– Лалик, ну ты даешь! – Марта аккуратно потрогала застывающий на лице ярко-розовый, плотный на ощупь пластилин маски. – Зачем тебе иранец? Они же мусульмане! Куча жен, детей, шариат с его безумными законами, дискриминирующими женщин, и все такое прочее… У этих арабских шейхов, как правило, крыша набекрень. А потом, вдруг он террорист!

– Он не мусульманин, не араб и не террорист. Скорее гедонист, насколько я поняла. И эпикуреец. К тому же нельзя всех стричь под одну гребенку!

– Уже проще. Но тебе что, наших мужиков мало?

– А то ты не понимаешь! Марта, сама подумай: наши, они все какие-то ущербные: или объевшиеся, или слишком голодные, или…

– Короче, слишком много «или».

– В нем есть что-то необычное, волнующий запах Востока, огня… Знаешь, именно в Иране зародился зороастризм^[2].

– Тебя привлекает необычный антураж, милая? – Марта затянулась сигаретой и медленно, с наслаждением выпустила дым.

– На фоне незамысловатого перепихона? Безусловно. Но не только. Мне кажется, в нем много настоящего, мужского, подлинного…

– Значит, твой теперешний перепихон проходит под зороастрийские заклинания? Или он прижигает тебя в процессе каленым железом? – Марта ухмыльнулась. – Не обращай внимания. Я за тебя рада. Просто у меня такой юмор.

– Не извиняйся. Знаешь, мне тут Федя позвонил. Предложил начать все сначала, я чуть с постели не рухнула поутру от его звонка.

– А ты?

– Я его послала.

– Куда ж дальше-то? Он и так вроде… – Марта попыталась хохотнуть, но тут же вспомнила про застывающую маску и ограничилась незначительным смешком.

– Я наконец поняла, что все кончено, и освободилась. От него, от его мамаши с истеричной Жужей, от себя прошлой… Уф! Как же мне хорошо! – Лала вытянулась на кушетке и закрыла глаза. – Начинаю новую жизнь! Ты мне лучше расскажи, что у тебя?

– Да то же, что и всегда. Абдулло гонит меня в Париж за новыми экспонатами и грозится потом направить в какую-то тьмутаракань, где якобы сохранилась икона Рублева. Никакой личной жизни.

– А он сам к тебе не подкатывал?

– Нет. Нариманыч мужик умный. Понимает, что если мы переспим и поссоримся, он потом долго будет специалиста искать. К тому же у него одноразовых шлюх и так предостаточно. Жена терпит. Что еще надо? Подозреваю, что в большую и светлую любовь, при его деньгах, он не верит. Что в принципе правильно. Здоровый цинизм только на пользу.

– Марта, а ты в любовь вообще веришь?

– Да как тебе сказать… В глубине души, конечно, хочется, но вот если посмотреть вокруг… Любой провинциальной девочке, приехавшей за мечтой в образе мужика на лимузине с «лимоном» за пазухой, хочется такой любви… Но она же за ней сюда ломанулась. Не осталась в своем Зажопинске, где по ней мальчики сохли, хоть и целовалась с ними по пьяни на школьном дворе… Полюбить короля каждый может. Ты вот поди полюби бомжа– может, он профессор или хотя бы кандидат наук бывший. Отмыть его, так прекрасным человеком окажется…

– Ага. Так по твоим словам, мой Феденька просто золото!

– В некоем роде – да. Не бомжует, работает, мамочке «на здоровье» деньжат высылает… Мы все, Лалка, не чудо природы. Обычные люди, с кучей проблем. Хотим, чтобы нами дорожили, а сами… Сами мы мало труда прикладываем к личным взаимоотношениям. Одни претензии. Я много думала об этом. Пыталась понять, что во мне не так, раз я до сих пор не замужем.

– Поняла?

– Отчасти. У меня мужской ум и склад характера, как и у тебя, впрочем. Я не люблю склок, необязательности, рассусоливаний. Не люблю пустых обещаний и расшаркиваний. Но в то же время я женщина. Мне нужны комплименты, романтика, сказка… Подмигнули, потрахались и разбежались – не для меня. Иногда бывает, но, в целом, стараюсь этого избегать. А мужики, интересные и небедные, не имеют времени, сил и желания на павлиньи церемонии, рыцарские поступки и прочее. Знаешь, только женщина может понять, чего хочет женщина. Но, к сожалению, я не лесбиянка. Мужиков люблю.

