоров, поэтому молодой человек вправе ожидать головокружительной карьеры в ближайшие десять-пятнадцать лет. Все его будущее, судя по его же собственным словам, расписано до мелочей и предсказуемо до тошноты! Не то чтобы Лера обожала непредсказуемость и неожиданности, но, должно быть, очень печально точно знать, что с тобой произойдет завтра, послезавтра, в Новый год и в каждый последующий… Скука смертная!

– Вы ничего не едите, – заметил ее визави, глядя на почти нетронутую форель под белым соусом на ее тарелке. Тарелка была необъятных размеров, а кусочек рыбы – маленьким и вовсе не таким уж аппетитным, как можно было ожидать от столь пафосного ресторана. – Невкусно?

– Да нет, просто я не голодна, – пробормотала Лера. Ей вдруг стало стыдно: она критически отнеслась к своему кавалеру еще до их встречи, и Николай не понравился ей с первого взгляда, но ведь он заехал за ней на машине, подарил роскошный букет и привел в отличное место, куда она вряд ли попала бы сама – разве он не заслуживает хотя бы уважения? И Лера попыталась нацепить на лицо заинтересованное выражение, надеясь, что она не такая уж плохая актриса и ее спутник проглотит эту «утку». Так и вышло: Николай оказался достаточно толстокожим, чтобы удовлетвориться ее объяснением и сказать:

– Тогда, может, десерт?

От десерта Лера не отказывалась принципиально. Все вокруг сидят на диете, Элька тратит кучу денег и времени на спортзал и модного диетолога, обслуживающего звезд театра и кино, а мама не устает напоминать, что, если дочь желает выйти замуж за приличного человека, ей следует следить за фигурой и всегда быть в хорошей форме. Но Леру, в отличие от стройной и даже хрупкой сестры, господь одарил высоким ростом и широкими плечами, поэтому она не претендовала на звание «Мисс Изящество», полагая, что занятия боксом и боевыми искусствами дадут ей право считаться спортивной девушкой. А вот отказывать себе в маленьких радостях она не собиралась, и сладости стояли на первом месте в их ряду!

– Здорово, когда девушка не боится поправиться, – заметил Николай, когда Лера в один присест умяла кусок яблочного штруделя, корзиночку с кремом и эклер, обильно политый темным шоколадом.

Она взглянула на него с подозрением – издевается или взаправду так думает? Однако на пресном, невыразительном лице кавалера не отразилось никаких эмоций.