2.

Аня открывает дверь квартиры, запах жареного бьёт в нос.

– Ну что, Анют, как прошло?

Аня расшнуровывает ботинки.

– Что, с матерью поговорить не хочешь? – Анастасия Евгеньевна выходит в коридор.

На ней, как всегда, юбка до колен, блузка застёгнута на все пуговицы, поверх – белоснежный передник.

Аккуратное каре и идеально уложенная чёлка, словно женщина прилетела из Америки эпохи идеальных домохозяек. И в то же время – главный бухгалтер в международной корпорации, «второй человек после генерального», как она иногда «ненавязчиво» упоминает.

– Мама, ну что – как? Никак.

И теперь же не отстанут, пристроют её к Ване, Викиному муженьку, писать чушь вроде:

идеальное платье для вашего особенного вечера, тонкий шёлк грациозно струится по ногам, в меру глубокое декольте оставляет простор воображению избранника

Аня входит в свою комнату, дверь захлопывается слишком громко.

– Явилась! Мать-то тут при чём? А я курицу пожарила! – хлопает дверь в комнату матери, ухают книги на полках в комнате Ани.

В третьей комнате за столом, заваленным папками, стопками бумаг, книгами, сидит отец. Он, возможно, мог бы и спросить, как прошло собеседование, но наверняка передумал, услышав повышенные тона и хлопки дверями. Как он обычно выражался: «бабы снова орут, две истерички». При слове «отец» первая картинка, которую видит Аня: его спина и захлопывающаяся дверь в его комнату. С каждым годом Аня заходила в эту комнату всё реже, чуть ли не неделями могла с отцом не видеться, живя с ним в одной квартире. Аня помнит какое-то совместное времяпрепровождение в детстве: куда-то он её возил, как-то с ней разговаривал – и всё как будто закончилось в момент, когда Аня начала взрослеть и превращаться в женщину. Она хорошо помнит, как надела летом топик, сквозь который уже явно просвечивала подростковая грудь, они должны были ехать с отцом в кино, но он бросил на неё такой брезгливый взгляд, что Ане тут же захотелось одеться как минимум в куртку, а лучше – вообще исчезнуть. Тогда он не взял её с собой, и больше с тех самых пор не брал.

*

Аня изучает вакансии, но ничего похожего на «Арт энд блад» нет. Требуются копирайтеры к рекламщикам, журналисты-новостники, официанты и бариста. И ради этого она защитила магистерскую и вернулась в Минск? Целыми днями Аня валяется в кровати, смотрит сериалы, обновляет сайт с вакансиями. Деньги заканчиваются, лишний раз она избегает ездить на метро, почти везде ходит пешком. Подруги иногда угощают напитками в кафешках, но и их терпение заканчивается. У родителей просить наличные Аня не может, хотя из холодильника еду берёт.

Сходила на собеседование на администратора в галерею современного искусства. Ей не перезвонили.

Проходит ещё пара недель, и не признать уже невозможно: условия, которые предлагает Иван, и правда щедрые на фоне всего остального (куда её даже и не зовут).

Как только Аня произносит это матери и видит выражение ликующей правоты на её лице, сразу хочется передумать.

3.

Офис Ивана: бледно-жёлтые стены, как в школе, два ряда составленных впритык столов, некоторые отделены друг от друга пластиковыми перегородками. Людей много, но они не разговаривают, а открывают рты и шуршат.

Женщина с жёлтыми крашеными волосами и облупившимся красным маникюром шёпотом объясняет Ане, как работает админка сайта, куда заливать тексты, как прописывать html title и description страницы. У неё изо рта пахнет выпитым только что кофе, сидит она слишком близко.

Вибрирует телефон, Аня извиняется и выскакивает в коридор.

– Анна? Горелочкина? – говорят громко и энергично. – Это из «Арт энд блад». Ты ещё хочешь у нас работать? Есть место на таможне, интересно?

– Д-да.

– Подъезжай завтра к одиннадцати утра, введём в курс дела, – короткие гудки.

Возвращается в кабинет, губы невозможно заставить стянуться обратно.

– Парень позвонил? – понимающе кивает женщина.

– Не совсем. Знаете, мне, пожалуй, нужно уйти. И я, скорее всего, сюда уже не вернусь. Ивану передайте, пожалуйста.

Аня сгребает пуховик и выскакивает на улицу. На крыльце обматывает шею шарфом, надевает шапку, дотягивает молнию до подбородка. Ну что, «Арт энд блад», here I come!

4.

– А вот и наша Аня!

С порога её встречает светящаяся в лучах солнца девушка с волнистыми волосами до лопаток и красивой фигурой, подчёркнутой обтягивающими джинсами и жакетом до талии. Представляется Венерой, помощницей арт-директора фестиваля «Искусство ради искусства».

То, что предстоит работать именно на этом фестивале, для Ани новость. Работа на таможне – сказали по телефону, а Аня и не выяснила, что вообще надо делать.

Большое помещение с несколькими столами, стен почти не видно за театральными афишами. Прямо напротив входа и слева от него – две тяжёлые деревянные двери.

Венера проводит Аню мимо людей, не обращающих на неё внимания, и распахивает дверь слева.

На стене белеет растяжка с фигурными красными буквами:

Дирекция фестиваля визуальной культуры и перформанса «Искусство ради искусства»

Плакаты и афиши повсюду: Art Basel, La Biennale di Venezia, Московская биеннале современного искусства… На одном из плакатов изображено огромное серое здание, всё такое официозное и помпезное, а перед ним пьедестал: на таких обычно стоят статуи героев, но здесь вместо статуи… огромная рука с обрезанными пальцами, кроме одного, гордо торчащего вверх – среднего. Маленькими буквами в нижнем углу подписано: «L.O.V.E.» by Maurizio Cattelan.