– Ты сама себе противоречишь. По твоим словам, любить не за что, так, может, попробовать другой вариант?

– Пробовала. Не торкает. Не возбуждает. В последнее время мой азарт связан с работой. Сублимирую.

– Тебе проще. Мои статьи такого удовольствия мне не доставляют.

– Начни писать романы, Лалка.

– Про что? Про нежные поцелуи и разверстые раковины нежнейшей плоти? Я тебя умоляю. Мне сразу заржать хочется или зевнуть, как минимум.

– Слушай, а у твоего Фархада друг есть? Или брат? Может, мне тоже, а?

– Не знаю. Мы с ним вдвоем…

– И как он?

– Мы просто гуляем, разговариваем…

– Ну ты даешь. Кому рассказать, так не поверят! Чтобы светская львица Евлалия гуляла по городу за ручку с жарким самцом Востока – и ни-ни…

– Ты только никому не рассказывай. У меня иногда такое чувство, что я в его присутствии в гипнотический транс впадаю. И чувствую себя тринадцатилетней девчонкой, которую искусный Казанова развращает совершенно неведомым образом…

– М-да… Завидую…

– Прикольные ощущения… Хотя я иногда боюсь потерять над собой контроль. Вот как ежик. У него есть иголки, а есть мягкий животик. Стоит не вовремя расслабиться, и всё…

– Тут советов не дашь, Лала. Поступай, как тебе интуиция подсказывает.

– Девочки, пора продолжать процедуры, – подошла к подругам косметолог Марина. – Прошу вас.

– Потом поболтаем. У меня еще вечером встреча назначена, – подмигнула Марта.

– Надеюсь, не по работе? – подколола Лала.

– А это уж как получится. При любом раскладе – кандидатура стоящая.

– Тогда удачи, Марта.

– И тебе. Кстати, я тебя жду на открытие выставки Ламбье в среду. Наше новое чудо.

– Постараюсь заглянуть.

– И своего зороастрийца захвати. Я любопытная.

– Ладно, если он не занят…

– Для тебя время найдет, не сомневайся.

– До встречи.

Лала думала о жизни, вернее, о смерти. Еще с детства, сколько себя помнила, факт конечности человеческого бытия пугал ее до истерик. Как такое возможно, что она, единственная, со своими мыслями, родинками, неповторимым узором линий на ладонях, вдруг перестанет существовать?! Она смотрела на проходящих мимо людей, снующих, жующих, смеющихся, нахмуренных, и недоумевала. И каждый из них точно такой же центр вселенной, у каждого точка отсчета начинается с него самого, с сердца ли, головы, таинственного места гнездилища души… Именно тогда ей пришла в голову мысль о том, что, может быть, детей лучше не заводить вовсе: кто никогда не рождался, никогда не умрет, а значит, не испытает томящего, сжигающего изнутри ужаса конечности бытия. С другой стороны, говорят, что каждый продолжается в своих детях… Что же, и маньяки, и киллеры, и великие злодеи продолжаются так на генетическом уровне? И возможно, когда-нибудь эти самые гены сложатся в той же самой комбинации? А как быть с поиском второй половинки? На каком уровне она в итоге находится? Что там должно совместиться, притереться и слиться в единое целое? Душа? Тело?

В физическом плане слиться можно с кем угодно и даже породить новую жизнь, а на духовном? У каждого ведь свои тараканы в голове, свои скелеты в шкафу, комплексы… Как найти того, чьи недостатки не будут бесить и выводить из себя? И наоборот. Взять Федора, к примеру. Неплохой мужик, но с ним неуютно и одиноко, он словно большой неуклюжий пес с уродливой головой, которого нужно водить на строгом ошейнике, чтобы держать под контролем. Но ей, Лале, совершенно не хочется подобной ответственности. Ей желается, чтобы кто-то взял на себя заботу о ней, пекся, беспокоился, ухаживал… А Фархад… Но сможет ли он? Не окажется ли потом, что все это просто дешевый антураж, картонные декорации, сколоченные наспех для незамысловатого цирка шапито и тут же разобранные после представления? Нет-нет, нельзя ни в коем случае открывать мягкий ежиный живот для ласк, в руках гладящего в любой момент может оказаться скальпель, который безжалостно рассечет тонкую нежную плоть, вспорет брюхо до потрохов. А она не в силах больше позволить боли затоплять ее всю, выворачивать наизнанку, уничтожать… Иногда кажется, что до подступающего безумия не так уж далеко, оно тут, рядом, таится в подсознании, в закрытой его части, но сколько микрон отделяют эту ненадежную оболочку от сознания в целом? Инстинкт самосохранения вопит об опасности денно и нощно. Ну ладно. Допустим. И что же? Так и жить, всего боясь, без любви, радости, адреналина? Оглядываться вокруг и пестовать свой страх? Может, махнуть рукой, типа «ну и хрен с ним», и отдаться воле страстей? Зато жить, чувствовать, смеяться, плакать, летать? Лала не могла найти для себя ответа.

Она постоянно, вновь и вновь, возвращалась к этим вопросам и опять шла по кругу, как старенький пони в зоопарке, обреченный вечно катать детей по раз и навсегда заведенному пути.

Фархад бережно положил бархатную коробочку в карман пиджака. Сегодня он предложит Лале стать его женой. Он так решил, когда, поддавшись спонтанному желанию погадать, достал томик стихов Хафиза. Книга открылась на следующих строках: «Ты говоришь, что от твоей любви тебя отделяет тысяча преград. Но на самом деле вас разделяет лишь тонкий занавес – отодвинь его и иди к ней». Это пророчество, данное ему Аллахом. Пусть он и атеист, но в нем кровь персов, а значит, Хафиз помог ему принять решение. И это правильно. В последнее время Фархад стал задумываться о том, что истинный ислам не является сводом религиозных догм, а заключает в себе любовь. К человеку, миру и его красоте. Догмы придумывают люди, Коран интерпретируют люди, а они несовершенны, в отличие от Аллаха. И все-таки хорошо, что его семья, а главное, младшие сестры Фатима и Бехназ живут в Тегеране. Чистые, наивные девочки, не испорченные западным миром. Как тяжело женщине, когда на ней лежит необходимость работать, вместо того чтобы заниматься домом и детьми! Женщину нужно холить и лелеять, беречь от дурного влияния, тяжелой работы. Жизнь должна быть праздником, а трудиться и зарабатывать – природой предназначено мужчине. А насчет хиджаба… В отличие от открытых европейских нарядов он настолько сексуальнее… Представлять, что таится там, под ним, какие восхитительные изгибы женского тела – гораздо интереснее, чем видеть вываливающиеся из декольте силиконовые дыньки, жухловатые и изрядно поиспользованные другими. Фархад где-то читал статью о том, что, в отличие от европейцев, у персов практически отсутствует проблема с потенцией. Интересно, что скажет отец, когда узнает о его намерении жениться на русской? Наверное, пошутит: «Решил пойти по моим стопам?» А мать только улыбнется и скажет: «Будь счастлив, сынок». Зато девчонки точно замучают расспросами и будут требовать, чтобы он как можно скорее вез невесту в Тегеран, знакомиться. Лала даже не представляет себе, что ее ждет! Какие смотрины! Изо дня в день будет наезжать куча любопытствующих родственников… Мать будет накрывать софре^[3] и сновать на кухне, пытаясь накормить всех. А потом, потом любимую можно будет провести по городу, показать, насколько он величествен и красив. Площадь Азади, Национальный музей Ирана, мечеть имама Хомейни, Сад Абад, Ниаваран, Голестан…