Это знак! Это же точно знак. «Фак ю, фак ю вери вери ма-а-а-ач», – играет в голове что-то из Лили Аллен. Это её, Анин, средний палец торчит так гордо и решительно, ха!

Ещё плакат – совсем небольшой, со всех сторон как будто спрятанный, что неудивительно! Имя художницы – Dorothy Iannone. В центре изображена обнажённая женщина, её правая рука поднята вверх, соски нарисованы очень ярко, а вульва в треугольнике волос – розовая, крупная, решительная. Вокруг женщины – другие обнажённые люди, их тела сплетены в самых разных позах.

Аня краснеет, отводит глаза, есть в этой картине что-то ужасно стыдное, отталкивающее, как будто она часть какого-то другого, параллельного мира, в который Ане доступа нет.

закупоренная

Слово волной прокручивается в голове и исчезает.

«The next great moment in history is ours», – гласит надпись сверху.

«Наш, наш, наш!» – кричит что-то внутри Ани.

И вся стена – в таком! Яркие, разные, сногсшибательные картинки. Аня всматривается в имена художников, пытается заучить на память, чтобы вечером дома погуглить их всех. Мышцы икр и ступней сокращаются и расслабляются, большие пальцы ног пляшут, надёжно скрытые мартинсами.

За одним из столов сидит мужчина, Аня видела с ним несколько интервью на Youtube. Пётр Дубовский, бессменный куратор «Искусства ради искусства». К его уху прислонена трубка, он слегка поворачивает голову и машет Ане, не переставая говорить:

– …творчество Абрамович – это не просто сидеть весь день и смотреть людям в глаза! Вы ознакомьтесь с этой кинокартиной, «В присутствии художника», там прекрасно показано, как филигранно, до фанатизма, Абрамович продумывает каждую акцию, каждый свой перформанс.

Венера проводит Аню за свой стол и что-то говорит, но Аня слышит только:

– …и она основательно работает с телом и собственной энергией. «В присутствии художника» – это не абы кто сел и предлагает вам в глаза посмотреть, нет! Люди рыдали после этой акции, она с ними совершенно невообразимые вещи творила одним своим взглядом!

– Аня, Аня? Я тут, алё! – у Венеры резковатый, но приятный смех. – Петеньку заслушалась? Понимаю, – синие глаза Венеры блестят, – но давай всё ж о таможне поговорим, ладно?

Аня усердно кивает, блокнот и ручка наготове, записывает:

экспресс-почта картины фотографии фильмокопии арт-объекты реквизит для перформансов

посылки – на таможню Я – ВСЁ (жирно подчёркивает это слово) доки для посылок и по таможне

Рука устала, Аня не пишет, слушает, кивает. Как всё запомнить? Инвойсы, накладные, таможенные процедуры, импорт – временный ввоз…

– Заполняешь заявления, берёшь у Фаины Петровны деньги на билеты и едешь на таможню. Там тебе нужно получить пропуск. Будь готова к очередям.

Звонок телефона прерывает разговор, Венера выдвигает ящик стола, ищет что-то среди ручек, бумаг, карандашей, визиток. Нащупывает картонную коробочку с надписью Gillette, смотрит на неё удивлённо, кидает в мусорку и продолжает поиск. Находит нужную визитку, выходит из кабинета. Дубовский успел куда-то испариться. Аня аккуратно достаёт из мусорки коробочку с лезвиями и кидает в свой рюкзак.

Белый шкаф во всю стену забит каталогами выставок, театральных и кинофестивалей, биеннале… Сколько выставок «Искусства ради искусства» Аня впитала, будучи школьницей и студенткой, сколько открытий о себе и о мире благодаря им было сделано! А ведь эти же люди проводят и театральный фестиваль «Слёзы Брехта»! Ради спектаклей Аня специально моталась на день-два из Варшавы в Минск, иногда даже родителям не говорила, что приехала, ночевала у подружки.

Аня вытягивает прошлогодний каталог «Слёз Брехта», открывает на случайной странице. На фото – лохматый кудрявый мужчина в растянутом свитере. Танцует, глаза прикрыты. Аня знает этого мужчину, она видела этот спектакль – «Орхидеи» итальянского режиссёра Пиппо Дельбоно. Он в тот вечер словно вспорол Ане живот, бережно вытащил кишки, печень, почки, сердце, что-то с ними сделал, как-то по-особенному их погладил, и так же заботливо уложил обратно.

На видео, проецируемое на огромный, на всю сцену, экран, лежала старушка с тоненькими, прозрачными руками. Мама Пиппо умирала в больнице и прощалась с сыном, а он рыдал и продолжал снимать это на камеру телефона. И потом включил видео в спектакль, а сам танцевал странный танец любви, отчаяния, прощения и прощания. Критики потом ругали его за «запрещённый приём», называли это дешёвкой, вульгарщиной, манипуляцией.

А Аня влюбилась. В такую жизнь, в такое искусство. Где боль можно сделать красивой, где через скорбь приходишь к бесценности жизни. Аня вышла из зала, лицо было залито слезами, она не помнила, как оказалась дома.

«Честь, честь, честь – это такая честь», – стучит в голове, пока Аня медленно перемещается по кабинету, всматриваясь в детали.

– По рюмашечке в честь почина? – возвращается Венера и снова улыбается.

Аня кивает, Венера достаёт из шкафа бутылку вина и два пластиковых бокала. Разливает вино по бокалам, протягивает Ане.

– Добро пожаловать в «Арт энд блад», Аня!

Расслабление растекается по телу.

вот оно – моё место