Лала упоминала, что интересуется зороастризмом. Можно свозить ее в Йезд – самый знаменитый центр зороастризма в Иране. Старый город так красив… А жемчужина его – комплекс Амир-Чакмак на центральной площади. Гармоничный, пропорциональный, с ажурными башнями-минаретами, устремившими свои молитвы ввысь, к богу. Во время полуденного азана^[4] мелодии переливаются, сливаются, расходятся, и все это звучит так торжественно и сакрально, что хочется присоединиться к радостному восхвалению мира, славящему торжество жизни на земле. А самым главным сюрпризом для Лалы будет храм Атешкаде. Насколько Фархад помнил, зороастрийцы непрерывно поддерживают в нем огонь с 470 года… У входа – хранящий покой святилища верховный бог – Ахура Мазда. Три ряда перьев на его крыльях означают главный принцип зороастризма: «добрая мысль, доброе слово, доброе дело». На самом деле большинство положений любой религии направлены на добро, только вот человек настолько несовершенен, что постоянно грешит, нарушает заповеди, поддается искушениям. «Стоп-стоп-стоп… – остановил себя Фархад, – и что это я принялся нудеть и философствовать? Я ж и сам, гм… не непорочен. А… из-за сестер… Да… Точно надо жениться, а то, похоже, я скоро стану старым брюзгой».

Телефон завибрировал, информируя о доставленной эсэмэске. Фархад открыл сообщение и поморщился: «Милый, ты совсем меня забросил. Жду тебя сегодня в гости. Возражения не принимаются». Его бывшая любовница Света обладала завидной настойчивостью и перла через любые препятствия не хуже танка Т-10М или как минимум КамАЗа. Ее груди, словно два крупнокалиберных пулемета, оказывались нацеленными на жертву, мгновенно понимавшую: сопротивление бесполезно. Дальность прямого выстрела оказывалась достаточно большой, а исходящая энергия и ударная сила – сокрушающими. Как и пресловутый танк, имея достаточно крупные габариты, Света обладала хорошей подвижностью, поворотливостью, проходимостью и, можно сказать, пройдошистостью. Она могла проникнуть куда угодно, пройти через любые препятствия, при этом, благодаря исключительной гибкости понятий, не испытывать угрызений совести. Ее моральные основы отличала высокая степень эластичности без каких бы то ни было последствий для психики, что определяло весьма широкий диапазон жизненных принципов, придавая им сходство с каучуком. Да и сама Света была вся жестко-упругая. Когда Фархад гладил ее тело, ему казалось, что кожа девушки сама отталкивает его руку. Странные ощущения. Непонятные и не слишком приятные. Что делать? Позвонить и отказаться? Или просто проигнорировать? Ввязываться в эту историю заново означает принять ее правила игры. Проигнорировать? Возможно, Светлану это только разозлит, и она начнет преследовать его, мстить, что доставит ему излишние неудобства. Лучше всего встретиться с ней, поговорить и как-то пояснить, что он ее недостоин, не ущемляя эго каучуковой барышни. У Фархада сразу появился неприятный ватный привкус, будто его рот набили хлопком, который нужно как-то прожевать, а потом еще умудриться проглотить комковатую, плотную массу. Он, нехотя нажимая кнопки, отправил ответное сообщение: «Сегодня не могу – важная встреча. Буду завтра». Практически мгновенно пришел ответ: «До завтра, милый. Жду. Скучаю невозможно». Так он и поверил. Ага. Ладно, разруливать эту житейскую историю будем потом. Сегодня – главное для него в другом. И нечего портить себе настроение в такой день.

Светлана в это время обдумывала проект своей новой жизни, тесно связанной с Фархадом. Ее незатейливый ум выискивал возможность удачно выйти замуж, чтобы наслаждаться жизнью во всех ее проявлениях. Тянуть лямку, ишача на дядю, до скончания века трудясь в каком-нибудь НИИ или на производстве, смысла не имело ни малейшего. Так легко было разочароваться и в себе самой, а это в ее планы не входило. Заработать на светлое будущее самостоятельно не получалось. Следовательно, необходимо найти успешного бизнесмена, который сможет все это преподнести с поклонами и светом великой любви в глазах. Но на дороге такие не валяются. Как правило, они уже все разобраны и находятся под строгой охраной дам «за дцать» или молоденьких прошмандовок нимфеточного разлива. Впору было опустить руки, обабиться, но тут на горизонте появился жаркий иранец, идеально подходивший для осуществления ее планов. Такой шанс грех упускать. И Света собралась с силами. Она решила, что любой ценой приберет к рукам это чудо, нежданно-негаданно попавшееся ей. Если для этого придется стать актрисой – ну что ж… Дело нехитрое. Да и сам экземпляр такой, что и впрямь при виде него внутри разгорается что-то теплое и приятное. Свету даже начинало потрясывать, и казалось, что внутри у нее вместо позвоночника высоковольтный кабель по которому пульсирует что-то мощное. Тем не менее она не пугалась, старательно игнорируя непонятные ощущения, а только страдальчески морщилась, следя, чтобы ее состояние не заметил объект ее стараний. Щекастое личико в эти мгновения наливалось нездоровым румянцем, и даже уши начинали полыхать багровым цветом.

Мысленно она уже представляла себя замужней дамой с кучей вихрастых и лопоухих мальчуганов, усыпанных солнечными поцелуйчиками – веснушками. Она словно смотрела на себя со стороны и радовалась. Радужная картинка была гораздо приятнее и гламурнее, чем реальность, в которой ей приходилось работать медсестрой в стоматологической клинике. Простерилизовать инструменты, щипцы и щипчики, смешать состав для пломбы, очистить и промыть запачканные кровянистой слюной эмалированные лоточки, поменять салфетки и прочее – несложно, но как-то неприятно. Свете казалось, что все зубные врачи – садисты, получающие удовольствие от мучений пациента. А когда за это еще и платят – то и вдвойне. Мучения ли толстощекого густо-розового толстячка с небольшой лысинкой, или тонкокостной сухопарой учительницы начальных классов в колготках Тушинской фабрики, или полнокровного бутуза, орущего так, что напрочь закладывало уши, – являлись для нее лишь раздражающим фактором, тогда как врач Инесса Павловна явно наслаждалась процессом. В перерывах между пациентами врач смолила тонкие сигареты и с томным видом бросала в пространство фразы: «Основные принципы лечения – это дезинфекция, очистка и герметичная обтурация корневого канала… По своей сути пародонтит является завершающей ступенью развития гингивита, то есть запущенный гингивит переходит в пародонтит…» У Светы возникало чувство, что ее начальница таким образом заклинает пространство, произнося эти фразы для уловления эмоций как пациентов, так и персонала. Она замечала, что приходящие раздеваются медленно, но суетливо, долго прикидывают, куда пристроить сумки-клатчи или разбухшие от бумаг бокастые портфели, мнутся и топчутся перед креслом, прежде чем с силой выдохнуть и улечься в пыточное ложе, распяленное в кабинете. Зато одеваются гораздо сноровистее, стремясь как можно быстрее унести ноги из злополучного места, где царит полное отсутствие какой-либо свободы и властвует только Инесса Павловна. И вот именно из этого мрачного царства и жаждала вырваться бедная Света, которой подобное существование осточертело почти сразу, как только она перешагнула порог этого заведения.

Из-за треклятой стоматологии Света даже перестала любить падающий крупными хлопьями, красиво искрящийся в свете фонарей снег – он напоминал ей цинк-эвгенольный цемент, композит светового отверждения, или препарат для мумификации пульпы. Девушке стало казаться, что всеми этими запахами она пропиталась насквозь. Даже ее нижнее белье отдавало фенолом, камфорой, цинком и прочими веществами с ярко выраженными стоматологическими запахами. Она начала курить, чтобы отбить неприятный душок хоть немного, но потом бросила, поняв, что это ничего не дает. Светины же амбиции в данном заведении растворялись, размывались и становились эфемерными. Перспектива отдалялась и уплывала за горизонт. Ухватить удачу за хвост виделось уже маловероятным, но вдруг подвернулся Фархад, случайно заглянувший в клинику проверить состояние своих ослепительно-белых зубов. Инесса Павловна чудесным образом оказалась на длительном перекуре, и Света не упустила возможности распушить хвост. Весьма удачно, так как иностранец попросил-таки ее телефон и обдал жаркой многообещающей улыбкой. Кстати, ему удалось избежать вмешательства в идеальную полость рта, поскольку разочарованная врачиха не смогла обнаружить область применения своим инструментам.